Mille regrets
Шрифт:
С бору по сосенке – этим утром, в этом порту, каждый надеется поймать свою удачу.
Амедео возлагает надежды на Кортеса или на кого-либо из его агентов. Кортес – на императора Карла или на какого-нибудь посланца из его приближенных. Гомбер – на сигнал, донесенный его многоголосьем до высочайшего слуха. А император Карл V (Квинт) – на благоприятный ветер, чтобы выйти из порта со своей армадой, уже, наконец, укомплектованной полностью. Увы, ему сейчас не до музыки. Замученное мигренью Величество торопит Зевемберге приготовить ему пиво, поскольку подагра так скрючила его пальцы, что он не в состоянии
Проходят часы, но никаких перемен в атмосфере не наблюдается. Солнце печет, паруса обвисли, чайки ныряют между бортами в поисках обрезков свиной кожи и дерутся из-за них на спокойной и гладкой, будто залитой оливковым маслом, воде. И нервничает Амедео, пытаясь понять, почему этот проклятый Фигероа не выказывает никаких признаков нетерпения – он-то почему?
– Мой капитан, когда же он придет, этот ваш Кортес? Здесь что-то не так. Вы слишком доверяете вашим приятелям. Получите ли вы… э-э-э, то есть мы, получим ли мы деньги?
– Ну да, ну да. Напротив, всё идет как надо! Амедео, ты что-то слишком взвинчен, приятель!
Он подходит к нему совсем близко, чтобы придать своим объяснениям видимость конспиративной беседы:
– Послушай, ты же знаешь, что мы ведем здесь очень осторожную игру. Подумай сам, ведь такого рода сделки совершаются только ночью. Кортес должен быть особенно осторожен, поскольку он на виду. Да и мне самому не хотелось бы, чтобы он здесь мелькал в данный момент. Давай-ка, наберись терпения! Пойди в таверну, опрокинь стаканчик и дождись ночи в какой-нибудь подходящей компании.
– Вы думаете?
– Ну, конечно! Подбросить тебе мелочи, чтобы ты выпил и за мое здоровье? Держи!
Амедео сует монетки в карман и всё-таки продолжает скрести себе загривок. Уж не собираются ли его надуть? Однако и сам капитан, похоже, так и не получил никаких денег – ведь он не спускает с него глаз, будь тот хоть в гальюне. Когда они входили в порт, ему удалось даже обыскать его каюту. Там просто негде спрятать золото! Он прощупал матрас и подушки, простукал пол и перегородки, перетряс одежду Фигероа, порылся в его чемоданах – ничего, ни единого дублона. И что теперь?
Резкий порыв свежего бриза мгновенно прерывает сомнения и ожидания каждого. Это Михаил-архангел выбросил из своего стаканчика для игральных костей славненький норд-вест. Как раз тот ветер, что устраивает Бога Саваофа, потому что армада его Карла сможет тотчас же отправиться прямо на Алжир.
Раньше всех в порту почувствовал норд-вест Андреа Дориа. Его кости не лгут. Болезненное покалывание в копчике и ноющая боль в левом колене? Значит, потянуло влагой! Он покидает императорский совет и идет побеседовать с несколькими генуэзцами, которые, как и он, страдают артритом.
– Да, да, синьор адмирал! Мы можем отчаливать. Взгляните на это облако, что плывет над замком Белвер. Оно появилось в новолуние. На море усиливается ветер.
– Отлично. Подавайте сигнал. И да хранит нас Бог!
Подъем зеленого вымпела, сопровождаемый холостым залпом бомбарды, объявляет снятие с якорей. Тотчас и порт, и портовый город превращаются в муравейник. Таверны пустеют. Спущенные на воду барки сопровождения, предназначенные для перевозки военных отрядов, отправляются подбирать и доставлять на корабли пьяных матросов. Усиливающийся ветер
Услышав звон колоколов двадцати церквей, женщины выбегают из лавок, монахи покидают исповедальни. Одни придерживают руками свой капюшон, другие – свои юбки. Ремесленники выносят флаги с эмблемами своих цехов и гильдий и рассыпаются по улицам. Быстрее, чем в трапезной успели бы поджарить яичницу из четырех голубиных яиц, порт заполняется бессчетным множеством плачущих, стонущих, вздымающих руки и возводящих глаза к небесам с молитвой к Богу об успехе крестового похода людей. Народ толпится перед открытыми окнами и на балконах с риском разрушить их своей тяжестью.
Соблюдая безопасное расстояние между бортами и стараясь не сталкиваться рострами, армада открывает парад морских команд. Приветствуя друг друга, корабли так отчаянно палят из пушек, стреляют из аркебуз и бомбард, что вокруг становится уже ничего не видно, кроме дыма, стелющегося по морю, и возносящегося к небесам огня, который окрашивает в рыжий цвет усы Аллаха, доставляя тем самым массу удовольствия этому воинственному богу.
В ответ на трескотню с кораблей начинают палить городские орудия. Их залпы сотрясают скалы и отражаются от окрестных гор с грохотом, достойным громов Юпитера. Этот грохот достигает морского дна, смущая покой лангуст, которые из красных становятся бледными. Трое солдат, отброшенные неожиданно резкой отдачей своих огневых орудий, обнаруживают себя подвешенными за шиворот своих рубах к гаргульям собора.
Едва смолкает пальба, как со всех сторон начинают звучать трубы, гобои, рожки, кларнеты, тамбурины, флейты, шарманки, гармошки, волынки и голоса певчих. Но громче всего звучат голоса и инструменты с палубы «Стойкости». Это завистник Крекийон заставляет своих запуганных мальчиков и надрывающихся музыкантов напрягаться изо всех сил, чтобы завладеть слухом императора.
Оное же Величество погружено в иные заботы. Оно требует, например, чтобы ему перечитывали вслух тексты депеш, которые затем разносятся на все четыре стороны империи почтовыми голубями, воронами, сиренами, дельфинами, попутными ветрами, мерланами и другими, более людскими, способами доставки, дабы оповестить своих добрых подданных о силе и могуществе его армии. А также, к полному удовольствию всех народов империи, сообщить им о том, как успешно употреблены их подати и десятины, столь жизнерадостно в этот день расходуемые.
Но едва армада, наделавшая столько шуму, покидает рейд и скрывается из глаз толпы, она немедленно превращается в то, чем и является на самом деле – во множество мелких пешек в руках могущественных верховных игроков.
Весь день дует норд-вест Михаила-архангела, до того благоприятный, что лучшего и пожелать невозможно. Он помогает кораблям легко и быстро перемещаться по морским просторам, которые расстилает перед ними послушный Нептун.
На следующий день Аллах распоряжается иначе. Он устанавливает на море полный штиль. Тяжелые парусники замирают в неподвижности, в то время как плечи гребцов на галерах получают необходимую порцию ударов кнутом, чтобы сильнее и чаще налегали на весла.