Мы были в этой жизни
Шрифт:
Пока суд да дело, выкопали и погрузили на телегу всё необходимое, а к ночи, привязав корову к телеге, отправились назад.
Но и это ещё не всё: мама всерьёз восприняла совет невестке убраться поскорее и подальше. Через неделю обоз в составе одной телеги с коровой и двух женщин с детьми отправился в рейд по немецким тылам в Глусский район, где жила сестра Ольги Матвеевны. Двигались главным образом по ночам, объезжая деревни, занятые немцами. Благополучно добрались до деревни Граборово, отсюда мама повернула назад, а невестка с семьёй, сгрузив вещи у знакомых, вместе направились в деревню Клещёвка, где благополучно пережили
Всю эту историю я узнал от двоюродного брата Леонида Алексеевича, участника этих рейдов с коровой. К сожалению, совсем недавно, когда о подробностях, кроме него, говорить было уже не с кем.
Когда какая-то полевая немецкая часть расположилась в нашей деревне, отец уже был в партизанах. Мама несколько раз с ним встречалась. Брала тазик с веником и шла в соседнюю Кривку в баню. В эту же баню иногда приезжали на телегах партизаны и отец с ними. Однажды, рассказывала мама, с ней напросился ухажёр, немолодой уже фельдфебель с велосипедом и тазиком. Хорошо ещё, что уговорила встреченного кривского мальчишку бегом вернуться назад и предупредить партизан…
Немца хорошо отстегали веником и спину мочалкой потёрли. После чего мама отправила незадачливого ухажёра восвояси, сказав, что бабья очередь на помывку подойдёт ещё не скоро. Заподозрил что-то фельдфебель или нет, так и осталось тайной, но никаких попыток ухажёрства уже не проявлял. А в ту баню партизаны ещё долго наведывались.
Не знаю, как в других местах, а в нашей деревне немцы девок не насиловали, а обхаживали. Были среди деревенских невест и такие, что сами перед захватчиками «хвостом крутили», – одна даже родила, другая, молодая жена партизана, за немцем сбежала, но потом вернулась. Чего там говорить, среди оккупантов были парни видные, обходительные и весёлые по первости, когда побеждали.
Но большинство девок и молодых баб от ухаживаний уклонялись, а привлекательные молодицы даже сажей иногда мазались, в лохмотья кутались, чтобы выглядеть постарше и попротивнее. Мама вела себя с местными немцами вежливо, но умела держать нежеланных ухажёров на расстоянии. Когда же приходилось ехать в Красный Берег, где находился штаб гарнизона, в Жлобин или Бобруйск, тоже прибегала к «маскараду». (Кстати сказать, меня удивило, что жители оккупированных деревень могли более-менее свободно перемещаться, посещать близлежащие города. И даже, как во время пути из Дашковки в Рогачёв, в одном вагоне с немецкими солдатами.)
Отступая, немцы гнали с собой местных жителей, главным образом молодых и детей, видимо, используя вместо щита. А может, надеялись на то, что война не перейдёт границы Германии, и изгнанников можно будет использовать в качестве рабочей силы. Называлась эта акция – эвакуация. Помню, выстроили односельчан на колхозном дворе в шеренгу для отбора. Мы с мамой и двоюродная сестра Аня с тётей Варкой оказались в числе эвакуированных. Нам выделили телегу, куда посадили нас, детей, погрузив несколько клунков с одеждой и едой.
Обоз из десятка таких телег под охраной вооружённых мотоциклистов уже собирался тронуться в путь, как вдруг к офицеру, командовавшему операцией, подскочил мужчина, вытащил из кармана бутылку с подсолнечным маслом и, сильно размахнувшись, ударил немца по голове. Бутылка разбилась, немец с окровавленной головой свалился на землю…
Тут же подбежали солдаты и ударами прикладов свалили нападавшего, долго избивали ногами и прикладами по голове, пока бедняга не умер.
Мужчину звали Федос, Хвядос по-деревенски. Он не мог выдержать расставания с дочерью и внуком, которых немцы гнали в эвакуацию… Фамилию его не знаю, не смогла вспомнить её и моя двоюродная сестра, которой в ту пору шёл уже шестнадцатый год. Сейчас в деревне Остров едва ли остался в живых кто-то из тех, кто помнит этот случай и знает фамилию Федоса. Сколько было в стране таких забытых героев, которых личная беда, личное несчастье толкнули на сопротивление оккупантам, виновникам этого несчастья, – не знает никто.
Обоз медленно двигался на запад. Под скрип колёс дети довольно рано уснули, а проснулись ночью от свиста и разрыва бомб. Кто бомбил обоз – наши «пешки» или немецкие «юнкерсы», – конечно, тогда разобраться не мог. Но после этой ночной бомбардировки немецкий грузовик и мотоциклисты, охранявшие обоз, исчезли. А утром мы уже увидели красноармейские грузовики, тащившие на прицепах орудия. Обоз сдвинулся на обочину, а по дороге шла наша техника, в том числе и мощные автомобили с затянутыми брезентом платформами над кабиной. Знаменитые «Катюши», как я понимаю сейчас.
Не знаю, как далеко мы продвинулись на запад, но когда поток техники иссяк, кто-то дал команду поворачивать домой. Для нас война закончилась!
Неласковое время
Два первых послевоенных года мы жили в одном из зданий старой школы, в котором, кроме нашей квартиры, были два класса. До войны кирпичное здание новой Поболовской школы осталось недостроенным, а во время боёв служило надёжным укрытием, а потому часто подвергалось обстрелам снарядами и оказалось полуразрушенным. Надо было как можно быстрее восстановить разрушенное здание школы и пристроить к нему второй этаж.
Отец целыми днями пропадал на работе: ему приходилось быть и снабженцем, и прорабом, и агрономом на пришкольном участке, и бухгалтером, а ещё и культуртрегером на селе. Да и ответственности за организацию учебного процесса, обеспечение школы учебниками и бумагой – первое время сами шили тетрадки из крафт-мешков – с него никто не снимал. И, как я сейчас понимаю, учебный процесс был довольно проблемным – в школу пришли великовозрастные ученики, которым впору было скорее жениться, чем учиться.
Школьным романам велено было противостоять всеми силами. Отец посещал родителей, следил за влюблёнными по вечерам, выгоняя парочки из укромных уголков. Случился даже нашумевший роман между двадцатилетним девятиклассником и двадцатидвухлетней учительницей математики, присланной из Москвы. Джульетта снимала комнату у одинокой старушки, которая, вспомнив молодость, с удовольствием привечала у себя и Ромео, тем более что тот помогал ей по хозяйству. Скандал дошёл до районо, откуда поступило указание всячески препятствовать встречам влюблённых, что было для отца и хлопотно, и унизительно. В конце концов все трое пошли на компромисс – десятый класс Ромео закончивал в Красном Береге, от греха подальше. А потом был happy-end в виде свадьбы. Вдохновлённый Ромео, Евгений Иванович Контанистов, с помощью умницы-жены закончил пединститут и… преподавал мне физику в девятом-десятом классах.