Non Cursum Perficio
Шрифт:
«Я должен думать о самообороне», – голосом Тин-Тин сказал я попытавшейся чего-то вякнуть совести, аккуратно пристраивая «Беретту» в карман брюк и одновременно пряча сигареты в пиджак. Нет, я конечно давно бросил курить, но мало ли что?! Запас карман не тянет. По здравом размышлении, тарелку я оставил в покое, дополнительно разжился коробком спичек и высунул голову в коридор, стараясь смотреть одновременно в две разные стороны.
Возле лифта нашлась аккуратная табличка с надписью «17. Жилые комнаты». А на стене рядом с дверью в кухню обнаружилась жирная стрелка, указывавшая влево и вбок, а под ней что-то непонятное – изображение электрической лампочки, зачёркнутое крест-накрест. Может, сиё значит – лампочки утилизировать там? Или курить лампочки запрещено? Или там темно и нету лампочек? Последний вариант более всего отвечал моим познаниям в области Никельской энергетики, но не устраивал меня как таковой.
Загудел лифт, и я вздрогнул. Серый типчик явно не будет сидеть в холле и ждать от бога выспятка, так что и мне негоже подолгу застревать на одном месте… Придерживая в кармане тяжеленный пистолет, от которого у меня начали позорно сползать брюки, я резвой рысью проскакал ещё пару десятков метров по клетчатому линолеуму, свернул на лестницу и неожиданно обнаружил у себя впереди по курсу худенькую девушку.
Какое-то время мы молча таращились друг на друга, потом я ещё раз судорожно подтянул брюки и вежливо поздоровался.
– Вы тут чего? – оставила безответным моё пожелание доброго дня мышастая девушка. Она стояла чуть ниже меня на гранитных ступеньках, такая обычная в своём затрапезном голубом платье, и сердито хмурила белые бровки. В руке у неё было железное ведро с грязной водой и созерцательно плававшей там тряпкой. Перехватив ведро поудобнее, девица дублировала:
– Вы чего тут носитесь? Чего не на работе? Я вахтенному сообщу…
– У меня больничный! – выдал я нервно и для убедительности покашлял.
– А чего тогда носитесь? – всё никак не могла отцепиться эта крыса. С ведра срывались и стукали о гранитные ступеньки крупные капли. За спиной смолкло гудение лифта, послышались шаги и до рези в печёнках знакомое посвистывание. Отчаяние придало мне сил:
– Что я ношусь? А ты сама не видишь, сколько времени? – я выхватил из кармана телефон и повертел им у девицы перед носом, продолжая другой рукой держать брюки.
– И чё?
– Чё, чё, столовая сейчас закроется, я и так завтрак пропустил, потому что лежал с высокой температурой! А мне жрать охота, – сварливо огрызнулся я, взмокнув при мыслях о неумолимо сокращающемся расстоянии между мной и типчиком в сером.
– А, ну ладно, – сказала, наконец, девица, укусив себя за ноготь на мизинце, и посторонилась.
Я устремился вниз и на середине пролёта был остановлен пронзительным воплем в спину:
– Если увидите вахтенного, скажите этому козлу: ещё раз нагадит в отстойнике, будет мыть его сам! После вчерашнего там все стены в кровище! Я лучше в Кирпичное вернусь, чем буду за его чернявками мыть, мазут ему в чай! Понятно?!
– Ошибаешься, я вообще ничего не понял из твоего визга, – буркнул я себе под нос, скачками через две ступеньки удаляясь от противной девицы вместе с её ведром. «Беретта» била меня по бедру, в ушах трубами Страшного суда до сих пор звучало немузыкальное посвистывание.
Через то ли семь, то ли все десять этажей вниз я перевёл дыхание и обнаружил прямо у себя под носом дверь с очередной, загадочной для непосвящённых гостей второго подъезда фразой: «Зона тяжёлого электричества. Вход без дополнительного источника питания небезопасен. Группа риска по допуску не ниже V. Опечатано. Комендант. 02.03.1998 г.»
