Монтайю, окситанская деревня (1294-1324)
Шрифт:
Глава XXVII. Загробный мир и тот свет
Итак, Арно Желис видел покойников. Он принимал их поручения, относящиеся к живым, и vice versa. Что он обнаружил в потустороннем мире, который видел своими плотскими глазами?
Социальная стратификация на том свете, как близнец похожем на этот, столь же ярко выражена, как и среди живых. Однако там она оборачивается к невыгоде людей «могущественных». Покойные «богатые и знатные дамы» продолжают разъезжать в повозках по горам и по долам, как делали это в своей жизни до смерти. Просто эти повозки влекут уже не мулы, а демоны; те самые демоны, о которых Гийом Фор заявляет нам, что они каждый день терзают почивших, которые были при жизни в айонских горах дурными людьми (I, 544, 548). Упоминается не только повозка мертвецов: в период «активного существования» богатые дамы носили длинные шелковые рукава, — из того шелка, который недавно распространился в Окситании после начала выращивания шелковицы в Севеннах в XIII веке. И вот теперь богатые покойницы испытывают жжение в предплечьях, там, где при жизни их ласкало прикосновение шелковой ткани. Кроме того, во время своих пеших прогулок за вратами смерти Арно Желис встречал нескольких рыцарей, убитых в сражении: они незримо странствуют по нашему миру на скелетоподобных клячах с белыми копытами. Будучи рассечены до пупка от удара, ставшего причиной смерти, они истекают кровью и страдают по
983
I, 132, 543. См. новеллу «Адская охота» из «Декамерона» Бокаччо, где есть некоторые аналогии с эти рассказом (Paris, Livre de Poche, 1974, p. 220-225).
984
Фольклор, в котором происходит переворачивание всего с ног на голову (в том числе карнавальный) — это фольклор смерти; таким образом подтверждаются догадки Виоле Альфора относительно пиренейских традиций.
По ту сторону смертного предела существуют не только социальные, но и возрастные классы. Некоторые из них заметны... своим отсутствием. В толпе «двойников», с которыми вступает в контакт армье, нет детей младше семи лет (или, по другой версии, младше двенадцати лет): они сразу после смерти отправляются в «место упокоения», которое не может посещать душепосланник. На необычайно земном «том свете», где разворачивается деятельность Желиса, существует конфликт поколений между угнетаемыми старыми покойниками и очень агрессивными покойниками молодыми; поскольку последних больше, они могут себе позволить «трясти пальму»: в 1300—1320 годах умирают в гораздо более юном возрасте, чем в 1970-м. Молодые покойники попирают ногами ослабленных стариков — если ветер не разносит их, легких, как семена синеголовника, пока бедняги снова не упадут под ноги массы остальных «двойников» [985] .
985
По всем этим вопросам см.: I, 134—135, 532, 543— 545.
Отметим, что на том свете, как и на этом, существуют специфические формы общественной организации молодых людей (I, 542). Так же как и свои формы женской общественной организации, более развитой, чем юношеская. Мертвые женщины, сильные и красивые, перемещаются вместе, носимые ветром; на одних дырявая рубаха, другие беременны, третьи препоясаны капуцинской веревкой {403} . Они не прекращают мстить по маленьким и большим поводам. Считается, что они располагают сведениями и о мертвых, и о живых; последние, не раздумывая, прибегают к помощи умерших родственниц через посредничество «профессионального» душепосланника, чтобы узнать новости и о тех, и о других. Вы вот что, — обращается одна женщина из Памье к Арно Желису, — раз уж прогуливаетесь с мертвецами, спросите у моей покойной дочери, жив ли или мертв мой сын Жан, что ушел из дому. Вот уж давным-давно я про него ничего не знаю [986] .
{403}
Капуцины (от. итал. capuccio — «капюшон») — первоначально (как здесь) одно из прозвищ францисканцев, с 1525 г. — особая ветвь францисканского ордена, с 1619 г. — отдельный нищенствующий орден, существующий доныне. По преданию, св. Франциск Ассизский, когда обратился и принял решение «нагим следовать за нагим Христом», облачился в рубище и подпоясался веревкой. С этого времени веревка стала обязательным атрибутом францисканцев и вообще всех нищенствующих орденов, причем веревка эта понималась как символ: мендиканты подпоясывались веревкой вместо пояса-кушака потому, что по моде эпохи на поясе носили кошель (карманов еще не существовало).
