Ненавижу тебя, Розали Прайс
Шрифт:
– Но я не могу, – мотаю я головой.
– Можешь, давай, расслабься. Расскажи мне пока о Нильсе, – просит она, словно отвлекая меня. – Вы же вместе, верно?
– Э-э…Что мне рассказать вам, Эмбер? – спрашиваю я, невольно вздрагивая.
– То, что захочешь, – и я слышу по ее голосу, что она улыбается.
– Он…– говорю я шепотом, задумываясь о нем. – Он очень не любит разговаривать за столом, – выпаливаю я первое, что приходит в голову, – Особенно, когда он сердит или нет настроения, – добавляю я, сама упуская с нутра улыбку на губы. – Он… Довольно экстравагантный, однажды он учил меня стрелять из пистолета, и у меня выходило, – усмехаюсь я. – Он…
– Почему ты не называешь
Я выдыхаю, нервно прикусывая внутреннюю сторону щеки.
– Попытайся вспомнить самые яркие моменты, и называй его по имени, Роуз.
– Хорошо…– киваю я, выдыхая, и пытаясь преодолеть себя. – Помню, когда мы ехали на машине и начали ссориться, из-за чего мне пришлось выйти из нее. Представляете, Эмбер, он поехал за мной по тротуару, а потом догонял меня по парку, пока мы не свалились в кучу листьев на землю, – я слышу ее одобрительный смех и постепенно расслабляюсь.
– Продолжай.
– Мы катались на коньках. Нильс был удивителен, когда не контролировал свои движения, меня, себя… Тогда мы здорово покатались, – вспоминаю я, а с помощью закрытых глаз, я вижу эти яркие картинки, его улыбку и смех, озорство в ярких голубых глазах и нашу любовь. – А еще… Он часто учил меня, впрямь как учитель, но иногда его методы были крайне жестокие.
– Розали, попробуй вспоминать только те моменты, когда ты чувствовала себя счастливой, с ним, рядом.
– У нас довольно странные отношения, на самом деле… И каждый день было что-то новое, нестандартное. Нильс однажды провел меня по снегу. Босиком, заставив одновременно поверить в то, что я невиновна в смерти родителей. Тогда стало легче, словно камень с плеч свалился. А еще Нильс заставил меня выпить бутылку конька, когда я нарочно провоцировала его алкоголем. После, я до сих пор смотрю на него с отвращением. Он бывает таким, это его особенность, но мне это нравится… И так же безумно нравится его улыбка, его глаза, сила…
– Ты его любишь? – задает мне вопрос Эмбер, а я на секунду замираю.
– Люблю.
– Пирс сказал, что ты беременна, – настороженно спрашивает женщина.
– Да, это так. Это весьма неожиданно и шокирует, но это мой малыш, – я кладу руку на живот, не пытаясь открыть глаз, чувствуя нечто в животе, что отзывается теплом.
– Ты хотела бы рассказать о нем Нильсу? – от внезапности ее вопроса, я открываю глаза, недоверчиво глянув на нее.
– Не думаю, что сейчас нужное время.
– Ты боишься?
– Сказать, что у меня в животе его ребенок? Думаю, это естественно, ведь после произошедшего я могла бы, и избавиться от него, – недовольно отвечаю я.
– Но ты этого не сделаешь.
– Это грех.
– Или ты его любишь? – она ставит вопросы слишком быстро, не давая времени переварить свою информацию в голове, от чего она говорит со мной довольно вольно, но я не понимаю, чего она добивается.
– Миссис Вуд, что вы хотите узнать? – прищуриваюсь я.
– Боишься ли ты, или любишь своего ребенка и Нильса.
– А есть вариант объединяющее слово двух терминов?
– Страх? – спрашивает она, а я отвожу взгляд. – Мне непонятно, какие ты чувства испытываешь к Нильсу. Если ты его любишь, то почему он еще там? Если боишься, то почему любишь?
