Ненавижу тебя, Розали Прайс
Шрифт:
— Почему тогда не сегодня? Почему я жду ее, как свое спасение, а она завет тебя? Тот, который даже не уследил за ней в ответствующий момент? — ором налетаю я на Гарри, стукнув кулаком по деревянной стойке, в которой были зажаты стекла. Но мне не больно, у меня болит внутри.
— Ты пьян, Веркоохен, тебе нужно проветриться и отдохнуть, — выговаривает Стайлс, подав салфетку. — Вытирай.
Я недовольно разжимаю руку, которая кровоточит, и медленно выбираю стекла. Не вздрагивая, а даже наслаждаясь этим кровавым месивом в руке. Лучше такая боль, чем душевная и эмоциональная. Ненавижу все и всех вокруг, но хочу
Зажав в руке салфетку вместо стекла, я продолжаю сидеть, пока Гарри заказывает вторую порцию, уже виски.
— Ты накинулся на аспиранта. Ты хоть даешь себе и своим действиям отчет и оценку?— я гневно прожигаю в Стайлсе дыру.
— Не твое дело, — отбиваюсь я. Нечего было лезть ко мне.
— Ты ведешь себя, как капризный ребенок, Нильс. Тебе двадцать один год, а все еще вредный и упертый, как пятилетний, — недовольно замечает Гарри.
— Если же ты такой взрослый и ответственный, тогда какого черта ты дал ей уйти с дому? Какого черта она попала к ним в руки? Какого черты она оказалась там? — взревел я, накидывая свои обвинения Гарри, который изумив от моих слов, нахмурился.
Я выхватываю стопку виски, которая была предложена Гарри и выпиваю сам, пытаясь выпустить пар, но ничего не выходит. Бесполезно с этим бороться, мне плохо, мне плохо без нее.
— Ты выдал ее звонком, Веркоохен, не я. Ты заставил ее прятаться в комнате, а не бежать через лестницу, какой был план. Это из-за тебя за ней была слежка, и это ты привел ее на ринг, хвалясь ею перед младшим Хоффманом! Не смей переводить все стрелки на меня, когда сам утопился в этом дерьме! — спокойным голосом, но бурей нанес он удар своими словами, а я спрыгиваю со стула, схватив его за куртку и стащив на пол, чтобы быть равными.
— Плевать, я виноват. Да, я признаю, но зачем я тебя туда послал, скажи мне, черт тебя дери?! Ты не должен был ее отдать! Она должна была быть цела! — кричу я ему в лицо, тряся за шиворот, когда ноги еле-еле удерживают меня на весу, а в глазах мельтешат огоньки.
— Да цела она, цела! Какого черта ты сейчас творишь, Веркоохен? Ты должен сидеть там, ждать, думать о ней, а не напиваться, как старый пьяница до потери сознания! Ты должен каждую минуту быть там, а не в этом затасканном клубе, где полно гнили! Она пытается ради тебя, она открыла глаза ради тебя, а ты, как сукин сын, приперся сюда. Так не поступают мужики, а ты вбил себе что-то в голову, накрутил и сидишь, ноешь, распускаешь сопли, как девчонка! Соберись уже! — он вырывается и отталкивает меня, пока я не устойчиво нахожусь на ногах, удержав себя барной стойкой, но рядом валю стулья от такого толчка назад.
— Тогда зачем она звала тебя? Она считает тебя важнее меня? Ты что, трахал ее, пока вы были вместе?! Ты был с ней? — я накидываюсь на него, а Гарри, которого обескуражили слова, застывает, сделав из себя хорошую мишень, когда мой кулак встречается с его челюстью. Он отходит от меня, вытирая потекшую кровь из носа, а за тем одичавшее смотрит на меня, когда я готов был к новому удару, но алкоголь, что туманит рассудок, пошатнул меня, и я замахиваюсь в воздухе. В толпе послышались крики, а от нас отошли.
Вместо того, чтобы получить мой удар, Стайлс оказывает рядом с секундным мгновением, укладывая меня на лопатки, прижав к полу. Прошипев от зудящей боли головы,
— Ты реально болван, Веркоохен, — рычит Гарри, которого я пытаюсь оттолкнуть, но вместо этого он прижимает меня к полу еще плотнее. — Я твой друг, и я бы никогда не прикоснулся к той, которую ты любишь. А ты ее любишь, брат, я знаю это и вижу. Ведь тот Веркоохен бы, никогда не пошел напиваться из-за девчонки. Он бы никогда не отшил другую. Он бы никогда не был трусом, коим сейчас ты и есть, — проговаривает он, а от его слов, мой гнев становится ярче и грознее, но он крепко держит меня, пока расслабленное тело алкоголем подчиняется ему.
Недалеко показалась охрана, но видя, как мы разговариваем, обескуражено остановилась, не зная, что делать дальше.
— Никогда. Не смей. Называть. Меня. Трусом. Стайлс, — внятно, громко и четко выговариваю я каждое слово, когда Гарри усмехается моей реакции.
— Уже лучше, Веркоохен.
— Уберись с меня, Стайлс, — шиплю я, дернувшись телом вперед, но не больше, чем надо было для того, чтобы встать.
— Как бы ты того не хотел, Нильс, я буду промывать тебе мозги, долго, да так, что ты быстрее встанешь раком, чем посмеешь заткнуть меня. Роуз ждет тебя, так что приводи себя в порядок, стань мужиком, а затем вернись в госпиталь на диван, ожидая ее разрешения.
Я тяжело выдыхаю. Как же он меня задрал!
— Ну, так что? — приподнимает он бровь, вставая с меня, а за тем поддает руку. Охрана расслабленно отходит от нас.
— Как только протрезвею, Стайлс, я так тебе врежу, что очнешься в том же госпитале, — раздраженно выговариваю я, но хватаюсь за его руку, встряхиваясь.
— Полегчало? — смеется он, вытирая кровь, которая не прекращает тоненькой струйкой течь с его носа по губе и подбородку.
— Можно было и без психотерапии, а просто треснуть, — я говорю зло, но на самом деле мне легче, даже дышать стало легче. На самом деле. Я беру свою куртку с пола, натягивая на себя.
— Можно же ударить разок утром? — насмехаясь, спрашивает Гарри.
— Я тебе руку выверну, придурок, — оскалился я, а он кладет руку мне на плече. Подтолкнув к выходу.
— Тебе надо в душ, Веркоохен. Несет от тебя, как от мусоропровода, — комментирует он, идя за мной, пока я безнадежно качаю головой. Но по губам протекает улыбка.
Может, он прав? Просто нужно время, подождать, совсем немного, а за тем я увижу ее? Свою любовь и головную боль? Как же я скучаю, как сердце мое скучает…
Я же лихорадочно и до горячки влюблен, по уши. Просто хотя бы глазком посмотреть, хотя бы немного, чуть-чуть, и прикоснуться разок, к губам. Таким пылающим, горячим, моим…
— Чего застыл? — ворчит Стайлс. — Идем пешком, тебе на пользу, придурок.
Я тихо усмехаюсь и, заплетаясь в ногах, иду за Гарри, в тишине, не переставая думать о той единственной, о той неповторимой и любимой мною девушки.
========== Часть 68 ==========
Нещадное утро наступает быстрее, чем я закрыла свои глаза, отдавшись сну со снотворным, которое убаюкивающее распространилось по телу. Но я вновь чувствую огонь, боль, жжение. С новым утром пришел страх c примесью боли. Не хочу чувствовать свое тело, когда оно пылает, я больше не могу мучиться, это нещадно.