Межесвет
Шрифт:
Морта чихнула, поднимаясь на ноги, вытерла ладонь о куртку. Богиня вручила экзалтору лампу и скользнула в темноту, а он, последовав за ней в пыльную кладовую, сделал удивительнейшее открытие: это была вовсе не свалка, а настоящая сокровищница. Вдоль стены рядами возвышались статуи из вулканического туфа, золота, бронзы, дерева, слоновой кости, мрамора и стекла, изображавшие людей и животных. Некоторые изваяния, инкрустированные драгоценными камнями, стоили целое состояние. Чуть поодаль лежали разрисованные маски с перьями, полированными дисками, колокольчиками, кружевом, еще дальше располагалась осыпающаяся горка амулетов. Шадрен взял один из них в руки и поднес к лампе: кусочек янтаря на тонкой цепочке, с окаменевшей пчелой внутри. Он бережно положил его на место.
Перед Мортой раскинулось целое море неразобранных предметов, и богиня сидела на лоскуте ткани у его края, на каменном берегу. Водная гладь блестела, переливалась, отбрасывала цветные пятна на ее руки, лицо и одежду. Шадрен поднял лампу повыше, оглядел груду драгоценностей, поразивших его многообразием материалов и форм.
— Что все это значит? — спросил он.
— Есть такое правило, — сказала Морта. Она задумчиво повертела в руках черную статуэтку кошки с ярко-голубыми глазами. — Откажись от своих богов, войдя в Альдолис. — Девочка бросила кошку к амулетам, что-то звякнуло и с шорохом посыпалось вниз. — Некоторые предпочитают каменных идолов, другим по душе портреты мертвецов в золотых медальонах, третьи с рождения носят одну и ту же вещь, и в итоге она начинает владеть ими, а не они ею.
— Они тащили с собой статуи? — изумился Шадрен.
— Представь себе.
— Но ведь это, — он сделал круговой жест рукой, — святотатство. А если их боги истинны?
— Все боги истинны, — серьезно ответила Морта, — и каждый из них ложен.
Шадрен помолчал, обдумывая ее слова. Девочка указала на место напротив себя.
— Садись. Помогай искать.
— Я все еще не уверен, что смогу быть полезен.
Она пропустила это мимо ушей, и экзалтор принялся за дело. Не обнаружив в ближних завалах ничего даже отдаленно напоминающего сосуд, он встал на четвереньки и пополз, разгребая сокровища руками. Клинки, кольца, монеты, части кованых лат, подвенечное платье, расшитое алмазами, на девочку трех-четырех лет, горстка костяных бус, одна хрустальная туфелька, три яблока на серебряном блюдце, красные и твердые, словно кость. Вдруг рука нащупала что-то гладкое и округлое, и он успел обрадоваться, поднося предмет к свету.
Это действительно оказался кувшин, выполненный в форме младенца с открытым ртом. Ребенок был невероятно уродлив, а его разинутая пасть была в несколько раз больше, чем считалось нормальным. Шадрен с трудом подавил желание швырнуть его в темноту. Под руками младенца, сцепленными на животе, была надпись. Экзалтор напряг глаза и стал читать: слова, поначалу казавшиеся незнакомыми, постепенно приобретали смысл. Он шептал их про себя, как заклинание.
На него упала тень. Шадрен поднял голову.
— Этот не годится, — сказала Морта, отняла у него фарфорового младенца и бросила наземь. С грохотом, от которого содрогнулась земля, кувшин разлетелся на обломки. — Дешевая поделка, — вынесла свой вердикт она.
— Ты меня напугала.
— Не трать время зря.
Она отошла, и экзалтор продолжил искать. Время шло, часы пробили пять, затем шесть, а он все еще не обнаружил ничего подходящего. Сосуды попадались, да все не те: Шадрен понимал это и без чужих подсказок. Богиня тоже не сидела сложа руки, хотя он давно потерял ее из виду. Во время поисков Морта производила воистину дьявольский шум, сравнимый с той какофонией звуков, что издает телега дуллахан, полная атрибутов смерти.