– Знаете, Эмбер, жизнь не так сладка, как кажется, а у меня она с особым перцем. Только настает момент, когда все хорошо, и тут же на голову выливают ведро ледяной воды. Только наши отношения с Нильсом стали налаживаться, как я оказываюсь, практически кинута им же. Он говорит о защите, а на мне применяют методы пытки, и хотят убить… Вы бы решились посмотреть в глаза тому человеку, которого любите до безумия, и который почти сломил вас? Единственное, что
– А Нильс? Ты собираешься его отпустить?
– Я не знаю, что делать, и делать ли вообще. Боюсь, ведь я сделала одну ошибку, поверив ему, и до ужаса боюсь, что я повторю ту же судьбу, что и прежде. Я достаточно натерпелась от рук людей, которые лишь удовлетворяли свои потребности за счет моей слабости, только вот никто не учел, что я выживу и смогу научиться ненавидеть.
Повисает тишина, и я смотрю на Эмбер, которая опускает глаза, не решаясь смотреть в мои. И я знаю почему – в них только боль, страх и ненависть, что поглощает меня.
Мы оборачиваемся вдвоем на стук двери и видим на пороге Пирса, который взволнованно оглядывает нас.
– У вас тут все хорошо? – интересуется доктор, и я киваю, глянув на Эмбер. – Тогда, думаю, на сегодня достаточно.
– Пирс, дай нам еще минутку, – прерывает она Пирса, который хочет подойти, но с моего разрешения покидает комнату.
– Вам было недостаточно того, что я сказала?
– Ты сама себе проблема, Розали. Ты свою слабость заменяешь злостью и обидой, которая заразила тебя в душе. Ты лжешь не только мне, но и себе, от чего тебе сложно принимать реальность. Когда ты поймешь, что для тебя дороже – тогда найдешь выход, но не стоит на любовь накладывать ненависть, а на людей обиду. Да, жизнь не сладка, и тебе не повезло, но на твои плечи пал груз, и тут, – она указывает на мой живот, – Твой луч света. Просто береги его так, как ты сказала, и подумай о моих словах. Твоя слабость – твой разум, послушай сердце, оно всегда подсказывает безумство, но для ненормальных людей, это и есть норма, – кивает она, легко улыбнувшись мне и поднимаясь со стула.
Взяв пальто и сумку, она вновь протягивает мне ладонь, чтобы попрощаться. Выдохнув и набрав побольше воздуха в легкие, я даю ей руку, и она довольно пожимает ее.
– Тогда, до завтра, миссис Вуд.
***
К трем часам дня ко мне приходит Равена, с которой я остаюсь на три часа, беседуя и выпивая чай с ромашкой, который она любезно заварила. Женщина оказалась на удивление понимающая, умна на лечении с травами, мудра в советах.
С ней было спокойно, слишком просто и легко. Я не могу беспокоиться за то, что она начнет спрашивать о том, что со мной, и что произошло в моей жизни, ведь женщина чувствует, куда нельзя лезть. Единственный вопрос, который она задала, это был о ребенке, и убеждение того, чтобы я подарила ему самую лучшую жизнь вдали от алчных, эгоистичных, циничных чудовищ – людей.
Равена оставляет меня под вечер, предварительно занеся ужин, и попрощавшись, вышла на исполнение своей работы, пообещав, что заглянет как-нибудь еще, принеся новый термос отвара.
Как только тарелки ужина опустели, и я набила свой живот диетической картошкой с парной котлетой, то пришло время для небольшого риска. Опуская ноги, я босыми ногами встаю на ледяной холодный пол, приложив немало усилий, чтобы встать.
Вчера и сегодня мне помогла женщина, медсестра, но сейчас я пробую начать идти сама, и это получается, хоть и не привычно. Я неделю не вставала с кровати, и теперь ноги онемевали от веса моего тела, даже когда оно не было таким сильным и упитанным. Дойдя до белой двери в ванну, я захожу туда, включая свет. Я прохожу внутрь в не очень приятную обстановку, когда весь мрамор был белее снега, как и вся ванная.