Нелюбовный роман
Шрифт:
– Однако своим поступком ты, вероятно, создашь ему политическую проблему. Вряд ли его величество будет тебе благодарен. Можно ведь и разозлить.
– Я не верю, что он согласится на такое унижение, просто не верю.
– А что поделаешь. Политика вообще грязное дело, моя дорогая. У его величества нет выбора, он родился государем, но у нас-то с тобой есть: можно выбрать достоинство, а можно – игру во власть. – И Рудена умело поменяла тему, заговорила о странных и парадоксальных тенденциях современной моды, о последнем показе в Галерее шёлка.
Есения выглядела разочарованной, однако нехотя уступила. Чувствовалось, что успокаиваться она не намерена, но поняла, что сейчас лучше промолчать. Продолжая светски болтать ни о чём, герцогиня неспешно взвесила все факты на весах логики и решила, что большого вреда усилия императорской любовницы не принесут. Вряд ли без сторонней помощи Есении многое удастся учинить, а пока Арама не родит девочку, или пока супруг не вынесет решение насчёт её сына, Есения будет плотно занята делом. Дурацким – но делом. И, пожалуй, это даже хорошо. В императорской семье не так много активных интриганок. Большинство предпочитает идти в фарватере, а не затевать собственную игру.
На мгновение Рудена задумалась, стоит ли предупредить кузину, но отказалась от этой идеи. Они были не так уж близки, и подобный жест означал бы вмешательство в чужую интригу, а это уж совсем лишнее. Но намерения Есении в любом случае следует иметь в виду. Надо продумать контрмеры.
И любопытно, что это у Арамы за молодой человек. Интересно, она действительно питает чувства к какому-нибудь юному чичероне, или же тут сущая ерунда, какая-то глупость, из которой скучающие дворцовые сплетницы уже готовы раздуть костёр до небес? Даже глупость иногда способна опрокидывать царства. Закончив обед в молчании (собеседницу свою она уже почти не слушала), Рудена вернулась в свои покои. Отмахнувшись от прислуги, прошла сразу в кабинет и сама закрыла за собой дверь. Остановилась у стены, на которой была развёрнута ярко раскрашенная карта материка. Вот и империя, и её соседи. Нарисовано во всех подробностях. Когда Рудена рассматривала эту карту, ей в голову всегда приходили полезные идеи.
Опасно было влезать в это подковёрное сражение, очень опасно. Муж не простит, если поймёт, какое активное участие во всём этом она приняла. Но внутренняя война грянет уже вот-вот, и она, герцогиня Азиттийская, так или иначе окажется в её эпицентре. Она – не какой-нибудь мелкий человечек, которому вполне достаточно честно работать, платить налоги и завести семью, на этом его долг перед государством исчерпан. Она, приняв герцогский венец, стала одной из опор государства, положение её обязывает, она вынуждена занимать самую активную позицию…
Да, положим, это самооправдание. Но даже оно… скажем так, оправдано. Она захотела принять на себя ответственность и должна её нести. Муж будет недоволен… Он и сам не понимает, чего хочет. Ему простительно, потому что на нём лежит титанический груз. Куда уж ему уделять внимание Азиттии, огромной области, однако всего лишь области, одной из многих. Ещё следовало посматривать на сопредельные герцогства. На семейные интриги. Дворцовые споры. Слишком много на одного человека. Пусть венчает собой трон. Возможно, его вмешательство и не понадобится.
Рудена присела за стол и вынула лист гербовой бумаги. Подумала и вытащила обычную – сперва стоило написать черновик. Она работала долго, испортила листов восемь, не меньше. В конце концов у старшей горничной закончилось терпение, она заглянула внутрь раз, два, а потом прислала одну из своих помощниц с подносом чая. Как бы намекнула, что и отдохнуть пора, и ей жуть как любопытно.
– Выпечку! – приказала герцогиня. – И пусть её принесёт Валада!.. Входи. Почему принесла только на меня? Принеси и на себя тоже – и прибор, и чашку, и выпечку. Лалла там уже изнемогает?
– Она хочет знать, не нужна ли вам помощь, – спокойно ответила молодая женщина в чёрном, которая принесла поднос.
У неё было удивительно неподвижное лицо – как будто терракотовое, а не живое. Чуть смугловатая (родом с юга, Рудена об этом знала), большеглазая, черноволосая, она была красива, как статуэтка, а невыразительность мимики, пожалуй, отчасти добавляла ей прелести, однако и странности – тоже. Видеть её с собой рядом было приятно, общаться – трудно, как будто она была ненастоящей, чем-то вроде куклы, оживлённой магией. Валада всегда была идеально причёсана, но ни украшений, ни цветной одежды не носила, хотя даже строгие южные традиции этого отнюдь не запрещали.
– Скажи ей, что она пока может отдыхать. У меня всё есть. И принеси угощение для себя. Не хочу пить чай в одиночестве… Ох, сказать откровенно, я вообще не хочу пить чай.
– Почему же попросили его, ваша светлость?
– Чтоб поразмыслить. С чашкой чая в руке очень хорошо размышляется… Видишь ли, мне нужно будет отправить одно письмо Высокому магистру, и отнесёт его мой горе-родственник. Письмо очень важное.
– Мне нужно будет его написать?
– Да, обязательно. Магистр не читает печатные письма. Как и послания, написанные неразборчивым почерком, он поручает их секретарю. А я хочу, чтоб он прочёл моё письмо сам… Нет-нет, не надо брать перо сейчас, мне сперва нужно всё продумать. Может быть, напишу черновик, а ты потом перепишешь.
– Черновик потом нужно будет сжечь?
– Да, очень хорошо, если ты займёшься этим сама. Лучше пусть бумага минует моего секретаря. Так мне будет спокойнее.
– Вы ждёте серьёзных последствий?
– Конечно, иначе бы не писала вообще. Видишь ли, Университет набирает силу, и его влияние пора уже поуменьшить. Потом, видишь ли, может стать слишком поздно. Для этого нужно, чтоб Совет магов занялся внутренними распрями и перестал лезть в политику. Я собираюсь убрать оттуда азиттийского представителя и заменить его моим глуповатым кузеном, а дальнейшее уже будет делом техники.
– Удивительно, ваша светлость…
– Что именно?
– Я думала, что если вы правите этой областью, то можете, например, просто отозвать своего представителя…
– Он же не посол, Валечка, это совсем другое дело, – улыбнулась герцогиня. Улыбнулась – и тут же вновь стала серьёзна. – Я не могу управлять даже той частью Университета и Совета, которая располагается в моей Азиттии, я могу лишь просить и предлагать. Но для Высокого магистра моё ходатайство скорее будет антирекомендацией. Он меня сильно не любит.