Непобежденные
Шрифт:
Володя Коротков, прощаясь, сказал Герасиму Семеновичу:
– Не забудь! На развилке трех дорог мы заложили очень серьезную мину: двадцать килограммов взрывчатки в сорокаведерном котле. Смотри, не подставляйся… Перекресток дорог в полукилометре от госпиталя. Представляешь, где это?
– Представляю.
Большая мина
В партизанском госпитале разразилась суматоха. Майор Ермаков, начальник госпиталя, грузил в сани раненых и медицинское оборудование. Кто был
Коротков первым делом выставил засаду с пулеметами. К мине отправил Сережу Астахова. Взрывали примитивно: нужно было за веревку дернуть.
Коротков наказал настрого:
– Ждать моей команды! Махну рукой – действуй!
Прикатил на лыжах разведчик:
– Немцы идут колонной! Батальон!
Коротков подозвал пулеметчиков:
– Пряхин! Копылов! Занимайте позицию!
Огонь откроете после взрыва мины.
Послал связного к майору Ермакову:
– Грузить всех раненых. Уходить без промедления.
И последний приказ своим разведчикам:
– Голов не поднимать. Ждать взрыва мины. Осколки будут страшные.
В это время отряд Зайцева, все двадцать два бойца, шли на лыжах по Куявской дороге.
– Ребята, давайте малость пробежимся! – предложил командир. – Если немцы будут отходить в нашу сторону, придется их пугнуть. Злость могут на Думлове сорвать. Жен и ребятишек побьют, дома спалят.
Вышли на горку. За деревьями попрятались. Вперед, дозором, пошел сам Герасим с пятью парнями. У всех автоматы, ручной пулемет тоже взяли.
Немцы двигались со стороны Мосеевки. На развилку дорог вышло боевое охранение. Остановились, поджидая основные силы.
Астахов взглядывал на командира. Коротков смотрел и ждал.
– Как муравьев! – сказал Астахов, подтягивая веревку.
Немецкий офицер достал карту. Дорога в лес – партизанская, к лагерю и дальше, к Болве.
Коротков поднял руку. Резко бросил вниз. Астахов что есть мочи рванул веревку.
Полыхнуло рыжим, будто солнце свалилось с неба, и – рев, утробный, пронизанный свистом осколков. Черные клубы дыма росли, кучерявясь, выше и выше, а снизу, пронзая эту кучерявую безликую голову, взмывали космы земли.
Ударили пулеметы, друг перед дружкой затараторили очереди автоматов, ахали винтовочные выстрелы.
– Отходим! За Болву! – приказал Коротков.
Немцы палили во все стороны, а лес умолк.
Замыкающая колонну рота останавливала бегущих.
Командиры погибли: батальона, роты, несколько взводных.
На деревьях – ошметки шинелей, кровоточащие куски мяса.
Сколько солдат попало под взрыв – пока еще не понятно. Толпа, пораженная ужасом, кинулась на дорогу к Думлову, и тут снова ударил пулемет, посыпались автоматные очереди.
Бегущие метнулись на старую дорогу к Мосеевке.
– Домой отходим кружным путем! – приказал своим партизанам Герасим Семенович. – Упаси Господи привести за
Через день разведчики побывали в Мосеевке. Немцы увезли в Людиново семнадцать подвод убитых и раненых.
Впрочем, убитых подсчитать партизанам было трудно. На деревья у перекрестка и у храброго сил не было глаза поднять.
– Свое получили, – сказал партизанам Золотухин.
СС и русские мальчики
Повторить поход за партизанскими головами немцы решили, во-первых, подготовившись, во-вторых, силами специалистов.
Фронт стоял всего в восемнадцати километрах от Людинова. В районе деревни Гавриловки занимала позиции 323-я дивизия генерала Гарцева, город Киров обороняла 330-я дивизия под командованием полковника Соколова.
Особый отряд Красной армии майора Гамоги выбил немцев из деревень Большие и Малые Желтоухи. Перемещались по немецким тылам отряды НКВД Брянцева – будущего писателя, Орлова, Шестакова.
Главное, армия и партизаны держали семикилометровый проход возле Кирова. У немцев не было сил залатать брешь. В эту брешь Володя Коротков провел обозы с продовольствием и семьсот человек, готовых сражаться в рядах Красной армии. Мобилизацию, а заодно и спасение от угона в Германию партизаны провели в деревнях и селах Людиновского и Дятьковского районов. Вся эта территория была под немцами. Но хозяевами в деревнях оставались сами жители. Правда, наведывались мародеры, но для иных любителей деревенского масла, курочек и телятинки такие походы заканчивались гибелью.
В десяти километрах от Людинова, под Колчином, в одной деревне власть оставалась у председателя колхоза, степенного человека Алексея Илюшина. В другой деревне вел хозяйство и саму жизнь направлял председатель колхоза великан Бабурин.
Народ не одинок, когда у него есть голова. Бабурина слушали, на Бабурина надеялись. А он не долго думая наказал народу собрать брошенное вояками оружие и сколотил отрядец из двадцати мужиков, пожилых и молодых, не пригодившихся фронту.
Некие мародеры обрадовались ухоженной деревеньке, но их положили до единого, трупы в лесу похоронили. Были немцы, не стало немцев. Записали их, должно быть, в «без вести пропавшие».
В партизана Бабурин не играл. Тайников в лесу не закладывал. За одну свою деревеньку держал ответ. Ни перед Сталиным, ни перед Родиной – перед бабами колхоза, перед детишками. Перед мужиками тоже, конечно. Придут с войны, с председателя спросят за жизнь семейства.
У Алексея Илюшина и жены его Варвары тоже был свой отрядец. Мародеров и полицаев убивали, а вот серьезной силе сопротивления не оказывали. Покорностью врага смиряли.
Иное дело – председатель манинского сельпо Федор Павлович Горчаков. Этот не поленился заложить в лесу несколько схронов с хлебом – урожай 41-го года был невиданный. Землянки тоже построил, мало ли?