На рейде "Ставрополь"
Шрифт:
А к вечеру на "Ставрополь" начали поступать бочки со свежей родниковой - подумать только!
– водой. Матросы пили ее, словно это была не самая обыкновенная вода, а лучшее из вин, боясь расплескать хоть каплю. Москаленко, свято соблюдая договор, протягивал за каждую бочку китайцам коробок спичек:
– Получай, браток, - приговаривал он при этом.
– Заслужил, черт короткохвостый! Давай и дальше в том же духе!
Бинь же, к удивлению, спичек брать вдруг не захотел: пояснил, что помогал русским не за награду, а просто потому, что они хорошие люди. Паете всучил ему два коробка едва ли не силой. Китайцы же были буквально вне себя от восторга: коробка спичек - большая ценность, за нее на берегу можно купить двух гусей. Последнее сообщение заинтересовало предприимчивого Копкевича еще больше.
– За каждого гуся будем давать коробку, - пообещал он.
– Но нам нужно много-много гусей. Сдулаешь, Боря? Понимаешь меня?
Бинь быстро-быстро закивал головой: ему очень нравился русский начальник, который относился к нему, к Биню, почти как к равному. Он показал Копкевичу десять пальцев и сказал:
– Свинь. Литлсвинь..
– Идет!
– сразу сообразив, что речь идет о поросятах, хлопнул китайца по плечу Копкевич.
– И маленьких свиней тоже купим. Дадим по десять коробок за штуку, не обманем!
Через несколько дней на палубе пришлось оборудовать два огороженных досками загона - в одном гоготали около полусотни живых гусей, в другом резвились, довольно похрюкивая, четырнадцать поросят в возрасте от пяти до семи месяцев.
Грюнфильд пытался было поблагодарить Копкевича за старание, но тот только удивленно поднял кверху мохнатые брови:
– Еще неизвестно, - сердито сказал он, - еще неизвестно, у кого шерсть будет лосниться - у нас или у этого прохвоста Лаврентьева.
– Право же, мой друг, - возразил с досадой капитан, - вы несправедливы к этому человеку. Он не сделал нам ничего, кроме добра. Почему вы вечно пытаетесь судить о людях с первого взгляда? Откуда у вас эта привычка?
– Подождите, - угрюмо пообещал Копкевич, - он нам еще и кроме добра что-нибудь сделает! Нюхом чую, Генрих Иванович, нюхом!
– Но он даже согласился помочь нам добыть посредника для закупки картофеля и свежей рыбы, - улыбнулся, пытаясь смягчить разговор, Грюнфильд.
– И сделал это, я подчеркиваю, совершенно бескорыстно. Может быть, на сей раз нюх несколько подводит вас?
Копкевич скривил губу в столь хорошо все на судне знакомой презрительной усмешке:
– Ай-ай, какого благодетеля бог послал!
– сказал он, ехидно глядя в глаза капитану.
– Только боюсь, как бы его картошка не встала у нас с вами, господин капитан, поперек глотки. Знаете, не внушает мне его физиономия ни малейшего доверия. Ни малейшего! Впрочем, - Копкевич снизил голос, - впрочем, это дело не столько мое, сколько ваше, Генрих Иванович. Нравится он вам - и пусть с богом нравится...
И он, ссутулив плечи, пошел к борту, за которым вновь послышалось гусиное гоготание.
Вечером в кубрике
Август Оттович Шмидтбыл самым молодым среди командного состава "Ставрополя". Он обладал негромким, мягким голосом, имел обходительные, мягкие манеры. Он был единственным, кто неизменно обращался к матросам на "вы", не добавляя при этом принятого во всем Доброфлоте слова "братец". И команда платила за все это второму помощнику капитана самой откровенной и чистой любовью.
Иногда по вечерам Шмидт заходил в матросский кубрик, там случалось нечто вроде маленького праздника. Дело в том, что Шмидт являл сам по себе нечто вроде ходячей энциклопедии. Он мог часами говорить о самых неожиданных вещах - будь то история китайской национальной одежды или сокровища, покоящиеся на дне мирового океана. Рассказывал он ярко, интересно, и слушали его, что называется, раскрыв рты, в гробовой тишине.
