Межесвет
Шрифт:
Морта появилась немедленно. Ей хватило одного короткого взгляда.
— Это он. Живоглот. — Она взяла у него сосуд, прижала к себе это мерзкое, извивающееся чудовище. Оно сразу притихло, успокоилось, будто ребенок на руках у матери. — Пойдем.
Богиня зашагала вперед. Шадрен не шелохнулся, только смотрел ей вслед. Он и сам рад был уйти отсюда, но оставалось кое-что еще. Кое-что предельно важное.
— В чем дело? — спросила Морта, оглянувшись через плечо.
— Как насчет благодарности? — Он говорил так, будто сплевывал кровь, в глазах стояла мука. — Я… ослабел. Ты знаешь, чего я хочу.
— И у тебя хватает наглости?
Ее голос был пронизан льдом.
— Хватает. Я нравлюсь тебе, — осмелел экзалтор, делая шаг. Он поднял лампу высоко над головой, чтобы видеть ее лицо. Страх уходил, а его намерения крепли. — Я единственный человек, который тебе когда-либо нравился.
— Я не могу удовлетворить твою просьбу, — отрезала она.
— Это не просьба. Это требование оплатить должок.
Молчание повисло в воздухе душной пеленой. Морта плавно опустила живоглота на землю, и он задергался с прежним усердием. Потом она устремила глаза на Шадрена, и в этом взгляде были и злость, и упрек, и холодная ярость. А он жаждал — и не мог противиться этому желанию, каким бы абсурдным оно сейчас ни казалось.
— Я испепелю тебя на месте, даханавар.
— Испепеляй? — предложил он.
И в два стремительных скачка, незаметных для человеческого глаза, оказался рядом. Небрежно отодвинул ногой хрюкающий сосуд, схватил богиню за руки и заломил их за спину. Морта не вскрикнула — он не подозревал, сделал ли ей больно. Шадрен не мог отвести глаз от жилки на ее шее: ему казалось, что он слышит ток медовой крови, курсирующей по венам, крови наивысшего качества.
— Ну? — грубо спросил он.
— Не сюда, — прошептала Морта. — Надо там, где не видно. Отпусти.
Он разжал руки, потрясенный ее внезапной покорностью. Богиня помассировала запястья, затем приподняла край куртки вместе с рубашкой, обнажив живот. Ткнула пальцем в левый бок, показывая ему, где следует кусать.
Шадрен издал глухой животный стон и рухнул на колени.
— Свет и тень, — прохрипел он, обращаясь то ли к Морте, то ли к ее гладкому беломраморному боку. — Я твой раб, твой верный пес, отныне и навсегда.
Глава 28
(Летиция)
— А раньше ты твердил, что нам нельзя этого делать.
— Можно, если очень хочется, — сказал он и добавил уже серьезнее: — Доверься мне.
Летиция поцеловала его, откинулась на спину и долго смотрела в темноту над головой. Рано или поздно им придется выйти отсюда, а она не подозревала, что творится за окном. Стояла тишина: не было слышно ни голосов, ни лязга оружия, ни топота ног. Как будто все умерли, как будто темнота сгустилась и задушила их. От этой мысли ей стало не по себе.
— Что теперь с нами будет?
Ланн качнул головой.
— Не знаю, касатик.
Это слово почему-то рассердило ее.
— Так не называют девушек, — сказала она.
— А мне хочется тебя так звать.
— А как же госпожа ведьма и все такое?
— Какая из тебя ведьма, касатик?
Он был счастлив просто видеть ее рядом, лежать с ней плечом к плечу. Летиции не хотелось омрачать его радость дурными прогнозами, но это странное безмолвие было так похоже на затишье перед бурей. Скоро кто-то или что-то ворвется сюда и потревожит их, и лучше им встретить неприятеля во всеоружии.
— Так ты ничего не знаешь?
Ланн косо глянул на нее.
— Может, и знаю.
— Расскажи мне все. — Она села на кровати, подложила под спину подушку и вытянула ноги. Он подавил разочарованный вздох, мысленно коря себя за то, что вовремя не закрыл ей рот поцелуем и не вовлек в любовную игру. Именно поэтому их уединение зачастую бывало недолгим: Летиции никогда не приходило в голову, что в постели следует вести совсем другие разговоры. К тому же, в отличие от нее, Ланн не боялся бури: он готов был в любой момент столкнуться с ней лицом к лицу и знал, что обязательно выстоит. — Все, что знаешь, ничего не утаивая.
— Сейчас? — Его голос звучал устало.
— А когда еще? — возмутилась она.
Не имея иного выбора, он начал свое повествование: как они с Лиандри пересекли красные пески, как он проник в замок и говорил с лордом, как ведьма позвала его за Грань. Летиция жестом остановила его, взяла за руку и заглянула в глаза.
— Зачем ты пошел с ней? Ты не знал, что это опасно?
— У меня была причина. — Потом добавил, чуть более грубо: — Я не обязан перед тобой отчитываться.
— Ошибаешься.
— Слушай, Тиша…
— Нет, это ты меня послушай. — Она зло сверкнула глазами. — Мне связали руки, надели на голову мешок и втолкнули в тесную клетку, а когда я поинтересовалась, кому обязана таким обращением, они назвали твое имя.
— Правда, что ли? — изогнул бровь Ланн.
— Ага. Прошение исходило от твоего контрактора — так мне было сказано. Кто же этот контрактор, позволь спросить? Не ты ли, случаем? — Обвиняемый упрямо молчал. — Поэтому не говори мне, что ты обязан делать, а что нет. Я сама это решу. — И без должной паузы: — Зачем ты пошел с ней?
— Ну, если тебе так необходимо знать… — Ланн потер щеку, стараясь выиграть время. — Это была услуга за услугу. Понимаешь ли, я внезапно понял, что вся эта мишура, — он сделал круговой жест рукой, — не совсем для меня.
Ее лицо отразило растерянность.
— Но ты ведь…
Ланн пожал плечами: а как же, наследный принц, даже одежда подходящая, только скомкана и валяется на полу.
— И что с того? Лири, то есть Лиандри, — быстро исправился он, — узнала мою сестру на портрете. Она ее узнала, не я. Ума не приложу, как это возможно, но так оно и было. И я решил… — Ланн коротко глянул на собеседницу: она была вся внимание, — что передам это все ей.