Non Cursum Perficio
Шрифт:
– С Рождеством, – произнёс рядом равнодушный, слегка хрипловатый голос Норда. Помедлив, он добавил, – если это что-то для вас значит, конечно.
Я пожал плечами, продолжая смотреть перед собой, на узор трещинок на стене и на носки собственных туфель. В стекле смутно отражалась тонкая фигура Норда, прислонившегося плечом к кофеварке, с бокалом в руке. Повисшее молчание мне не понравилось: внезапно очнувшаяся совесть навязчиво требовала хоть как-то отреагировать на поздравление.
– Спасибо, – упорно не глядя в сторону кофеварки, через силу выдавил я. – Мне сегодня даже прислали открытки. Целых две. Так что Рождество вполне удалось. Я просто обожаю этот праздник… – и уткнулся лбом в колени, в ужасе от злой горечи, прозвучавшей в моём голосе. Да, чёрт побери, я хочу праздника, хочу перестать быть чужаком в Антинельском сообществе, и в этом нет ничего постыдного!
Шорох ткани у моего плеча, накативший волной пряный и странный аромат – умирающие осенние цветы, костры из палой листвы, холод первых заморозков… Я осторожно скосил глаза: Норд стоял рядом, положив руку на край подоконника.
– Много там по седьмому дробь первому корпусу осталось, по общежитию для химиков? – неожиданно, словно продолжая прерванный разговор, осведомился Норд будничным тоном.
– Обещали мне к Новому Году сдать всю документацию. Так что?
– Нашему отделу три этажа отработать осталось, но там зона минус пять Герц, по-моему, единственная в Антинеле, так что это максимум на полтора дня. И оформить, – невыразительно отчитался я, внутренне не понимая, почему Норд пристаёт с такими расспросами к заурядному сотруднику, а не к профессору д’Эспозито, да ещё и в такое неподходящее время.
– К Новому Году руководитель вам всё сдаст. У строителей, насколько мне известно, тоже все документы в стадии трёхдневной готовности. Вот.
Я всё-таки не выдержал и взглянул на директора – и встретил взгляд его глаз, беспросветно чёрных и столь же холодных, сколь и ночь за стёклами. С минуту мы молча изучали друг друга, пытаясь заглянуть за чёрный шёлк и белый лён, за высокую должность и зависть к Рождеству, за его арктический холод и за мою ночную печаль…
– Вы хотите мне что-то рассказать, Сао Седар, – тихо проговорил Норд, чуть наклоняясь ко мне, прижав меня своим взглядом к подоконнику – словно накрыл ладонью белую бабочку. Я замер, испуганный и озадаченный не столько этой фразой-приказанием, сколько тем, как Норд произнёс моё имя. Казалось, что ему доставляет особенное, изысканное удовольствие выговаривать эти два слова, обозначающие физика-нулевика, 22 октября 1975 года рождения, родом из Индии, сидящего с ногами на подоконнике Рождественской ночью.
Ничуть не смущённый моим молчанием, Норд выжидательно кивнул, изогнув тонкую бровь, и я неожиданно выпалил то, о чём размышлял всю последнюю неделю:
– Пожалуйста, не согласовывайте архитекторам перепланировки!
– Я тоже так думаю. Но вот лично вы, почему так считаете? Откуда эта просьба?
– Дело в их директоре, или как оно там называется, этого седьмого дробь первого корпуса, – начал я, собираясь с мыслями. Норд кивнул и встал напротив меня, прислонившись спиной к краю оконной ниши и скрестив руки на груди. Приободренный его заинтересованностью, я продолжил,
– Так эта директор забирала у архитекторов кальки на подпись и вернула их все перечёрканные. Она создала совершенно иную концепцию расположения помещений, разводки коммуникаций и отделки. Не скажу, что плохую, или там непрофессиональную, но…
– Но вам она почему-то не нравится, верно, Сао? – завершил мою мысль Норд, отстранённо глядя куда-то сквозь метель. Я скованно кивнул, продолжая тихо поражаться нашей беседе.
– Можете сформулировать, почему? – Норд спустя пару минут молчания вновь посмотрел на меня, почти ощутимо щекотнув мои щёки своими пушистыми ресницами. Я ощутил с его стороны что-то вроде дружелюбия – по крайней мере, убийственно-равнодушный холод в голосе Норда растаял, словно льдинки в бокале виски.
– Всё так чистенько и аккуратненько, – подумал я вслух, снова обнимая колени руками. – Но старый проект, который делал Бастард, был ничуть не хуже, и отвечал всем нормам… плановый был проект, зеркалка с четвёртого корпуса… И так всё перекроить невесть отчего, и ещё эти минус пять Герц, странно всё это… крепостное право… словно она там одна собирается жить, и проект рисовала исключительно под себя, в каком-то частном порядке…
Я умолк, чтобы не спугнуть недооформившуюся, витавшую где-то в полутьме мысль. Я о чём-то забыл упомянуть, о чём?..
– Сао Седар, – ещё раз повторил Норд, словно бы перебирая сандаловые чётки. Я скользнул взглядом по его бледному лицу и неожиданно подумал: «Почему он бродил один по пустым коридорам в Рождественский вечер?..» – уже зная ответ, одинаковый для нас двоих.
– Я не буду согласовывать проект, переделанный комендантом седьмого дробь первого корпуса Хелен Шульц, Сао. Вы рады?
– Не рад, скорее, перестал нервничать, – отозвался я слегка хмуро. Норд вскинул тонкие, будто нарисованные карандашом на его бледном лице брови, но ничего не сказал.
Фейерверки продолжали взрываться в метельном небе, рассыпаясь фальшивым золотом.
– С Рождеством, – сказал я, улыбнувшись. Моя первая искренняя улыбка за последний месяц. Норд молча приподнял свой бокал и отпил глоток всё ещё продолжающего своё холодное кипение золотистого шампанского. Потом повторил:
– Если это что-то значит для вас, то с рождеством, Сао Седар… Ловите!
Я подставил ладонь, в которую упала, сверкнув чешуёй лунной рыбки, монета в пол доллара, и проводил взглядом тонкую фигуру в длинном чёрном кардигане – Норд продолжил свой путь в одиночестве ночных коридоров…
– Седар, а Седар! Ты здесь пришёл навеки поселиться? Если тебя устраивает штамп в паспорте с Никельской пропиской, то кто я такой, чтобы уговаривать тебя покинуть разнесённый в хлам холл с пятью трупами?..
– А? – я с трудом вернулся в реальность от ехидного голоса Поля и встряхнул головой. Бонита только тяжко вздохнул и закатил глаза.
– Седар, я знаю, что ты псих, как все нулевики, но будь добр, хоть сейчас прислушайся к голосу рассудка в моём конопатом лице! Пошли, я знаю, что делать.
Постанывая, я поплёлся за Полем, слабо понимая, где и чего. Воспоминания клубились в моей голове, как лапша в бензине. Окончательной стадии обалдения я достиг, когда мы спустились на два этажа вниз и очутились в коридоре, оклеенном весёленькими обойками с ландышами.
Под ногами – ковровая дорожка, на стенах – картинки с сенокосами, грудастыми колхозницами и прочей пасторальщиной. Воздух сладко пахнет цветочными духами.
– Вот видишь, Норд был прав, – Бонита удовлетворённо осмотрел пленер, – мы в подвале, а нет ни картошки, ни компота! Интересно, наверху уже стемнело? Я кушать хочу. Супа. Но можно и спагетти с сыром и томатной пастой…