Ночь в конце месяца
Шрифт:
В жизни что-то случилось. И даже этот ночной разговор жильцов — не тот, которого она
ждала.
Неизвестно почему, она уже знала, что не сможет спокойно прийти к жильцам и отдать
деньги. Шутка не удалась, урока не вышло.
Утром она следила за Володей, пытаясь понять, что он чувствует, как переживает
несчастье. Но Володя с удовольствием бегал по саду, опять растягивал свою пружину, и лицо
у него становилось детским и розовым.
Днем жена
—Уезжаете?— безразличным голосом спросила Карповна.— Конечно, может, это и не
мое дело… Но погода хорошая, тепло… Еще бы погостили?
—Надо ехать,— коротко прозвучало в ответ. В голосе девчонки не было ни злости, ни
горечи. И даже не пожаловалась…
Примчался с вокзала Володя, бросил на стол билеты.
—В семь тридцать… А пока — махнем искупаться? В последний раз!
И они опять разворошили свои рюкзаки, отыскивая простыню и купальные шапочки, — и
ушли на пляж.
Вещи оставили раскиданными, комнату не заперли. У них и мысли не возникло, что кто-
то сможет прийти, взять… Карповна принесла деньги и засунула в кармашек рюкзака.
Карман был без застежки, но Карповна не обратила на это внимания.
Купались жильцы долго; наверное, напоследок решили досыта наплескаться. Минуло
пять часов, шесть — все не появлялись.
От дома до вокзала далеко, надо спуститься с горы и пройти через весь город. Не меньше
часа понадобится. Карповна смотрела на ходики, потом выглядывала во двор. Что за люди…
Теперь и на поезд опоздают, и билеты пропадут…
Начался дождь. Белые струи с шумом резали воздух, за их стеной скрылись горы, крыши
домов, красные огоньки на радиомачте. А у мальчишки с девчонкой нет ни зонтика, ни
плащей… Карповна и сердилась и жалела, какое-то смутное чувство было у нее на душе.
Наконец вынырнули у крыльца — согнутые, обнявшиеся, на головы наброшен пиджак,
блестящий и черный от воды.
—Помочь собраться?— спросила Карповна.
—Нет, мы сами…
Наспех побросали в рюкзаки пожитки, не проверили даже — все ли на месте. И ушли
ровно в половине седьмого. До отхода поезда оставался час, и Карповна так и не знала —
опоздают или успеют в последнюю минуту? Ах, глупые, глупые… Она хотела сразу же
убрать матрасы, поднялась наверх, но отчего-то присела на койку и долго сидела, слушая
затихающий дождь.
Она представила себе: вот мальчишка с девчонкой идут к вокзалу, мокрые, уставшие, но
по-прежнему беспечные, и поглядывают друг на дружку так, словно знают что-то важное и
особенное…
Ничего они не знают. Ничего они не испытали в жизни; наверно,
коснулась их. Они не дрожат над коркою хлеба, смотрят без подозрительности и не
вздрагивают по ночам от скрипа дверей. Что ж, может, это и хорошо… И может, не надо
сердиться на них?
Опять забренчала цикада за окном — «тюрли… тюрли…», будто милиционер продувал
засорившийся свисток.
Дождь унялся, и в тишине стали явственны скрипы и шорохи старого дома.
Треснуло бревно над головой, дрожащий звон прокатился по чердаку и замер. Словно под
чьей-то ногой, застонала половица. Тонкий пласт известки, белевшей в темноте, упал на
кровать рядом с Карповной, и она не стряхнула его.
ДРАКА
—Вы уж простите, ребята, что так получилось нескладно... Назвал к себе друзей,
поговорить хотел, посидеть, а вместо этого устроил драку...
И самое смешное — не могу ответить, за что я его ударил. Вы же видели: ссоры никакой
не было, тихо-мирно, оба трезвые. И вдруг — как говорится, в морду...
Перед ним не совестно. Перед вами неловко... Надо ведь как-то объяснить. А я не могу.
Наверно, сам для себя еще не решил, в чем его вина. Знаю только, что поступил (правильно,
и если бы снова повторилось — опять бы ударил.
Вы же знаете, вообще-то я драться не люблю. Хоть парень и здоровый, но злюсь редко и
сдерживаться умею, — характер у меня такой... Вон Степа меня давно «тюленем» зовет... А
тут не сдержался. Такая злость в душе поднялась, будто накатило на меня, ничего не
соображаю...
Дай, Виктор Викторыч, закурить. Может, мы так сделаем — коль уж расстроился вечер,
так плюнем, не станем обратно гостей звать. А вам троим я попробую рассказать всю эту
историю, с самого начала. Может, тогда и сам для себя разберусь...
Рассказывать можно длинно, никто не помешает. Жена тоже обиделась, теперь долго не
придет. Ну, да с ней-то я и потом объяснюсь. А вы послушайте...
Ну вот. Человек этот, Валька, — мой старый приятель, вроде как друг детства. В одной
школе учились, а потом — в техникуме. Но главная-то наша дружба началась позднее, когда
мы вместе поступили на завод. Было это—сейчас скажу —ровно двенадцать лет назад...
Точно, двенадцать.
Из техникума нас тогда выгнали, со второго курса. У меня по математике была двойка, у
него — еще и по английскому; да и дисциплина тоже... не очень. «Мотали» мы с лекций
часто, то неделям не бывали в техникуме. Естественно, что попросили нас вообще убраться.