Вот и сегодня вечером, налюбовавшись вдоволь развеселой игрой касаток в гаснущем море, матросы с наступлением прохлады мало-помалу собрались в кубрике, а москаленко позвал Шмидта.
Слово за слово - и разговор задел вдруг интересную тему о знаменитом "Летучем голландце".
Мнения мгновенно разделились: одни безоговорочно верили в существование кораблей-призраков, другие - нет.
– Как же так нет!
– возмущенно восклицал кочегар Животовский.
– Как нет, если я сам два года назад видел голландца у мыса Доброй Надежды! На самом рассвете прошел мимо нас, по самому правому борту. Небольшой из себя, весь с оборванными черными парусами, без единого человека команды. Это он был, голландец, - даже перекрестился Животовский, - кому же еще?
– Август Отович, - попросил боцман, - рассказали бы нам, а?
– Расскажу, конечно, - просто ответил Шмидт.
– Коли хотите, слушайте...
Он закурил трубку и негромко начал:
– Доложу я вам, что моряки давно заметили одно очень интересное явление. Крайне редко, но все-таки случалось так, что пропавшее судно вдруг появлялось снова. Иногда оно объявлялось на океанских просторах совершенно разбитым, со скелетами матросов в каютах. Помню, в детстве видел картинку: стоит, прислонившись к мачте, скелет в капитанской фуражке, а во рту у него трубка торчит. Но мою, между прочим, очень похожа... Так вот: такие корабли люди и называли призраками. Самый знаменитый из них - американский барк "Фанни Уолстон". Тридцать лет назад, во время рейса из Канады с грузом леса, он дал капитальную течь у мыса Хаттерас. Команда покинула в шлюпках уже тонущий барк и с трудом добралась до берега. Судно списали, хозяева получили за него огромную страховку. И вдруг разразился скандал: через полгода один капитан сообщил в управление порта Бостон, что в восьмистах милях от американского побережья встретил судно, название которого было "Фанни Уолстон". Пока газеты и официальные морские чиновники терялись в догадках, верить или не верить сообщению, - барк увидели в водах Саргассова моря. Потом, несмотря на специально организованные поиски, в течение двух лет о нем ничего не было слышно. А на четвертый год он вдруг объявился у самого входа в порт Нью-Джерси, создав существенную угрозу для судоходства. Пришлось несколькими выстрелами с канонерками затопить "Фанни". Подсчитано: за четыре года странствий без команды барк прошел не меньше десяти тысяч морских миль! А объяснение этому явлению простое: "Фанни", как и другие корабли-призраки, просто-напросто избежало гибели - в силу каких-то причин течь закрылась, судно осталось на плаву. И пошло по воле ветра и волн путешествовать по белому свету. Увидит его кто-нибудь, и тотчас рождается легенда... Думаю, что и вы, Животовский, видели подобное брошенное людьми судно. Конечно же, ничего удивительного, а тем более сверхъестественного в этом нет.
– В этом ничего удивительного, точно, нет!
– раздался от входа веселый голос радиотелеграфиста Владимира Целярицкого. Оказывается, он вошел уже несколько минут назад, но, не желая оказаться замеченным, скромно стоял у порога.
– А вот в том, о чем я вам хочу сказать, - продолжал он, - кое-что удивительное, на мой взгляд, найдется. Удалось, Август Оттович, перехватить текст радиограммы, в которой речь идет и о летучем голландце, и о нас с вами одновременно...
– Интересно, - поднял брови Шмидт, ожидая пояснений.
– Интересно будет узнать, что между нами общего.
– Вы помните "Кишинев"? Тот самый, который стоял во Владивостоке рядом с нами? Так вот: он, оказывается, тоже дал деру от господ Меркуловых! Что тот голландец - был и не стало... Господа в ярости, считают, что он идет на соединение с нами. Такая досада, что в Доброфлоте нет связи между судами. Вот бы покалялякали с кишиневцами!
Возгласы удивления и недоверия слились в один мощный всплеск шума.
– Заливаешь, Цедярицкий!
– убежденно сказал Москаленко.
– С него, братцы, станется...