Меняя завтрашний день
Шрифт:
Альвгерд, родная сестра его матери, увидев, в каком состоянии Сигурд, принялась немедленно взывать к Эйр, моля её о скорейшем и полном выздоровлении племянника. Вигульф, двоюродный брат отца, разобравшийся с ситуацией в Харальдхейме, с мрачным лицом сидел за столом возле Сигурда.
— Как всё-таки умер Харальд? — негромко спросил он, наклонившись к Сигурду. — Я не верю, что этот старый вояка слёг от укола кухонным ножом, которыми пользуются франкские удальцы!
— Мы причалили к берегам франков, — спокойным голосом рассказывал ярл, сидя во главе стола с уже привычным отсутствующим выражением лица. — Перед походом на поселение, на нас напали люди, поджидавшие в лесах, окружавших жалкую кучку домишек, в которых и поживиться-то было нечем! Сначала победа была на нашей стороне и нам удалось разбить этих растерявшихся местных оборванцев, но к ним поспешила подмога — это были всадники на тонконогих лошадях, перекрывшие обратную дорогу. Со стороны леса летели стрелы, их было так много, что наши щиты скоро были усеяны ими. Нас было меньше, и, попав в засаду, мы не намеревались отступать, но силы были неравны. Отца окружили два всадника и стали теснить его с дороги, пока он не упал, пронзённый стрелой. После этого я велел отступать и уже на драккаре мы вытащили наконечник стрелы. Храфнхильд сказал, что он был отравлен. В дороге отец умер, несмотря на все наши мольбы богам. Мы развернули драккары и снова вернулись на тот берег, когда на землю уже опустилась ночь. Под её покровом, невидимые и неслышные, мы прокрались к деревне и подожгли её. Она сгорела в мгновение ока и люди гибли от огня и от звона наших мечей, Вигульф. Следующим днём мы со всеми почестями похоронили Харальда, отомстив накануне похорон тем, из-за которых нас постигло это горе. Пусть ему покровительствует Один, приняв его в чертоги Вальгаллы.
Вигульф в задумчивости теребил длинный ус, слушая короткое повествование Сигурда. Дослушав рассказ, он молча кивнул и залпом осушил высокую кружку с пивом.
— Ещё не собираешься обзаводиться семьёй? — поинтересовался он, заметив, как к племяннику подошла молодая пухленькая рабыня с кудрявыми, цвета верескового мёда, длинными волосами, и нежно посмотрела на Сигурда, наполняя его позолоченный кубок привезённым элем.
— Не думаю, что сейчас подходящее время для этого, — Сигурд посмотрел вслед уходящей Вике. — Урожай нынче был очень скудным, рыба отошла от берегов, улов в этом году был совсем небольшой. Благо дело, у нас достаточно рабов, надеюсь, их до начала времени сбора яиц и солнечного месяца сеттера будет чем кормить. А после этого можно подумать и о женитьбе, дядя.
— А как же сестра твоя, Снёлауг?
Сигурд посмотрел на сестру, сидевшую, по обыкновению со скучающим выражением лица, и совсем не слушавшую то, что говорила ей Альвгерд. Пепельно-серебристые волосы Снёлауг были распущены по плечам, она рассеянно теребила в руках висевшие на шее стеклянные бусы, уставившись взглядом в стол.
— Снёлауг пока не изъявляла желания связать себя законным браком с кем-нибудь из достойных мужчин, — нехотя отозвался Сигурд и отпил эля из кружки. — Она пытается оставаться ребёнком, надеясь, что это даёт ей право на то, что её проделки будут и дальше сходить ей с рук. Да и все считают её легкомысленной и неспособной пока что быть полноправной хозяйкой дома, которая целыми сутками любуется собой и плетёт венки из цветов! А то и вовсе пропадает с утра до вечера, гуляя по лесу.
— Разве Исгерд не сумела наставить девушку?
— Моя мать после смерти отца была убита горем. Снёлауг к тому времени минуло пятнадцать зим и подошло время задуматься о её дальнейшей жизни. После смерти отца мать изъявила желание поселиться отдельно, Вигульф. Я одобрил её просьбу, и она перестала жить в Харальдхейме и навещать нас. Немногим позже мать упала со скалы в море и умерла.
— А другие женщины?
— В отсутствии Исгерд домом управляла Кольгрима — она когда-то была рабыней, но отец освободил её и оставил жить в доме. Она не оказывает никакого влияния на Снёлауг, тем более, что она уже стара и ей не под силу справиться со столь буйным и строптивым созданием, как моя младшая сестра.
— Может ли Снёлауг совершить поступок, опорочивший род?
— Я не знаю, Вигульф. Дома она тиха и спокойна, во дворе она дерзкая и непослушная, а переступив за ограду, я не знаю, какой она становится, какой видят её люди.