986
I, 538. О «женских» проблемах см.: I, 538, 540— 541, 544, 546-547, 550.
Евреи держатся на том свете обособленной группкой. Их преследует антисемитизм мертвецов, как преследовал антисемитизм живых. Их обзывают собаками и свиньями. Они воняют. Они перемещаются пятясь, тогда как остальные покойники ходят прямо. Они не посещают церквей, которые являются естественным местом сбора для большинства призраков. Мало в чем христианский, порой языческий фольклор графства Фуа, однако, менее суров к евреям, чем римская церковь. Евреи обретут спасение, — заявляют Желису его покойные корреспонденты, — равно как и язычники. Католическое духовенство, напротив, в приступах ярости обрекает евреев на вечное проклятие [987] . Сама Дева Мария, могущественная и милосердная, не может их спасти.
987
О евреях см.: I, 135 — 136, 139, 141, 542, 544, 547
Заметны ли среди мертвых в этом параде конфессий, возрастов, сословий какие-то черты пляски смерти {404} последующих веков? Во всяком случае, нам уточняют, что мертвецы, прогуливаясь по церкви, держатся за руки (I, 535). Но, однако, мы никогда (либо крайне редко) не сталкиваемся в наших текстах с навязчивой одержимостью скелетами и трупным разложением, которая отметит собой грядущий век, сотрясаемый до самых глубин души биологическими и психологическими трансформациями [988] .
{404}
Пляска Смерти — сюжет, получивший широкое распространение в искусстве XIV—XVI вв.: изображался танец, в котором участвуют люди, полуразложившиеся трупы, скелеты; среди персонажей были представлены все сословия и состояния — мужчины и женщины, старики и дети, священники и миряне, крестьяне и рыцари, короли и папы и
988
Два текста по этому поводу, очень сдержанных и ничуть не связанных с навязчивыми идеями, принадлежат Беатрисе де Планиссоль и Гийому Остацу (см. выше).
Как в потустороннем мире обстоит дело с качеством жизни? Как и Гийом Фор из Монтайю, Арно Желис из Памье считает, что у мертвых душ есть свои собственные тела — с ногами, головой, руками и т. д. Тела эти — прекрасней и быть не может, даже прекрасней тел живых, если мы оставим в стороне проблему ран, текущей крови и разодранной одежды [989] . Однако не стоит строить иллюзий! Желис, опираясь на собранные им многочисленные свидетельства покойников, в этом вопросе однозначен: То существование, что ведем мы, живые, куда лучше, чем у мертвецов. Давайте есть и пить сколько сможем сейчас. После смерти нам не удастся заниматься этим вволю (I,135, 545).
989
I, 134, 136-137, 139, 543, 548.
Покойники мерзнут. По ночам они заходят погреться в дома, где есть большой запас дров. Они зажигают в очаге ночной огонь, взяв уголья, прикрытые хозяевами перед тем, как лечь спать [990] . Покойники не едят, но пьют вино, причем лучшее. По ночам они опустошают бочонки в самых больших и чистых домах. (Согласно другой версии, потребление ими вина не понижает уровень драгоценной жидкости в содержащих ее сосудах.) Накануне сбора винограда Желис участвовал в настоящих «мертвецких» пьянках, собиравших вокруг бочек более сотни привидений. Он отнюдь не оставался в стороне (чем, возможно, и заслужил свое прозвище Чашник [991] ).
990
I, 128, 139, 537, 545, 548.
991
I, 133, 139, 548.
Но, с другой стороны, для бедных покойников и речи нет о плотском наслаждении: будучи «двойниками», они не имеют права на сексуальную жизнь. У них нет и семейной жизни в собственном смысле слова. Мертвецы бездомны [992] , хотя они часто посещают свой старый дом и дома других людей. Эта почти полная разлука с осталем формирует у покойников осознание приходской общности, более глобальной и выходящей за пределы отдельного domus; оно привязывает их прежде всего к церкви, которая находится там, где они жили. Мертвецы — лучшие прихожане, чем живые.