Этим завалам не было ни конца ни края. Экзалтор прислонился к стене, чтобы отдохнуть, расслабился и развел затекшие ноги. Лампу он поставил между коленей. Он сидел с закрытыми глазами всего несколько секунд, прислушиваясь к шорохам и бряцанью металла, когда звуки резко стихли. Чье-то теплое дыхание обожгло ухо. У него душа ушла в пятки, и Шадрен подскочил, страшно вытаращив глаза. Узнав Морту, он испустил долгий вздох облегчения и сполз по стене.
— Здесь только ты и я, — сказала она, будто извиняясь. Села рядом. — Ничего?
Шадрен передернул плечами. Богиня сыграла с ним злую шутку, и он сердился.
— Первый раз, когда я встретил твоих сестер, ты назвала их пробирочными.
Он не рассчитывал на честный ответ. Морта ответила не колеблясь:
— Мать не хотела проводить время с отцом, она любила Охотника. Но ей следовало дать потомство, иначе ее существование не имело смысла. Дедушка усыпил мать и обокрал ее. Нону и Дециму зачали в стеклянных колбах.
— А потом?
Глаза богини мерцали в свете лампы. Она обхватила руками колени.
— Потом ей захотелось попробовать.
— Прости, — сказал экзалтор. В ее голосе ему почудилась боль. — Наверное, я должен кое в чем тебе признаться.
— Не стоит. Я знаю.
Он похолодел.
— Знаешь?
— Ты хочешь не Морвену, а Лилит, — произнесла Морта так, словно это было самой естественной вещью на земле. — Иначе зачем тебе о ней спрашивать? И, если уж на то пошло… ты хочешь меня.
Шадрен смутился и отвел взгляд. Он не знал, что говорить и как оправдаться. Ее тело было ангельского происхождения, лишенное половых признаков, но он на него и не претендовал. Его интересовала только кровь, что текла в ее венах.
— Можешь промолчать, — милостиво разрешила богиня. — Отдых закончен.
Он искал этот проклятый сосуд, пока не начали болеть глаза, затем вслепую шарил руками, ощупывая предметы неизвестного назначения. И все это время его терзало чувство стыда и вины, соединенные в той идеальной пропорции, что толкает нас на отчаянные поступки. В итоге Шадрен решил осматривать завалы поверхностно, ходя между ними с лампой в руке. Споткнулся, упал, встал и продолжил поиски. Его взгляд блуждал, ни на чем долго не задерживаясь. Звероловный капкан, который защелкнулся на его ноге и оцарапал ботинок, пустой флакончик в форме песочных часов, еще пахнущий духами, воронья стая на тонких жердочках, отлитая из металла и изъеденная ржавчиной, ворох льняных бинтов, пожелтевших от времени, кремень и трут в резной шкатулке из чистого серебра. Гора писем в разноцветных конвертах, не имеющих ни отправителя, ни адресата. Целое семейство кукол, которым удалили глаза. Осколок голубого стекла с тупыми краями и крошечным флотом на его поверхности: работа настолько тонкая, что, казалось, ее выполнили феи.
Когда гонг ударил снова, он его не услышал. Его окружали сполохи и тени, в ушах стоял непрекращающийся звон, затылок охватывала тупая боль. А потом нога увязла в чем-то податливом и мягком. Экзалтор наклонился, движимый шестым чувством, что наконец-то нашел искомое.
Сосуд с широким раструбом пульсировал в его руках, урчал, как желудок, дергался и сокращался, будто что-то переваривал. Шадрен посветил внутрь и увидел ряды зубов, облитых зеленоватой слизью, ровными кольцами уходящие во тьму. Этот сосуд был глубок, как колодец без дна, и мог вместить всю вселенную. В голове резко прояснилось, экзалтор издал радостный крик, эхом отозвавшийся под сводами.