Наулака - История о Западе и Востоке

Киплинг Редьярд Джозеф

На лице махарадхи появилась печать тревоги и беспокойства: мальчик был очень дорог ему.

– Но с тобой там может приключиться какая-нибудь беда, Лальи. Подумай как следует.

– Я уже думал, - ответил принц.
– Какая же беда может приключиться со мной там, если я буду находиться под присмотром англичан? Равут из Буннаула говорил мне, что я буду жить в собственных комнатах, у меня будут свои слуги, свои конюшни, как и у других принцев, и что ко мне там будут относиться с уважением и почтением.

– Да, - сказал король примиряющим тоном.
– Все мы дети солнца, я и ты, мой принц.

– Значит, я должен стать таким же ученым, сильным и храбрым, как

лучшие люди моего народа. Отец, мне надоело бегать по женским комнатам, слушать, что говорит моя мать, как поют танцовщицы; а они всегда пристают ко мне со своими поцелуями. Пусти меня в Аджмер, отец. В эту королевскую школу. А через год, уже через год - так сказал мне Равут из Буннаула - я смогу сам командовать своей гвардией, как и подобает королю. Ты обещаешь мне, отец?

– Когда ты поправишься, - отвечал махараджа, - мы поговорим с тобой об этом - не как отец с сыном, а как мужчина с мужчиной.

В глазах маха раджи Кунвара засияла радость.

– Замечательно, - сказал он, - как мужчина с мужчиной.

Приласкав сына, махараджа рассказал ему разные мелкие дворцовые новости, которые всегда могут заинтересовать мальчишку, затем, смеясь, спросил:

– Ну, теперь вы позволите мне удалиться?

– О, отец!
– принц уткнулся лицом в бороду махараджи и крепко обнял его. Махараджа мягко освободился из его объятий и, так же осторожно, мягко ступая, вышел на веранду. И прежде чем Кейт вернулась, он исчез в облаке пыли под звуки труб. В ту минуту, когда он отъезжал, к дому подошел посыльный с большой корзиной, доверху наполненной бананами, гранатами и другими фруктами - ярко-зелеными, золотистыми и темно-красными. Он поставил корзину к ногам Кейт и сказал:

– Это подарок королевы.

Маленький принц, услышав эти слова, закричал радостно:

– Кейт, это моя мать прислала вам. Смотрите, какие крупные, правда? Ой, дайте мне гранат, - попросил он, когда она вернулась к нему в комнату.
– Я их не ел с прошлой зимы.

Кейт поставила корзину на стол, но принц передумал. Теперь ему захотелось гранатового шербета, и Кейт должна была смешать сахар с молоком, сиропом и мясистыми красными зернами. Кейт на секунду вышла из комнаты, чтобы принести стакан, а тем временем Моти, который тщетно пытался стянуть изумруды принца и прятался все это время под кроватью, вылез оттуда и схватил спелый банан. Отлично понимая, что махараджа Кунвар не сможет поймать его, Моти, не обращая ни малейшего внимания на его слова, преспокойно сел на корточки, очистил банан маленькими черными пальчиками, состроил рожицу принцу и начал есть.

– Очень хорошо, Моти, - сказал махараджа Кунвар на родном языке, - Кейт говорит, что ты вовсе не бог, а просто маленькая серая обезьяна, и я с ней согласен. Когда она придет, она тебе всыплет, Хануман.

Моти уже успел съесть полбанана, когда вернулась Кейт, но почему-то он не попытался скрыться от нее. Кейт шлепнула маленького мародера, и он упал набок.

– Посмотрите, Лальи, что случилось с Моти?
– спросила она, с удивлением глядя на обезьяну.

– Он здесь без вас стащил банан, а сейчас, должно быть, притворился покойником. Стукните его!

Кейт склонилась над безжизненным маленьким тельцем; Моти уже не надо было наказывать: он был мертв.

Кейт побледнела. Она быстро поднесла корзину к лицу и осторожно понюхала ее содержимое. Роскошные плоды отдавали чем-то приторно-сладким и опьяняющим. Она поставила корзинку на стол и поднесла руку к голове. От запаха у нее кружилась голова.

