На Рио-де-Ла-Плате
Шрифт:
— На это они не пойдут!
— Им придется!
— Нет! Мы не можем их заставить.
— Тогда мы нападем на них самое большее через час после того, как парламентер удалится. Но не говорите же так громко, а то услышат!
Мы снова заговорили тихо, потом я притворился разгневанным и опять повысил голос, чтобы солдат нас услышал:
— Это же и нетрудно, и неопасно!
— Наоборот! Нас всех перестреляют!
— Да, если они внимательно сторожат. Но я бьюсь об заклад, что они устанут. Мы нападем на них очень быстро и неожиданно.
—
— С южной, ведь там находится пароход. Мы помчимся туда по тропинке, ведущей между загонами. Через минуту пробьемся.
— Гм! Может быть, получится что-нибудь.
— Удастся, непременно удастся. Но не говорите так громко! Солдат может подслушать и выдать нас.
Еще некоторое время мы притворялись, что совещаемся, потом вернулись к остальным. На губах солдата блуждала ликующая ухмылка.
— Я столковался с этим сеньором, — сказал я солдату. — Он тоже согласился на переговоры. Пусть майор скажет, кого из нас он собирается арестовать.
— Всех, естественно!
— Ого! С нами есть люди, которые не имеют к этому делу никакого отношения.
— Не знаю. Ему судить.
— И еще я хотел бы знать размер выкупа.
— Откупиться нельзя, пленных он обязан доставить к начальству.
— Ну, это мы еще посмотрим. Итак, скажите майору, что мы хотим вести переговоры лишь с сеньором Гомаррой!
— А если он не согласится на это и пришлет кого-то другого?
— Тогда возьмем этого человека в заложники. Отсюда мы отпустим лишь одного сеньора Гомарру, потому что он — друг нашего проводника. Он, наверное, уже знает, что здесь находится Гомес, его родственник.
— Как прибудет, сразу об этом узнает. Еще что-нибудь передать?
— Да. Пусть Гомарра придет один, без охраны.
— Само собой разумеется.
— Еще скажите, что мы выставим часовых возле всех четырех тропинок, ведущих к ранчо. Подстрелим любого, кто попробует сюда сунуться. Я считаю, что с данной минуты и вплоть до окончания переговоров установлено перемирие, на это время надо отказаться от любых враждебных действий. Если вы это условие не выполните, мы моментально расстреляем парламентера. А теперь ступайте!
— Слава Богу! — сказал он, глубоко вздохнув. — Наконец-то, наконец-то!
Когда он скрылся, полковник спросил:
— Сеньор, у вас, кажется, есть план спасения?
— Превосходный план. Мы удерем, быть может, еще во время переговоров.
— Но это же невозможно!
— Наоборот, очень даже вероятно.
— От намерения до исполнения пролегает немалый путь.
— В данном случае — нет.
— Вот как! Но куда мы направимся?
— На север.
— А не на юг? Раньше вы говорили другое!
— Я хотел обмануть этого человека. Теперь почти все они соберутся с этой стороны. Но, вообще, в том направлении бежать было бы глупо, ведь мы договорились пробираться в Корриентес, то есть на север, и решили не возвращаться на пароход.
— Да, верно! Но как же мы убежим?
—
— Без крови не обойтись!
— Разумеется.
— Ага, я понимаю вас. Делаем вид, что прорываемся с южной стороны, а сами быстро поворачиваемся и на север?
— Да, так!
— Вы думаете, солдаты, охраняющие ранчо с севера, бросят свой пост, потому что услышат выстрелы с противоположной стороны?
— Скорее всего. И мы спокойно сбежим. Мы проберемся сквозь ограду из кактусов.
Он замер от изумления.
— Ах… так! Думаете, это удастся?
— Да. Если майор не изменит диспозицию, то удастся.
— А если нас подстрелят?
— Сомневаюсь. Чтобы подстрелить кого-то, надо его видеть или слышать.
— Сеньор, сеньор, не воображайте, что это дело такое легкое!
— Я не имею обыкновения недооценивать ситуацию.
Я продолжил, поясняя свои слова жестами:
— Имение представляет собой большой четырехугольник, в свою очередь состоящий из четырех четырехугольников, между которыми проложены четыре прямые дороги. Все они ведут к ранчо, оно находится в центре имения. Четырехугольники огорожены изгородями из кактусов. Все четыре дороги сходятся здесь, возле ранчо; с той стороны расположились солдаты. Но возле боковых сторон каждого из коралей нет никого. Часовые расставлены лишь по углам и возле выходов из поместья. В промежутке между этими постами никого нет. Там надо прорываться.
— Но как вы проберетесь сквозь ограду из кактусов? Вы израните себе все тело!
— Это при моей-то кожаной одежде? Что вы? Я не раз проделывал подобные вещи. Но тихо, я слышу шаги!
Мне почему-то не пришло в голову выставить часовых возле всех четырех тропинок. Большей неосторожности и придумать было нельзя. Как же легко они могли бы справиться с нами! Солдатам достаточно было потихоньку подкрасться и напасть на нас. Тогда сопротивляться было бы бесполезно. Но нет, вместо отряда солдат сюда медленно приближался один-единственный человек. У него не было никакого оружия, как и требуется от парламентера. Его долговязая фигура была облачена в совершенно невзрачную одежду, обычный наряд гаучо. Человек этот носил широкополую шляпу, вокруг головы его был повязан пестрый платок, туго стянутый под подбородком. Черты лица были индейскими, выглядел он очень серьезно, даже мрачно. Хотя его большие глаза смотрели неприветливо, в них чувствовались необычайный ум и сила воли.
Увидев его, наш проводник быстро вскочил, подбежал к нему, протянул руку и молвил:
— Собрино, наконец-то ты тут! Теперь все пойдет хорошо!
Строгий человек кивнул ему и ответил:
— Останься на месте! Чего ты горячишься?
— Разве тут не будешь горячиться?
— Незачем! Тебя это не касается!
— Нет уж, очень даже касается, как и любого другого. Сказано же было: вместе шли, вместе попались!
— Тебя это не касается, кузен. Тебе никто ничего не сделает. Ну а остальные пропали.