Ночь в конце месяца
Шрифт:
конечно, не одеколоном, — сами понимаете.
Вымыл Капитаныч один раз, вытерся ветошью. Постоял немного, пошевелил пальцами
— и снова начал мыть. Эта эмульсия мягкая на ощупь, шелковистая. И Капитаныч растирал
ее пальцами, переливал из ладони в ладонь, и было видно, как это ему приятно...
Помню, что я тогда смеялся потихоньку: уморительно смотреть, как сгорбленный, седой
Капитаныч, словно маленький, балуется под краном. А теперь я, пожалуй, заплакал бы, если
бы увидел такое.
Вот я думаю иногда — сколько вокруг нас хороших людей! Их не надо искать, они рядом,
они известны нам. Они были всегда — и в молодости, и в юности.
И, если бы мы хотели, сколько бы мы смогли взять у них доброго, умного, полезного.
Насколько легче бы жилось, если бы мы вовремя попросили совета...
Но мы не просили. Любопытства и жадности к хорошему у нас ещё очень мало. Знания
мы принимаем, как лекарство, — только потому, что нас заставляют...
И мы иногда не жалеем, что, расставаясь с хорошим человеком, мы расстаемся с частью
самого себя, и — может быть, — с лучшей частью.
Капитаныч уволился, а мне стало свободней. Никто больше не надзирает надо мной, я
уже больше не ученик, сам себе хозяин.
Правда, перед уходом старик побывал у цехового комсорга, просил последить за мной.
Но, как на грех, комсоргом у нас опять оказалась девчонка. Мы с Валькой умели беседовать с
женским полом, — вскоре воспитывать меня прекратили. У комсорга краснели щеки, когда
она проходила мимо моего станка. А я посмеивался...
Работать стало лихо. Пропляшу на своем «Более» до обеда, норму перекрою — и пошел к
приятелю Вальке в кладовку.
Там у него и перекурить в тишине можно, и в углу на тряпках поваляться, а иногда— и
спирту тяпнуть. Отпускает Валька для технических надобностей спирт, рука у него дрогнет,
вот тебе и остаточек...
Смешно вспомнить, как мы тогда пили. Ведь сосунки еще, по семнадцати лет не
исполнилось... Нам бы молоко да тянучки, а мы — спирт! Как же: старые токаря пьют,
значит и нам надо, вроде как в подтверждение, что мы тоже взрослые.
Разольем спирт по баночкам, я вижу: Вальке совершенно не хочется пить, а мне и
подавно. Но нельзя признаться, нельзя струсить... Проглотим, глаза белые, как у судаков, а на
губах улыбки, будто очень нравится.
А уж сколько куража-то! Выпьем на копейку, разговоров — на рубль. Герои, ничего не
боимся...
Может, и до худого довели бы эти выпивки, если бы не один случай. Однажды тяпнул я в
обеденный перерыв, а потом вернулся в цех и начал резец на точиле заправлять.
Ну, вы, наверно, знаете, какие бывают механические точила? Громадный круг вертится
так, что ветер от него дует... Сунул я пьяными пальцами резец, его и затянуло под кожух.
Сила страшная, шутка ли — электромотор на полном ходу. И разорвался круг. Свистнули
осколки в потолок, грохот, пыль... Не пойму, как я уцелел.
Повезло дураку, Только козырек у мичманки оторвало...
Конечно, хмель с меня сразу долой. Выключил рубильник, отошел, пальцы дрожат. И с
тех пор зарекся пить на работе, понял: близко до беды... А Вальке сказал, будто поймал меня
начальник цеха, почувствовал спиртной запах и предупредил, что отдаст под суд.
Вот так и работал я первый год. Без особого интереса, без особого старания, без планов
на будущее. Зарабатывал неплохо, свой подлый «Болей» изучил до винтика, чувствовал себя
в цеху своим парнем... Но по-прежнему было мне наплевать, как жить дальше. Течет
помаленьку жизнь, ну и пускай течет, авось куда-нибудь вынесет.
Единственно, о чем я подумывал, — это как повеселей вечер провести. В пять часов
кончается работа, Валька запирает на зaмок свою кладовую, и выкатываемся мы за ворота.
Что делать? Как время убить?
А вы помните, какой тогда город был? Еще повсюду разрушенные дома, фонарей на
улицах мало, редкие прохожие в темноте... Раздолье для веселых парней!
Завернем мы к заводскому клубу, а там уже знакомые ребята стоят. Валька насунет
мичманку на глаза, руки в карманы, папироска на губе:
— Здорово, урки-малолетки, Мишани, Гришани, Витьки и Ленчики!
Это приветствие у нас такое.
—Здорово, если не шутишь! — отвечают урки-малолетки. — Как живете?
—Лучше всех!
—Желаем дальше в том же духе.
Не знаю, слышали вы или нет, но до сих пор встречаются такие разговоры. Это когда
люди перекидываются готовыми фразами. Словно в карты играют: вопрос — ответ, вопрос
— ответ.
Вот мы так разговаривали.
—Куда сегодня?
—Приключений искать.
—Найдем, так на твою шею.
—Э, тебя заберут, меня выпустят.
—Будь спок!
Ни одного словечка от себя, все — чужие. Как будто форма такая и иначе говорить
неприлично.
И в одежде у нас — тоже общее. Почти у всех флотские фуражки с обрезанными
козырьками. Воротники обязательно подняты. Брюки — клеш, чтобы носки ботинок
закрывали.
К чему это все надо, я не понимал. Просто старался быть похожим. Эту самую фуражку,
мичманку-то, ездил разыскивать на барахолку, достал за большие деньги...