– Ну же, - сказал принц, который не видел с кровати своего умершего любимца, - где же мой шербет?

–

Боюсь, что фрукты не очень хороши, Лальи, - сказала Кейт, делая усилие над собой. С этими словами она выбросила через открытое окно в сад тот недоеденный банан, который злоумышленник Моти так крепко прижимал к груди. В тот же момент с ветвей слетел попугай и унес этот кусочек с собой на дерево, а секунду спустя маленький комочек зеленых перьев упал вниз попугай лежал на земле мертвый.

– Нет, фрукты несвежие, - повторила она машинально. Глаза ее расширились от ужаса, а лицо побледнело. Ее мысли снова вернулись к Тарвину. Она не вняла его предостережениям и мольбам! Он говорил, что ей грозит опасность. Разве он ошибался? Откуда ей ждать следующего удара? Из какой засады он может обрушиться на нее? Сам воздух может быть отравлен. Она боялась даже дышать.

Смелость и наглость нанесенного удара пугали ее не меньше, чем сам замысел. Если такое могло быть сделано среди бела дня, под видом дружеского подарка, сразу после визита самого короля, что же может удержать цыганку в следующий раз? Сейчас Кейт жила под одной крышей с махараджей Кунваром, и если Тарвин был прав, предполагая, что Ситабхаи желает ей зла, значит, фрукты предназначались им обоим. Она содрогнулась при мысли о том, что сама, своей собственной рукой, могла дать фрукты махарадже Кунвару, ни о чем не подозревая.

Принц повернулся в постели и долго смотрел на Кейт.

– Вам нездоровится?
– спросил он ее вежливо и серьезно.
– Тогда не утруждайте себя приготовлением шербета. Дайте мне Моти - я хочу поиграть с ним.

– Ах, Лальи! Лальи!
– вскричала Кейт и неверной походкой направилась к постели принца. Она бросилась на кровать рядом с малышом, обняла его, словно защищая от кого-то, и залилась слезами.

– Вы сегодня во второй раз плачете, - сказал принц, с любопытством глядя на ее плечи, вздрагивавшие от рыданий.
– Я все расскажу сахибу Тарвину.

Эти слова поразили Кейт в самое сердце и наполнили его горьким и бесплодным сожалением. О, если бы хоть на секунду опереться на его твердую, сильную руку, предложившую ей спасение, - руку, которую она только что оттолкнула! Где он сейчас?
– спрашивала она себя в раскаянии. Что случилось с человеком, которого она прогнала и который ежеминутно рискует жизнью в этой ужасной стране?

А в это мгновение Тарвин сидел в своем номере в гостинице и, чтобы следить за всяким, кто приближается к нему, открыл обе двери душному ветру пустыни; его револьвер лежал перед ним на столе, а Наулака в кармане. Он всей душой жаждал уехать отсюда и в то же время ненавидел свою победу, которая не имела никакого отношения к Кейт.

XVIII

После того, как Кейт надежно спрятала отравленные фрукты, чтобы они больше не могли никому принести вреда, и. несмотря на собственные слезы, утешила махараджу Кунвара, огорченного таинственной смертью Моти, - после этого Кейт весь вечер и всю длинную ночь размышляла о том, как ей быть. Назавтра, когда она встала утром, не отдохнувшая за ночь, с глазами, красными от вчерашних слез, она твердо знала одно: пока она жива, ей надо быть вместе с индийскими женщинами и трудиться для них, и единственное прибежище в ее нынешнем тревожном состоянии - ее работа, ее дело, которое было рядом - стоило лишь руку протянуть. А тем временем человек, который любил ее, оставался в Гокрал Ситаруне, подвергая свою жизнь смертельной опасности, - и все это лишь для того, чтобы оказаться рядом с нею, если понадобится его помощь. Но позвать его она не могла, потому что обратиться к нему за помощью означало для нее уступить ему, а это было выше ее сил.