Монтайю, окситанская деревня (1294-1324)
Шрифт:
Постоянная суетливость и подвижность покойников, особенно тяжкая для душ умерших стариков, хрупких и с трудом пробивающихся в толпе, ставит несколько проблем, в том числе и перед живыми. Когда идете, — наставляет Желис своих живых слушателей, — смотрите, чтобы не растопыривать резко руки или ноги, держите локти прижатыми, а то можете опрокинуть какого-нибудь призрака. Помните, что мы все время идем в окружении целой толпы привидений, сами того не зная: они невидимы для всех, кроме душепосланника [993] .
993
1,134-135, 533-534, 537.543-545, 547-548.
Во всех этих историях кое-что отсутствует, а именно — чистилище: это место посмертного пребывания в 1320 году является сравнительно недавним теологическим открытием, сделанным теми, кто определяет догмы римской веры. «Открытие», к которому множество людей в то время относится недоверчиво: из покойных собеседников Арно Желиса один-единственный прошел через пламя чистилища. Метр Арно Дюран (так его зовут) хранит о нем лишь довольно «жгучее» воспоминание, не больше. Потом он вернулся бегать между церквями, как и все другие покойники, в ожидании последнего упокоения (I, 130—131, 135).
Упокоение. Вот главное слово. В видениях Желиса нет места для ада. По крайней мере, в качестве места заточения душ мертвых. Не потому ли, что у населения, к которому принадлежит Желис, чувство греха недостаточно развито? Не представляется ли ад в этой атмосфере моральной терпимости слишком строгой и слишком безапелляционной карой? Во всяком случае, факты говорят, что ад считается лишь особым подземным жилищем демонов, откуда они время от времени выходят на свежий воздух, чтобы преследовать скитающиеся души или тянуть кареты богатых дам. У Желиса также нет и ясного восприятия рая. Он видится лишь после Страшного суда. До этого великого дня мертвые, как и живые, будут ходить по земле; их еще не ждет вертикальный подъем к небесной обители.
Итак, по истечении какого-то периода покаянных скитаний, увлекающих их от церкви к церкви, мертвые готовятся к своей второй смерти, которая соответствует для них перемещению в «место упокоения», также находящееся на земле, в приятной, но удаленной или даже неизвестной местности. Эта «вторая смерть» происходит в день Всех святых. (Отсюда значение трапез, приготовляемых и поглощаемых по случаю этого праздника живыми, в частности — бедными.) Иногда, говорит Желис, «вторая смерть» объявляется ангелами: небольшая комиссия из них отбирает в бродячей толпе «двойников» тех, кто, покаявшись и сведя все счеты, созрел для отправки в место упокоения. Это последнее, «упокоивающее» перемещение имеет окончательный характер: его осуществление ускоряют мессы, заказанные живыми за их дорогих усопших, пожертвования бедным, делаемые с той же целью, наконец — уплата старых долгов. Невозвращенные покойниками долги должны быть оплачены за них оставшимися в живых родственниками и свойственниками. Исход в края упокоения, откуда нет возврата, вызывает дополнительную печаль и стоны у тех мертвых, кто еще должен на протяжении какого-то времени продолжать свои скитания: они грустят, видя в своих рядах зияющие промежутки там, где были счастливчики, избранные для второго путешествия. Похоронный lamentu {406} исполняется, таким образом, еще раз, но уже «двойниками». От достигших упокоения мертвецов, теперь мертвых окончательно, с тех пор не бывает ни слуху ни духу. Что касается живых, то для них заканчивается траур: сам душепосланник теряет контакт с почившими. Его также теряют в тот же миг «из вида» земные, живые клиенты душепосланника: отныне они не смогут уже получать новости от своих дважды умерших покойников, от своих дорогих усопших. Напротив, те из призраков, кто продолжает свою «гонку», имеют шанс встретить однажды в местах упокоения оказавшихся там раньше них сотоварищей по скитаниям. Скитания, таким образом, являются тамбуром или шлюзом, называйте как хотите, между собственно земной жизнью и местом упокоения. Это время покаянного пребывания меж двух смертей может быть достаточно кратким и длиться всего несколько недель (I, 129).
{406}
Рыдание, вопль, похоронный плач (оксит.).
Место финального упокоения, напомним, совсем не плохое местечко. Скорее наоборот. Многие окситанцы, привычные к своего рода языческо-христианскому или языческо-библейскому синкретизму, отождествляют его даже с земным раем. Ни больше ни меньше [994] .
Мертвые бездомны, лишены жилища, как скажет в XV веке Пьер де Нессон [995] . Однако они не могут совсем потерять отношение к основополагающему феномену domus, который остается живым после смерти одного из его членов. Поэтому некоторые покойники хранят связи со своим родным осталем: они посещают каждую субботу дом, где еще живут их дети или их вдовый супруг, они на какое-то время снова занимают свою бывшую комнату. Следовательно, необходимо содержать этот дом и эту комнату в наибольшей возможной чистоте. Удачное с гигиенической точки зрения следствие культа мертвых (I, 137, 551). Мертвые выполняют и более специфические задачи, среди них — охрана спокойного сна их еще живых родственников. Покойники приходят, — рассказывает Желис, — целуют своих родных, которые спят в своей постели, кладут им руки на лицо, чтобы они лучше спали и не просыпались (I, 545). Бабушки наслаждаются тем, что смотрят на своих спящих внуков, обнимают и целуют их (I, 135). В целом, несмотря на отсутствие постоянного места пребывания, мертвые держат в руках ниточку, связывающую с тем, что было их семейным очагом. Порядок и достаток в семье, к которой они принадлежали, очень важен для них: мать кается, что не отвела свою дочь назад к мужу, которого та бросила (I, 131); любезный и внимательный супруг, очутившись на том свете, уведомляет через посредничество Желиса свою вдову, что хочет, чтобы она вновь вышла замуж за достойного человека (I, 551). Культ мертвых, таким образом, выполняет очевидную функцию интеграции семьи.
