Ночь в конце месяца
Шрифт:
разрушить и ее кров. Карповна прямо видит, как борется дом. Грязная, гнилая половина его
вцепилась в живую, чистую половину и расшатывает, пригибает к земле. Оттого так и стонут
половицы…
Не повезло Карповне в старости.
Тридцать лет назад ее муж, здешний лесничий, срубил этот дом на пару со своим другом.
Семьи сначала жили хорошо. Потом началась война. Муж пропал без вести в первый же
месяц, одно-единственное письмо успело прийти с фронта. А вскоре, в горькую зиму,
померла единственная дочь.
Карповна осталась одна. И словно закаменела, замерла, остановилась для нее жизнь.
После похорон дочки Карповна даже работать не могла, и сад и огород оставались
неухоженными, дом начал ветшать. А шли жестокие годы, голодные, тревожные, и как
удалось перенести их, вытерпеть, Карповна сама не понимала.
Кругом у людей было тоже немало горя, вряд ли нашлась бы семья, которую не тронула
война. Но Карповне казалось, что она перенесла больше других и ни у кого не может быть
такого горя, как у нее.
Во вторую половину дома вселились новые соседи. Карповна совсем не знала их, но
почему-то была убеждена, что они безалаберные, несерьезные и жилье свое не берегут
потому, что оно им легко досталось.
Соседи тоже невзлюбили Карповну за вечную ругань и называли «скупчихой».
—Наша скупчиха опять сухари проветривает…
А она слушала их и думала, что они, наверно, никогда не знали, что такое голод, никогда
не хоронили последнего близкого человека.
Она собирала высушенные сухари и несла в дом.
Там, в чулане, стояли мешочки с крупой, банки, пакетики, бутылки масла. Было трудно
уберечь от порчи это добро, но она старалась.
И не чувствовала себя скупой, нет.
Осенью, после того как закрылась турбаза и Карповна перестала ждать постояльцев, к
ней в дом кто-то постучался.
Двое стояли на крыльце с рюкзаками на плечах, спрашивали комнату. Оказалось, муж и
жена.
Карповна хотела по привычке сказать, что вместе нельзя, поселяет она в разных местах,
но вдруг опомнилась. Оба этажа пустуют, и отводить жильцам две комнаты просто
невыгодно. Пришлось поселить вместе.
—Рубль пятьдесят с койки,— сказала она сердито.
Цена была бессовестная, обычно Карповне платили по рублю. Но сейчас она испытывала
к этим постояльцам неприязнь, словно они были виноваты в том, что нарушился заведенный
порядок.
Спорить и торговаться они не стали. И это тоже смутило Карповну. Она провела их по
саду, показывая, где находятся рукомойник и уборная, и от растерянности забыла сказать про
висячий замочек. И целый день потом не могла успокоиться.
Постояльцы были молодые и, конечно, глупые. Совсем не умели жить.
Поутру муж выбегал в сад и делал зарядку. Он был маленький, похожий на петушка, и
волосы на его голове стояли хохолком. Даже если на дворе было ненастно и голые
виноградные лозы, растянутые на шпалерах, стряхивали капли воды, он упрямо бегал по
дорожкам, а потом полчаса растягивал длинную пружину с ручками на концах. От усилий
его лицо краснело и становилось совсем детским.
Володя,— окликала его жена из окошка,— не знаешь, где мое полотенце? Наверно, опять
на пляже забыли?..
Жена у Володи была такая же маленькая, но, оттого, что носила туфли на каблуках и
узкие платья, казалась выше его ростом. Она тоже делала зарядку, но только в комнате. Было
слышно, как она подпрыгивает и скрипит половицами.
Одевшись, они уходили к морю. Карповна знала, что теперь там холодно, пустынно;
ларьки заколочены, деревянные лежаки собраны в штабеля и укрыты брезентом, ветер гоняет
обрывки бумаги и рябит воду в лужах, а волны катят на берег до того мутные, что даже
непонятно, откуда берется на них такая белая, чистая пена.
Но жильцы все равно купались. Обратно приходили мокрые, озябшие, но почему-то
довольные, посматривали друг на дружку и улыбались. Они всегда улыбались так, словно
знали что-то не известное другим и очень важное.
—Обедать хочу!— кричал Володя, швыряя в окно мохнатую простыню.— Махнем в
ресторацию на вокзал?
—Может, это и не мое дело,— говорила Карповна,— только я в рестораны не хожу.
Готовят на маргарине, а дерут ужасно.
Карповна прибирала их комнату и видела, что люди они небогатые. Вещей совсем
немного, у Володи один костюм да курточка с прожженным рукавом, а у жены его даже
сорочек нет, надевает по ночам детскую майку. И Карповна не понимала, как при такой
жизни можно тратить деньги бездумно и бесполезно.
Однажды, убирая комнату, она увидела на столе, среди разбросанных журналов, каких-то
учебников и разных мелких вещей, свернутые в трубочку деньги. Вероятно, жильцы забыли
их спрятать.
Карповна никогда не оставляла деньги на виду, даже самые мелкие. Ей это казалось
страшным, все равно что оставить сухари под дождем. И сейчас вид этих небрежно
свернутых десятирублевых бумажек почти ошеломил ее.
Она осторожно взяла их, разгладила и положила на другой край стола, придавив сверху
гипсовой статуэткой. Так было надежнее.
Потом, подметая пол, она все поглядывала на эту статуэтку и, уходя, переложила деньги