На исходе дня. История ночи
Шрифт:
Чтобы избежать конфликтных ситуаций, при встрече с незнакомцами следовало держаться на расстоянии — лучше было обойти прохожего стороной и предоставить ему возможность обойти вас. Один писатель советовал: «Я бы всем порекомендовал не давать подходить к себе слишком близко, особенно в темное время суток». Американец Элкана Уотсон, заблудившись как-то ночью на сельской дороге во Франции, увидел приближающуюся повозку и бросился к ней, крича по-французски: «Стой, кучер! Стой!» Кучер же, как выяснилось, принял его за бандита. «В страхе, что он всадит в меня пулю, я пустился наутек под гору, а кучер погнал в гору, так сильно мы испугались друг друга», — писал Уотсон78.
Когда пути странствующих неизбежно пересекались, молчание встречного усиливало подозрения. Напуганный проходящим мимо человеком на рыночной площади Траунштайна, конторский служащий Андре Пиклер воскликнул: «Если не отзоветесь, я заколю вас!» Говорили коротко и по существу. «Кто здесь? Кто идет?» — вот самые распространенные вопросы. «Друг и сосед», — ответил вопрошавшему Уильям Мауфитт по дороге домой в 1645 году. Важны были как сами слова, так и интонация —
Встреча с потусторонними силами требовала иных защитных мер. Злых духов определяли по темному цвету и жутким звукам. Многие являлись в обличье змей, жаб или других существ. Вместо того чтобы бежать, нужно было перекреститься и произнести молитву. «Это крест, чтоб нечистый исчез», — говорили в Польше. Во Франции народная мудрость советовала не бояться. В Нижней Бретани злых духов предупреждали прямо: «Если ты от дьявола, иди своей дорогой, а я пойду своей». Когда одна испанка лунной ночью увидела «демона», перед тем как упасть в обморок, она помолилась Святой Троице, а немец, отец писателя Жана Поля, встречал чертей «с именем Бога или крестом» в качестве «щита». Некоторые смельчаки вели себя более враждебно и, по слухам, повергали в бегство самого Сатану. Феликса Платтера во время визита в Марсель, несомненно, утешало сознание того, что после одной такой встречи его швейцарского проводника прозвали Охотником За Дьяволом80.
Только в состоянии полного отчаяния люди решались ночевать под открытым небом. «Путешественник должен осмотреть все вокруг и спать чутко, как заяц» — гласила итальянская поговорка. Немецкий врач Иоганн Дитц, потерявшись в окрестностях Любека, так боялся провести ночь в лесу, что, собравшись с силами, дошел до ближайшего амбара (хотя и наткнулся там на спавшую в яслях шайку грабителей). А Томас Платтер, не успев войти в Мюнхен до закрытия городских ворот, нашел прибежище в приюте для прокаженных81. Заблудившиеся либо прислушивались к знакомым звукам, либо кричали «ау» в надежде разбудить какую-нибудь семью, живущую поблизости. Так, возвращаясь из Бирмингема в Ноттингем, переплетчик Уильям Хаттон потерялся в Чарнвудском лесу. «Я медленно блуждал, весь мокрый, опасаясь за свою жизнь и изо всех сил взывая о помощи, но безрезультатно». Когда Ульрих Брекер, будучи еще ребенком, потерялся, он увидел на другом конце поля двух человек и стал звать их на помощь. «Но никакого ответа не последовало, — вспоминает он. — Наверное, они приняли меня за какое-нибудь чудовище». Чтобы их могли услышать издалека, люди стреляли в воздух, подавая таким образом сигнал бедствия. В плимутской колонии в 1636 году стрелять ночью было запрещено, за исключением двух случаев: если следовало убить волка или «найти потерявшегося». Босуэлл, которого ночь застала на пути в Италию, выбрался на дорогу в город после того, как услышал несколько выстрелов. Сам он не стрелял, но, скорее всего, воспользовался чужим несчастьем82.
V
Я с трудом добралась до дому в ночи, оставшись целой и невредимой благодаря Господу нашему, который не позволяет ни людям, ни демонам творить все зло, на которое они способны.
Ни одно время суток так настоятельно не заставляло человека проявлять свой ум и изобретательность, как ночь. Темнота проверяла на прочность знание местных традиций, магических ритуалов, мира природы. И конечно, ночь испытывала душу человека или, по крайней мере, его религиозное рвение. Очень многие, успешно добравшись ночью до цели, возносили молитву Богу. Благодарность выражалась лаже за самые непродолжительные походы. Судя по дневникам того времени, это были не формально заученные фразы, а искренние слова облегчения. «Выехал домой, но дорога была темная и трудная, — записал викарий из Дербишира. — Но с Божьей помощью добрался невредимый и нашел всех в здравии». Томас Тёрнер писал: «Я вернулся домой в 09:10, слава БОГУ, целый и невредимый»84.