992
Эту гипотезу или констатацию Желиса можно обнаружить у некоторых поэтов конца Средневековья: Где твои дети, твоя жена, где твой прекрасный дом (апострофа, обращенная к мертвому в одном стихотворении Пьера де Нессона [1383—1442], цит. по: Martineau Chr., p. 132).
Обычным состоянием мертвецов после смерти — и до окончательной отправки к месту упокоения — является состояние движения. Призраки только и делают, что снуют туда-сюда. Какой контраст с их прижизненной долей, когда они в той или иной мере были укоренены в своем domus! И не меньший контраст с тем, что ожидает их в месте конечного упокоения: там, судя по всему, им суждена блаженная неподвижность. В этой беготне заключается их покаяние (см. по этому поводу свидетельство Гийома Фора, относящееся к преследованиям демонов, беспрерывно бросающих призраки плохих покойников в пропасть). Самым виновным, и прежде всего ростовщикам, приходится бегать быстрее всех. Все они (кроме евреев) слоняются от церкви к церкви, в принципе будучи привязаны слабыми, но постоянными узами к приходскому храму, близ которого находилось их жилище, и к кладбищу, где они были похоронены. Если они и посещают одну за другой прочие городские и сельские церкви, то это затем, чтобы набраться благодати, которая поможет им скорее получить покой; их специфической техникой покаяния, весьма суровой, является бег (либо перемещение на запряженной демонами карете, в случае с богатыми дамами). Покойники тоже совершают паломничества. Некоторые «рекордсмены» добегают до Сантьяго-де-Компостелла за пять дней; другие отправляются в Сен-Жиль, в Рокамадур {405} и т. д.
{405}
Сен-Жиль — город в графстве Тулузском (ныне в департаменте Гар), где в основанном ок. 685 г. аббатстве (знаменитый собор в этом аббатстве построен в 1088—1249 гг.) находятся мощи святого Эгидия (Жиля). Легенда связывает св. Жиля с королем франков Хильдебертом I (ум. 558, король с 511 г.): Эгидий, придворный ювелир, во время королевской охоты закрыл своим телом лань и получил в грудь стрелу; считался покровителем диких животных и правителей, посему Сен-Жиль был популярным местом паломничества высшей знати. Рокамадур — город в нынешнем департаменте Лот. Известен как место паломничества с нач. XII в. (легенды, впрочем утверждают, что паломничество туда совершал знаменитый Роланд), связан с культом Девы Марии. Самая почитаемая из святынь в Рокамадуре — находящаяся на скале капелла Богоматери, где помещена Черная Богородица Рокамадурская, черная деревянная статуэтка высотой 70 см и с диаметром постамента 30 см. По преданию, Рокамадур — место отшельничества святого Амадура (Roc Amadour — фр. «Скала Амадура»), или Аматёра (скорее всего, народная этимология; amateur — фр. «любитель, сторонник, поклонник»), который еще в I в. принес в Галлию культ Девы Марии и собственноручно вырезал из дерева указанную статуэтку. Некоторые варианты жития Амадура утверждают, что это имя (или прозвище) дал себе известный из Писания «начальник мытарей» Закхей, которого посетил сам Христос (Лк. 19:2—10) и который после этого обратился в христианство, а после Крестной Смерти Учителя перебрался в Галлию.
Чтобы облегчить мертвецам посещение церквей, живые должны обеспечить ночное освещение храма: с помощью свечей или, еще лучше, масляных светильников. Покойники предпочитают масляное освещение: светильники горят дольше и более ровно, чем говяжье или овечье сало.
Таким образом, бесконечная гонка призраков приостанавливается на ночь, когда они собираются вечерять в церкви. Она возобновляется по утрам, особенно при хорошей погоде, когда целые процессии покидают один храм, отправляясь в сторону другого. Церковь — это ночной domus мертвецов. (В этом отношении христианство, вступив в «прелюбодеяние» со старым фольклором, заразило его, изначально — но где, собственно, это «начало»? — не имевшего ничего общего с христианской религией.) Так же, как и живых, мертвых легко можно найти утром, по окончании мессы, в традиционный час сходок и общения. Желис охотно использует эти моменты, чтобы побеседовать со своими «клиентами» с того света.