Ненавижу тебя, Розали Прайс
Шрифт:
— Да что ты, дорогая, все в порядке. По твоему состоянию и виду ты вообще не должна разговаривать.
— Я так плохо выгляжу? — удивилась я.
— Не так плохо, но бледная и худая. Тебе нужно больше есть, а лучше, завтра я принесу тебе моего отвара. М-м-м, после него и щеки порозовеют и глаза заблестят и губы порозовеют, вот увидишь, — говорит женщина, а я уже улыбаюсь.
— Спасибо, я буду ждать, — я киваю ей и ложусь обратно на кровать, но тут же грубое шипение срывается с губ. Женщина взволновано подбегает ко мне.
— Ты в порядке?
— Да, всего лишь жжет спина.
— Последствия
— Что-то типа того, — соглашаюсь я.
В комнату заходит Пирс с подносом, медленно и сосредоточено подходя ко мне. Он ставит передо мной поднос, когда перед этим Равена выставляет поддерживатель подноса.
— Тебе помочь, или…
— Сама, — перебиваю я его, и Пирс оглядывает меня. Я не калека, сама подниму ложку.— Я могу спросить у вас, Пирс, где я могу принимать ванну или ходить в уборную?
— За дверью, она тут, за аппаратурой, — показывает он, и я удивляюсь, ведь раньше ее не видела. — Тебе лучше позвать кого-то, когда захочешь встать. Так будет лучше, и ты обезопасишь себя. И еще. Под кроватью есть таз, если тебе станет плохо — можешь использовать его. Равена, ты закончила?
— Да, Пирс.
— Тогда пойдем. А ты, отдыхай Розали, через несколько часов я отошлю к тебе медсестру, она вколет снотворное.
— Доброй ночи доктор Пирс, и вас миссис…
— Просто Равена, дорогая, завтра я навещу тебя, — проговаривает женщина, забирая свои вещи, и выходит с доктором за дверь, прикрыв ее.
Я сразу же жмурю глаза, прикрывая лицо руками. Боль не отпускает меня, от чего я стараюсь сидеть прямо и не торкаться спиной койки, которая приподнята. Притягивая поднос к себе, я чувствую, как в нос заходит запах куриного бульона, и я не могу избавиться от воспоминаний.
Он тоже готовил мне такой суп и пах он почти так же. Сердце колит, душа ноет. Стоп.
Отгоняя от себя эти мысли, я беру ложку в руки, пробуя горячее блюдо, и довольно улыбаюсь. Вкусно, очень вкусно, но у него было лучше, намного лучше и… О, Нильс, я бы хотела увидеть тебя, дотронуться до тебя, посмотреть в твои глаза, но не могу. Не могу, тебе надо подождать, дай мне собраться с силами…
Съев половину, я откладываю ложку, пытаясь привыкнуть к еде в желудке, пока не начало тошнить. Потирая живот, я замираю, с рукой на нем и удивленно выдыхаю. Я не чувствую его там, ничего не шевелиться, но что-то уже сейчас было не так. В моем организме начало что-то меняться с определенной скоростью, и я даже не успеваю следить за этим.
Неужели я когда-то буду держать на своих руках такого маленького ребенка, в пеленке, прижимать к своей груди, укачивать и разговаривать с ним? До моего разума это еще совсем неведомо и ново.
Ребенок — слово, которое многих пугает, а по мне сейчас расплывается умиренная улыбка и тишина. Мне уютно, когда я не перестаю примерять образ мамы, страшно, ново, неожиданно, но приятно вправду. Неужели я полюблю еще одного человека, как Нильса? Так же глубоко, так же невесомо и тихо, выказывая свою любовь прикосновением губ и рук? Невероятно. После всего, кажется, это единственный лучик надежды, который озаряет мне путь в завтра.
Живот бурчит, и я еще
На сердце ужасно тяжело. Нильс сейчас один, и я понимаю, как это, ведь тоже одна, без него. Мне жаль, что все так произошло. Но сейчас нет злости, разочарования или ненависти, только прекрасные воспоминания о нас. Люблю, чисто, быстро, навсегда.
Но пока стоит стена меж нами, я наберусь силы, приведу все мысли в порядок, как и себя, а потом впущу его, как только пойму потребность.
Сейчас я желаю лишь вспомнить, как с самого начала, того самого дня все началось…
С той ночи, когда меня пробудил грохот на кухне, и когда я вышла к нему, впервые увидев его разносящего кухню и грохот, грубость и едкость в ухмылке. Как он заставил вспомнить меня, кто он, как показывал мне примером в каком-то старбаксе на пристани сущность Америки и жестоких людей. Вспомнить, как все было безвыходно, сложно, запутанно и до слез обидно. Тогда, от непонимания и его действий, жестов, жестоких слов, мне хотелось лишь реветь, пока все это постепенно не перепало в нечто…большее. Он жалел меня, начал разговаривать, начал постепенно привыкать… Помню, точно помню, когда он оберегал и помогал, мне было тогда плохо, температура, которая сняла все его рамки и он был со мной, словно защитник, а на утро холод. Нильс менялся так часто, так быстро и бывало резко, что это приводило меня в замешательство…
Но я помню его день, который был действительно для меня открытием еще одного Нильса, такого необычного, экстравагантного, жесткого и удивительного… Нет, это воспоминание я отложу в другую стопку, ведь с этого все и началось… Пусть будет нетронутым моим анализом этот день, пусть будет все хорошо.
Я отодвигаю поднос, медленно и аккуратно ложась в постель, устремив взгляд в потолок, гладя свой живот. Это странно, но, кажется, это действие меня саму успокаивает, не давая быть слабой и вновь пролить слезы.
Воспоминания начали вновь и вновь всплывать в голове: наши разговоры, страхи, извинения, взгляды, первый поцелуй, первое признание… Это все живо накатило на меня, заставив отключить разум от тела, а в скорее заставив разум подчиниться сердцу, ведь любовь нельзя сломать так скоро, нельзя так ее разорвать и скомкать. Для этого нужны иные чувства, а они пока охвачены любовью. Он же был воздухом, он же был моим защитником, он же был моим вторым сердцем и любовью, пусть все так и останется.
Хочу, чтобы все было так, как тогда и мой мозг моментально перебирает нашу любовь, давая ощутить то чувство и разгар, когда мы это ощущали вместе, когда ощущаем и сейчас, только, отдельно… И плевать на все. К черту.
Я ношу его ребенка под сердцем, оно там, во мне, внутри. Часть его во мне загорает вторую жизнь, и я попри страх и боль люблю… Мне больно, но не могу отказаться, еще не могу отпустить, так рано, и так мало времени прошло. Я люблю его.
Люблю, как прежде.
Люблю, как сегодня.
***
POV Nils Verkoohen
Опустив голову над барной стойкой, я кручу в руках наполовину пустой стакан с коньячной жидкостью, потупив взгляд и отключив мозг. Так легче принимать реальность, так легче существовать без нее.