994
Jeanroy A.-, Hertz R., ed. 1970, p. 9 и далее; I, 129— 130, 132-133, 135-136, 138, 534-535, 538. О «земном рае» см.: I, 139, 538, 541, 551; о роли дня Всех святых, применительно к данному случаю, см.: I, 542, 547; о вмешательстве ангелов и о стенаниях см.: I, 542-544.
995
См. прим, tt на стр. 473.
Существуют своего рода взаимные обязанности: для живых помощь мертвым приближает конец траура. Это означает, что семья освобождается от своих мертвецов, которые в конце концов начинают стеснять ее; родственники будут заказывать заупокойные мессы по их дорогим усопшим, которые в результате скорее попадают в место упокоения и становятся мертвыми окончательно. Покойнику, с другой стороны, это также выгодно, поскольку тем самым сокращается его изнурительная пешая гонка, предваряющая упокоение. Все остаются довольны! При необходимости мертвые сообщают своей живой родне, через посредство Желиса, что по ним следует заказать мессу. Можно и не упоминать о том, что это стоит денег. Священники также находят тут свой интерес: Желис играет роль рекламного агента, к полному удовольствию местного клира. Маленькие церковные доходы, с которых Желис берет скромную «десятину», стоят того, чтобы слегка уклониться в сторону фольклора... до того момента, как Жак Фурнье сунет свой любопытный нос в эти дела: по мнению прелата, от них пахнет больше костром или серой, чем елеем [996] .
996
I,129,135. 534, 551.
Дело не ограничивается заказом заупокойных месс по бедным скитающимся мертвецам. Удовлетворяются также законные претензии покойников, относящиеся к тому или иному пустяку, глубоко задевшему их во время смерти. Русса, покойная мать Арно Желиса, жалуется Раймонде Югон, крестьянке– армье из одной деревни недалеко от Фанжо (эта Раймонда, кстати, приходится троюродной сестрой Желису: мы имеем в данном случае дело с разветвленным линьяжем душепосланников): Мои дети сняли перед похоронами драгоценный платок, которым покрыли мне лицо после омовения. Я хочу свой платок! (I, 136). Желис, аккуратный в своем деле, послушно исполняет требование: он отдает платок бедной женщине; подавать бедным — это подавать мертвым.
Мы подошли к ключевой проблеме долгов, связанных с покойными, будь те кредиторами или должниками. Сначала кредиторы. Оказавшись на том свете, ростовщики переживают весьма неприятные моменты. В марафоне скитающихся призраков они безусловные чемпионы. Действительно, их считают настолько виновными, что они бегут как могут быстро, гораздо быстрее, чем другие привидения, меньшая вина которых предполагает меньшую дозу искупления. Своим потом ошалевшие от гонки и беспрестанно перебирающие ногами ростовщики платят за денежный или натуральный ущерб, нанесенный ими при жизни должникам [997] .
997
По поводу ростовщичества и займов в целом, безотносительно проблемы привидений, см.: I, 269, 299, 190, 192, 194 (дело Остаца); II, 480 (Белибаст против ростовщичества); ср.: Wolff Ph. Commerce... p. 365: ростовщичеством является взимание десяти и более процентов.
А потому достаточно опасно в период «между двух смертей», после смерти и до упокоения, оказаться бывшим дурным кредитором, взимавшим кабальный процент, то есть больше десяти процентов. Но столь же опасно оказаться бывшим плохим должником, то есть умереть, не уплатив своих долгов кредиторам, не требовавших грабительских процентов, либо бедным, либо товарищам, либо Богу... Следовательно, долгой беготней наказываются те, кто перед смертью задолжал кому-то зерно; наказываются священники, мошенничавшие и скрывавшие от церкви уплаченные мирянами сборы. Что касается тех же покойных священников, то те из них, кто при жизни не прочел все положенные Часы, остаются должны Божьей Матери. Будучи призраками, они должны нагнать положенное число молитв, если хотят посредством большой смерти, наступающей через какое-то время после малой смерти, попасть в место упокоения [998] .
998
I, 135-136, 540, 542, 544, 548, 551.
Таким образом, снова проявлется интегрирующая функция культа мертвых, но уже не только внутри одного скорбящего domus, но в отношениях domus и domus, в рамках более обширного, чем группа домашних, сообщества, основанного на взаимных услугах. Если верить фольклорной вечерней сказке, воспроизведенной Бальзаком в его «Сельском враче», торговка пенькой добьется хорошего урожая и плодородия на своем поле и в своем доме, оказав соответствующие почести покойнику (убитому и разрезанному на куски), не входившему в ее семью, и таким образом облегчит его участь на том свете. Рассуждение Желиса и ему подобных перевернуто, но, в конечном счете, сводится к тому же: мертвые способствуют процветанию чужого, а не своего domus, когда заставляют домашних платить свои не отданные перед смертью долги этому другому дому; тем самым они улучшают свое положение на том свете, поскольку приближают то время, когда все долги в земле живых будут уплачены и покойник покинет, наконец, землю мертвых, чтобы отправиться в место упокоения. Культ мертвых в данном случае обеспечивает добрососедское возвращение долгов одного domus другому. И при этом обходится без дорогостоящего вмешательства судебных или иных инстанций. Мы вновь обнаруживаем полезную функцию урегулирования долгов, которую выполняет душепосланник вроде Желиса.