— Разве до тебя не доходят слухи, если они есть?
— Нет, дядя. Пока о проделках Снёлауг известно лишь только в Харальдхейме.
— И всё равно что-то в этой девчонке не так, — задумчиво пробормотал Вигульф, продолжая теребить кончик длинного уса. — Непростая она.
— Не спорю, — согласился Сигурд и стал искать глазами Вику. Он обнаружил девушку, убирающей со стола поднос с остатками мяса. Вика улыбалась шуткам викингов, сидевшими за столом, однако, не позволяла им никаких вольностей в отношении себя. Почувствовав укол ревности, Сигурд отвернулся, на мгновение ощутив отвращение к себе. Он всё время откладывал час, когда собирался разобраться со своими мыслями и чувствами, в особенности решить вопрос с его чувствами к этой девушке, которая была предана ему и ничего не требовала взамен. Но медленно ухудшавшееся состояние здоровья наталкивало его на совершенно другие размышления, и он забывал о доме, о своей дружине, о родителях, сёстрах, и о той, которую любит, не желая признавать в себе эти чувства, считая их слабостью.
С приездом родственников, в доме произошло заметное оживление. Вигульф вместе с мужчинами занялся починкой лодок, чтобы с наступлением весны оправиться ловить рыбу у других берегов. Альвгерд, оставив попытки перевоспитать Снёлауг, занялась домом, старательно следя за чистотой в его помещениях и за качеством приготовляемой пищи.
Вигульф скоро узнал про отношения Сигурда с рабыней и задал напрямик вопрос ярлу по поводу освобождения девушки. На этот вопрос Сигурд ответил неоднозначно, пообещав рассмотреть его с наступлением весны, словно тогда должно было свершиться нечто важное, имевшее особое значение для ярла. Вигульф замечал, как слабеет его племянник, встречая его по утрам, выходящим из спальни. На людях Сигурд держался бодро, был даже весел, но неведомая болезнь подтачивала его силы, и он таял, словно на глазах.
Однажды утром, Вигульф застал Сигурда, лежащим на соломенном полу и хлопочущую над племянником Вику, которая пыталась поднять его и прислонить к косяку двери. Подняв на ноги Сигурда, Вигульф заметил необычную бледность, разливавшуюся на лице племянника и испарину, обильно покрывавшую холодный лоб.
Уложив Сигурда на постель, Вигульф стал обыскивать его кровать и нашёл там рыбью кость с вереницей мелко вырезанных рунных знаков, которые местами было сложно разобрать. Аккуратно завернув кость в кусок ткани, он велел девушке закопать его на заднем дворе дома, где находилась уборная. Вика исполнила его поручение, выдолбив ямку в мёрзлой земле и, закопав кость, засыпала её снегом.
Этим вечером он не отходил от ярла, сидя у изголовья постели и наблюдая за его состоянием. К вечеру Сигурд впал в беспамятство, он метался в постели, выкрикивая имена богов и родителей. Иногда его голос понижался до шёпота, и он звал Вику, повторяя её имя до тех пор, пока девушка не приходила и не начинала успокаивающе гладить его по руке.
Глядя на страдания любимого человека, девушка не могла сдержать слёз, которыми мгновенно наполнялись её глаза всякий раз, когда ей казалось, что ярлу становится хуже, или когда мысли в её голове достигали своего апогея, сливаясь в хор визжащих высоких голосов. Вместе с жизнью, наступающая смерть Сигурда забирала с собой большую часть её души, её свободу, любовь, историю и судьбу, над которой девушка была не властна. Она старалась убедить себя в том, что умирающий викинг обязательно поправится и у них есть будущее, однако, Сигурд, лежащий в бессознательном состоянии, не мог дать ей та-кой гарантии. Тупая ноющая боль физически отдавалась в грудной клетке и девушка не могла дышать, задыхаясь у постели Сигурда, покрывая его холодные руки поцелуями и орошая их безостановочно льющимися слезами. Временами, поднимая голову, чтобы взглянуть на него, девушка чувствовала сильное головокружение и снова роняла её на покрывало, продолжая беззвучно плакать.
Альвгерд, собравшись, отправилась за Норой, возлагая на неё последние надежды в исцелении племянника. Однако, как оказалось, Нора давно скончалась от старости, и её тело нетронутым лежало в землянке, присыпанное землёй. Услышав такие новости, Вигульф ещё больше нахмурился, словно начиная догадываться о чём-то.
На рассвете дыхание Сигурда стало еле слышным и торопливым, его грудь словно тряслась в лихорадке. Он лежал с закрытыми глазами, и только его дыхание свидетельствовало о том, что ярл жив.