У этих мужчин и женщин были веские причины для благодарности. Несчастье могло постигнуть даже опытных путешественников, ибо ночь таила немало жестоких неожиданностей. Но некоторые ситуации трудно понять, во всяком случае современному человеку. Джон Пресси из Амсбери (Массачусетс) в 1668 году отправился в четырехкилометровый путь домой, «как только начали сгущаться сумерки». Места были знакомые, и он «легко разбирал дорогу под ярким лунным светом». Вдруг путешественник стал то и дело «сбиваться с пути». Увидев перед собой странные огни, в один из которых он ткнул посохом, Пресси свалился в яму. Неожиданно он обнаружил, что «на его левой руке стоит женщина». Однако, «охваченный ужасом», он все же умудрился добраться домой и своим видом перепугал всю семью. Другие несчастья, препятствовавшие планам путешественников, могли оказаться вполне предсказуемы. В ирландской деревне Дерин не многие, выбирая время для походов, следовали обычаю «лунного» Джона О'Донохью — этот человек был известен тем, что частенько ходил домой лунными ночами. «Пойду домой при луне», — говаривал он. Но как-то раз октябрьской ночью, возвращаясь из таверны, Джон свалился в канаву и утонул, ибо в тот вечер поддался другой своей привычке — выпил изрядное количество виски и пива. И эту его слабость ночь не простила. «Хотя была полная луна и света хватало вдоволь, — скорбел приятель погибшего, — в глазах Джона свет погас»85.
Часть третья
Темные царства
Современная полуночная беседа. (1733).
Гравюра Т. Филлибрауна с живописного оригинала У. Хогарта.
Прелюдия
Я проклинаю ночь, но она укрывает меня от дня.
В те времена яркий дневной свет был непреодолимой преградой на пути человека к уединению. Как в городах, так и в сельской местности превалировали отношения, основанные на личном общении, и большинство жителей были хорошо осведомлены обо всем, что происходило у соседей. Предоставляя людям моральную и материальную помощь, общины также устанавливали одинаковые стандарты поведения в общественной и частной жизни. Теоретически бдительность в борьбе с грехом была обязанностью каждого добропорядочного соседа. «Если кто-нибудь по соседству избрал ложный путь, предостерегите его с любовью и верой», — советовал Коттон Мазер из Новой Англии. «Соседство, — писали историки Дэвид Левин и Кит Райтсон, — предполагало не только взаимопомощь, но также и возможность поручительства или рекомендации и моральную общность»2.
По причинам личной корысти и из соображений общественной морали неподобающее поведение влекло за собой публичное разоблачение, что происходило чаще всего от любопытствующих взоров соседей и несдержанности их языков, нежели при содействии констеблей и церковных старост. Люди опасались, что проступки, совершенные в одной из семей, могут пагубно влиять на всю общину и наносить ей вред. Будь соседи менее зависимы друг от друга, эта угроза не страшила бы так сильно. В случаях сексуальных прегрешений приход отягощался незаконнорожденным ребенком, что предполагало финансовые трудности, а кроме того, навлекало гнев Всевышнего. В 1606 году группа жителей из Касл-Комба (графство Уилтшир) выступила с петицией, в которой осудила «мерзкий блудный акт» одной женщины, в том числе и по причине, что она навлекла гнев Господень, «павший на жителей города»3. Короче говоря, общественный контроль был необходим. «В Англии, — отмечал немецкий путешественник в 1602 году, — каждый житель связан клятвой пристально следить за соседскими делами»4.
Близкое сосуществование, будь то дома или в мастерской, уменьшало вероятность ненадлежащего поведения. Большинство жилищ были достаточно тесными. Во время поездки на Гебридские острова Джеймс Босуэлл и доктор Джонсон, предпочитающие более роскошные апартаменты, часто разговаривали друг с другом на латыни «из страха, что их могут подслушать в этих маленьких шотландских домишках». Любые секреты становились добычей прислуги, которая числилась в рядах самых заправских сплетников5. В ту эпоху ситуацию усугубляли узкие переулки, разделявшие здания, их тонкие стены с трещинами и неприкрытые окна. Только к XVIII веку шторы стали распространенным явлением в городских жилищах, в сельской же местности они по-прежнему были редкостью. В городах прикрытые занавесками в дневное время двери неизменно вызывали подозрение. Колонист из Новой Англии, заметив подобное в соседнем доме, назвал их «шторами блуда»6. Можно было, конечно, найти естественное укрытие в лесах и полях, но и они тоже не гарантировали защиту от надзора. В 1780 году один из авторов Westminster Magazin утверждал: «Человек в сельской местности не может с легкостью совершить аморальный поступок, не будучи замеченным и осужденным соседями»7.
Хорошая репутация у соседей отнюдь не была праздной заботой, особенно в небольших общинах, где все были тесно взаимосвязаны друг с другом. «Человека с дурной славой можно считать наполовину повешенным» — утверждала английская поговорка. Связи как личного, так и финансового характера зависели от чести и доброго имени человека, а доброму имени могли угрожать различные проступки, начиная от внутрисемейных свар, пьянства и заканчивая сексуальным распутством и воровством. «Дурная слава» часто служила основанием для обвинительного акта, и в ходе судебных разбирательств нередко запрашивались свидетельства соседей. Испорченная репутация обычно была невосполнимой утратой, несмываемым пятном, вызывающим всеобщее порицание. «По соседству в нем не видят честного человека, поскольку говорят, что он покупает ворованные вещи», — писала Энн Парфит про своего лондонского соседа в 1724 году. Шотландский священник высказывал следующее мнение о своих прихожанах в Инвереске: «Нет более эффектного контроля, чем мнение равных»8.