Быстренько оглядевшись, я сорвал с ручки пломбу и шмыгнул в дверь, постаравшись закрыть её за собой поплотнее. Вряд ли кто-то из местных полезет сюда, табличка выглядит достаточно грозно, чтобы отпугнуть обитателей корпуса, так что мне туда сам Са велел идти. Да и хмурый генерал Рейнборн, руководитель тюремного корпуса Антинеля, объяснял мне как-то за чашечкой кофе в «Еде», что оборону лучше всего держать в замкнутых помещениях с одним входом. Надеюсь, здесь их не двести штук… Встав спиной в угол, я быстренько изучил обстановку.
Квадратный холл с очень высоким потолком, под которым тянутся металлические венткороба; где-то за ними потусторонне светит желтоватая лампа. Сбоку – забитые крест-накрест досками двери грузового лифта. Дальше кишкообразный полутёмный коридор без окон. На полу валяются оборванные провода. Где-то очень далеко льётся вода.
Странное местечко. Даже по параметрам Никеля.
Я достал из одного кармана «Беретту», из другого – свой мобильный, и с некоторой претензией уставился на равнодушно-голубой экран. Пока что из всех присланных Нордом (или всё-таки не Нордом?) сообщений мне пригодилось только одно, про двери, за которыми нет ламп. Странные у них тут всё-таки взаимоотношения с электричеством. Взять хотя бы ту разбитую лампу в миске на крыльце, с требованием освободить Сильву…
В голове моей в этот момент что-то клацнуло, словно затвор патронника, и я прошептал вслух: «Сильва Катценкэзе… комендант из общаги химиков…».
«Рomni ob koshke i Silve i dveri» – писал мне Норд.
«Строго воспрещён вход руководителям нулевого и онкологического отделов, а также коменданту общежития химиков и директору седьмого корпуса» – было написано на бумажке, прилепленной на ту дверь, что вела из флигеля в Никельское общежитие на Аллее Прогресса.
Видимо, нас с Сильвой объединяло нечто странное, связанное с Никелем. Только вот ей кошмарно не повезло, и она каким-то образом забрела во второй подъезд, где на девушку открыл охоту неизвестный комендант – и почти преуспел в своём стремлении убить Сильву…
Я проклял сам себя за собственную несвоевременную догадливость. Щас сидел бы тихенько в углу, курил ворованный «Vogue» и размышлял, через какую стену удобнее просочиться обратно в своё крыло общаги… Ан нет, фиг вам, индейский чум! Теперь, зная, что где-то здесь держат бедолагу Сильву, я не могу спокойно сидеть, сложа ручки. Я должен пойти и спасти коллегу по Антинельской соснопоросли от ужасной участи. Или её не тут держат? Или её так и не отловили прихвостни гнусного коменданта, хотя, со слов вахтенного, Сильва очень напугана и вдобавок ранена?
Сердито плюнув, я включил подсветку в телефоне на максимум и тихонько пошлёпал вглубь кишкообразного коридора в поисках подвигов и приключений на свою собственную задницу, словно мне имеющихся было мало…
====== 6. Чернявки ======
…Мобильник проиграл почти полпесни «Girls just want sex & money», когда трубку всё-таки соизволили взять.
– Агатка, ты? Ну, здравствуй, здравствуй, золотая…
Я стоял в нише перед заколоченными дверцами лифта, подняв к плечу побелевшую от напряжения руку с «Береттой». И с обморочным замиранием сердца слушал, как на расстоянии в полтора метра какой-то неустановленный гад воркует по мобильному со своим золотусиком и конфеточкой. Слушай, ну сколько можно-то, а?! Иди себе, куда шёл, что встал посреди коридора, в котором прячется от местного самоуправления вооружённый и о-очень нервный физик-нулевик? Чё щебечешь со своей Агаткой, которая, холера такая, не могла позвонить на десять минут раньше или позже?! …Я очнулся на словах «ну, чмоки-чмоки, сладенькая!», на автопилоте высунулся из укрытия и тут же столкнулся с невысоким симпатичным мужчиной лет тридцати пяти.