На рейде "Ставрополь"
Шрифт:
– Сейчас не надо, други мои!
– пояснил он умоляющим голосом.
– Сейчас надо спать, по ярангам идти. Отдохнем немного, опять крутить будем. Потом поработаем, други мои!
Но даже целая неделя усилий не принесла команде ничего нового: связи с Большой землей по-прежнему не было, а надежд установить ее оставалось все меньше и меньше... Единственное, что обрадовало всех, - услышанная по радио весть об установлении Советской власти в Анадыре. Обсуждали ее на все лады, судили, рядили и комментировали каждый по-своему. Конец дебатам положило еще одно, не менее
– Понимаете ли вы, какая это удивительная вещь!
– в который уже раз говорил он своему старшему помощнику.
– Этот знаменитый норвежец, как видно, и вправду родился в рубашке. Он ведь решил найти иголку в стоге сена, да еще и среди темной полярной ночи. И нашел! Можете представить себе подобное чудо - он нашел эту самую иголку!
...После полумесяца бесплодных попыток установить связь с американским побережьем капитан Грюнфильд полностью осознал всю их безнадежность.
Снова собрался в его вместительной яранге "военный совет", снова начались мучительные поиски выхода. Ясно было только одно: норвежцам нужно пробираться в Анадырь. Только оттуда, используя мощную береговую станцию, можно будет перекинуть радиомост на Аляску. Но как это сделать?
Решено было купить у чукчей две собачьи упряжки: одну - для путешественников, вторую загрузить провиантом и кормом для собак.
– Думаю, что хорошие деньги помогут уговорить чукчей дать норвежцам и проводника, - сказал Алексеев, - да вот только беда: в нынешнее тревожное время они, несмотря на отсталость, признают только золото. У норвежцев его нет вовсе, а у нас - кот наплакал. Но лично у меня два золотых червонца наберется...
– В чем же дело, давайте сбросимся!
– воскликнул Москаленко.
– Бог с ним, с тем золотом, речь о судьбах человеческих идет. Я вот сам, к примеру, семь золотых припрятал. Но ничего, дело наживное, потом еще подсоберу. Давайте, Генрих Иванович, я сам с матросами поговорю.
Вечером Пяну, внимательно выслушав просьбу команды "Ставрополя", задумчиво и долго смотрел на положенную у его ног небольшую кучку золотых и серебряных монет. Потом неожиданно спросил, повернувшись к Алексееву:
– Твоя блат есть?
– Он, видимо, интересуется, имеешь ли ты брата, - попытался расшифровать странный вопрос капитан.
– Зачем ему это?
И Грюнфильд сам ответил за помощника:
– Имеет он брата, Пяну. Старше его лет на пять.
– Твоя тоже белеет с блата золотой за доблый дело?
– Ну уж!
– возмутился Алексеев от одного подобного предположения.
– Еще чего старик выдумал! Разве с брата за услугу деньги берут?
Пяну снисходительно улыбнулся и, кивнув понимающе головой, отодвинул осторожно деньги от себя подальше. Потом встал и торжественно произнес:
– Чавчу и лусский, - он ткнул морщинистой рукой в грудь сначала себя, а потом Алексеева, - и есть блатья. Моя - твоя блат, твоя - моя блат! Моя не белеет от блат деньги. Моя дает блата собак, дает налты, дает еда, дает пловодник. А золото моя не белеет...
Алексеев порывисто сделал шаг вперед и обнял старика, который был на две головы ниже его самого:
– Спасибо тебе, брат! Огромнейшее спасибо!
И все чукчи, как завороженные, смотрели на эту необычную сцену. Никогда еще ни один белый не обнимал ни одного чукчу, не целовал его, не называл своим братом!
...Провожали маленькую экспедицию торжественно, с троекратным ружейным залпом.
– Бог вам в помощь, друзья, - сказал на прощание краткую речь Грюнфильд.
– Думаю, что придет время - еще встретимся. У русских говорят: мир тесен...
Исчезли в мгновение ока в снежном тумане быстрые собачьи упряжки, затихли вдали звонкие крики проводников. И, смахнув с ресниц налипший снег, капитан повернулся к Алексееву:
– Скоро уж и подвижка льда, надо полагать, начнется. Весною вовсю пахнет. Надо бы нам начинать готовиться в обратный путь.
"Мы честно выполнили поставленную перед нами задачу, - записал тогда капитан в рейсовом отчете.
– Думаю, что, если не сейчас, то впоследствии не только команда, но и морские власти Норвегии будут признательно их российским коллегам за оказанную "Мод" бескорыстную помощь, более коей сделать мы уже не в силах".
***
Как зачарованные слушали матросы удивительный рассказ радиотелеграфиста.
– Да, - вздохнул во время одной из пауз Рощин, - вон она, паете, как закончилась эта история.
И, конечно, ни Рощин, ни сам Целярицкий не могли даже предполагать тогда, что придет время, минут годы, и история эта получит свое продолжение. Какое именно?
В книге В. Г. Гниловского"Занимательное краеведение" есть несколько строк, рассказывающих об этом. Вот они.
"В 1928 году в девятый раз "Ставрополь" отправился в колымский рейс и прошел мимо места своей исторической стоянки. А годом раньше Амундсен посетил Владивосток, чтобы еще раз выразить свою благодарность морякам "Ставрополя". На владивостокском вокзале к Амундсену подошел советский моряк и заговорил с ним по-английски. Моряк был не кто иной, как тот самый радист со "Ставрополя", который в памятную зимовку в Ледовитом океане сконструировал знаменитое колесо для связи с Америкой.
– Помните ли вы "Ставрополь" и русских моряков, оказавших вам помощь в 1919 году, и что передал вам тогда о колесе капитан Вистинг?
Амундсен, вспомнив о случае с колесом, обрадованно заулыбался и ответил, что Вистинг ему все рассказал.
– Я очень рад, - сказа в заключение Амундсен, - что мне лично удалось встретить и поблагодарить в вашем лице экипаж "Ставрополя", оказавшего мне неоценимые услуги в 1919 году.
Амундсен на прощанье крепко пожал руку моряку. Ни советский радист, ни великий норвежец не знали, что это была их последняя встреча. Через год Руал Амундсен погиб при поисках полярной экспедиции Нобиля...