Ненавижу тебя, Розали Прайс
Шрифт:
— Что с ней? — бабушка невольно вскрикивает.
— Что вы с ней обсуждали?
— Ничего. Совсем ничего. Она была в порядке! — кричит она, а Пирс шикает.
— Розали, все хорошо? Ты можешь сказать, что у тебя болит?
Я качаю головой. Со мной все в порядке, все в порядке… Я порядке.
— Только Гарри. Пожалуйста, — шепчу я, когда губы дрожат, а он сильнее укутывает меня в плед.
— Гарри Стайлса? — уточняет Пирс, я слабо киваю. Он выпрямляется и быстро выходит из комнаты.
— О, как же ты… О, Роуз, — мямлит бабушка, дотронувшись к моей
Пирс возвращается, прикрывая двери.
— Нам надо обсудить еще одно дело, — замялся доктор, а позже подошел к больничной койке. Бабушка даже не повернулась, только шмыгнула носом.
— Я хочу, чтобы вы наняли ей психотерапевта, — резко выговаривает бабушка, повернувшись к Пирсу, но не ко мне. — Сегодня же, доктор. Я не желаю, чтобы моя внучка шарахалась от каждого человека, как от огня!
Пирс смотрит на меня, и незаметно кивает моей бабушке, но это не стает незамеченным для меня.
— Нет, — перечу я, и впервые мог голос был громок, уверен, но все еще дрожащий. Я не позволю незнакомому человеку вытаскивать из меня боль, не в это раз, бабушка. Ничего не изменится. Я знаю, что в порядке. Просто мне нужно время.
— Розали, тебе это нужно! — указывает мне бабушка, и тут же грозит пальцем. — Ты хочешь, чтобы было как раньше? Ты хочешь жить в страхе, хочешь чувствовать боль? Да к тебе не то, что я, к тебе даже Нильс не прикоснется! Тебе нужен доктор, который поможет, тебе нужен…
Она не договаривает, как я поворачиваюсь к подносу, и вновь меня рвет. Пирс вновь около меня, и поднимает волосы, помогая. Мой желудок разрывается. Рвота выжимает все соки, и я чувствую, как она вытягивает мою силу. Меня начинает колотить в неведенье, что со мной.
— Миссис Прайс, не кричите. Розали сейчас не до этого. Обговорим помощь потом. Она должна отдыхать, — мягко выговаривает Пирс, вытирая мой рот салфеткой и вновь укутав в плед, сажает ровно на приподнятую спинку койки, но я стону от боли в спине. — Ну, все, тише, милая. Тебе придется перетерпеть боль. Скоро пройдет, сутки, и ты уже не будешь ее так чувствительно ощущать, — он протягивает руку, попытавшись положить ее мне на плече, утешить, но я так же отталкиваю его, как и бабушку. Мне не нужна эта жалость, никому меня не было жалко, когда это делали со мной.
Бабушка смотрит на меня, словно пытается увидеть что-то и что-то видит, когда ее взгляд наполняется ужасом. Она, словно видит перед собой чудовище, словно она видит не меня и вовсе. Смотрит своими карими глазами, что так похожи на мои, смотрит холодно и недоверчиво.
— И так, миссис Прайс, сейчас вы либо уходите, или слушаете меня, но больше ни каких криков. Розали нельзя нервничать, особенно сейчас, да и в таком состоянии…
Бабушка набирает больше воздуха в легкие, несколько секунд еще смотрит на меня, затем на Пирса и согласно кивает головой. Но ее взгляд не сулит мне ничего хорошего.
—
Двери палаты тихо-тихо приоткрываются, даже не издавая шума, а я замечаю, как медленно и бесшумно внутрь заходит Гарри, который уже сразу улыбается мне своей теплой и нежной улыбкой. Гарри подмигивает мне, притихнув, и перевод взгляд на доктора. Пирс не замечает его, как и бабушка, ведь двое около меня и повернуты спиной к дверям.
— Ты уже себя хорошо чувствуешь? — обращается ко мне доктор, и я киваю. Он словно подготавливает меня ко второму удару со спины. — Хорошо. Рвота обычно не отзывается так быстро, и ты должна была все съесть без последствий…
— Вы же сказали, что в ее состоянии, это норма, — уточняет бабушка.
— Не перебивайте меня, миссис Прайс. Ее состояние нормализируется, тело восстанавливается, раны затягиваются. Когда вы поступили к нам, я проверил у тебя все тесты, чтобы знать, какие препараты подходят больше. И еще раз уточню: Розали обезболивающее действует?
Я отрываю взгляд от Гарри, который складывает руки на груди, все так же стоя не замеченным, и внимательно слушает врача.
Я киваю головой, пытаясь услышать суть слов Пирса.
— У тебя есть рана на животе. Скорее всего, после ножа или клинка, и рана сделана практически в боку, не задев ничего главного у тебя в желудке, в животе… — я внимательно его слушаю, а Пирс переводит взгляд то с бабушки, то на меня.
— Ничего главного — это вы об органах так отзываетесь? — поинтересовалась бабушки, а доктор, не открывая от меня своего взгляда, приподнял губы в полуулыбке.
— Нет. Я о том, что она носит в себе, уже, более, как две недели — цело и невредимо. Розали, ты беременна и тесты все были положительны.
Мир вмиг застыл. Я затаила дыхание, пораженно метнув взгляд не на них, а на Гарри. В ушах поднялся бывший шум, просто гул. Я, словно онемела и, не дыша, застыла.
Все, что было до этого момента, исчезло и я опускаю взгляд вниз. Сквозь шум в ушах от шока, я слышу тишину, гробовую тишину, пожирающую меня.
Пока что-то мокрое не капает мне на грудь, я не замечаю своих слез. Рука ложится на живот, и сейчас, именно в этот момент я чувствую, как нож вонзается в спину, сделав меня еще более искалеченной, только вонзила нож не боль, а судьба, которая наехала на меня трамваем в аду.
Я вновь поднимаю взгляд и смотрю на то, как Гарри медленно опускает руки с груди, расширив глаза и даже приоткрыв рот. Я качаю головой, отрицая слова Пирса. Да это же просто невозможно.
— Нет, — все еще качаю я головой. Это шутка такая? Тогда ни черта не смешно!
— Розали, я клянусь, что с твоим ребенком все хорошо. Никаких повреждений, но тебе нужно много отдыхать и кушать, иначе будет выкидыш.
— Нет, — вновь проговариваю я это слово себе под нос, и поднимаю голову на парня. Они так же оборачиваются на мой взгляд. Гарри выдыхает, пряча глаза в пол, а я хватаюсь за рукав доктора. — Этого не может быть, — отвергаю я все слова Пирса. — Нет же доктор… Даже если так, то… невозможно…