Образ жизни

Тублин Яков

Встреча с братом в Чикаго

Ах, как ты залетел Далёко-далеко, Любимый младший брат, Двоюродно-родимый! Как дышится светло, Как пишется легко, Когда под боком ты, Живой и невредимый! Зачем же и куда Собрался и удрал? Но память — есть души Врачующее средство. Чтоб снова воскресить И Волгу, и Урал, И тёплый Южный Буг, И золотое детство. Фалеевской пройти, Запрыгнуть на трамвай В трусах и босиком И укатить к яхт-клубу. Давай, мой

младший брат, Ещё повспоминай Акации в цвету И заводские трубы. Ты спать не торопись, Ты посиди со мной, И расскажи ещё, Как шлялись по бульвару, Гоняли старый мяч По улице Сенной, Как прорывались мы В кинотеатр старый. Да, мы давно уже, Мой младший брат, — не те, Болтаемся сейчас В хвосте обоза. И так смеёмся мы До колик в животе Над юностью своей, Что аж сверкают слёзы.

Прогулка по дождю

Ольге В.

Погуляю с сестрой но дождю. Постою, покурю, подожду, Никуда, ни за чем не спеша. Пусть поплачет от счастья душа. Как под дождиком тополь красив! Слава Богу, что я ещё жив, Слава Богу — в тоске не сгорел! И почти ещё, кажется, цел… Слава Богу! Жене! И сестре, Что по этой осенней поре, По октябрьской, золотой, Я гуляю, почти молодой! Это утро. И дождик. И лес. Будто умер — И тут же воскрес.

Германия

Встреча с другом

Это было, как в кинокартине, Где сюжет играется вдвоём. Прилетел во Франкфурт… Друг старинный Там встречал меня погожим днём. Лес осенний с золотистой гривы Стряхивал листву. — Как житуха? — Главное, что живы — Ты живой и я ещё живу. — Как житуха, друг родной Илюха? Я тебя увидеть захотел. — Столько лет — ни слуху и ни духу! — А сегодня взял и прилетел. Два часа, как пять минут, до Кёльна — И одни воспоминанья сплошь. — Ну, теперь выкладывай застольно, Как ты здесь, в Германии, живёшь. Старый друг из молодости ранней, Говори давай, не умолкай. Ну а я тебе — про свой Израиль. Ты пока по третьей наливай. Жаль нет с нами некоторых прочих, Тех, кого уже обнять нельзя. Пьём и вспоминаем, и хохочем — Так, что даже катится слеза.

* * *

Илье Бортнику

Рейн течёт, как медленная проза, Чайки отдыхают на песке. Что-то шепчет белая берёза На своём немецком языке. Хорошо, что тучи сносит к югу: Можно прогуляться без зонтов, От души наговориться с другом — Вспомнить и про это и про то. Но попалась лестница крутая — Надо постоять и покурить. Посмотреть, как клёны облетают, Красный лист осиновый горит. Это, видно, Бог назначил встречу Нам с тобою здесь — на Рейн-реке, Чтобы посреди немецкой речи Помолчать на русском языке. Примем пару раз по малой дозе, Пивом кёльнским это всё запьём. И тогда мы, может быть, берёзу На немецком языке поймём.

Осень в Кёльне

Как аккуратно подстрижен газон, Кустики — в полном порядочке. Деду — за восемьдесят. Он Присел отдохнуть на зелёной лавочке. Наверное, это правнук его — С красным ведёрком и жёлтым мячиком. …Лет шестьдесят тому всего Я был примерно таким же мальчиком. Тоже

осень была тогда — Под Сталинградом. А ну его! Мне не надо туда. Даже в мыслях — И то не надо. Не этот ли в сорок втором поливал меня Горячим железом?! Боже! Какая, однако, фигня В голову лезет…

В Трире

Рейн-Вестфалия намного шире, Чем Израиль — Ясно и для нас. Оказались нынче в полдень В Трире, Где родился классик Карл Маркс. Кем-то он недолго здесь работал, Пил вино, бывало, целый день. И со службы выгнан был за что-то. Кажется, за почерк и за лень. «Капитал» писал, Служанок портил, Очень не любил рабочий класс. Но зато любил он — Выкрест чёртов — Всех учить, Особо рьяно — нас. И марксизм этот мы зубрили — Всё, что он нам в книжках написал. До чего ж послушными мы были. Что ж ты, Карла, пудрил нам мозги…

По дорогам римских легионов

Я проехал тыщу перегонов, Лишь столбы мелькали на пути. По дорогам римских легионов Нынче в осень повезло пройти. Что-то вечер наступает рано: Только шесть, но опустилась тьма. Видно всех дорог Октавиана Не успеть пройти — Грядёт зима. Мы катастрофически стареем — Не объять все горы и моря. Ах ты Рейн, русалка Лорелея, Жизнь предзакатная моя! Завтра вновь наступит вечер ранний, А за ним большая ночь придёт. Не успеть увидеть всех германий По причине шахматной — Цейтнот…

* * *

Ива старая свесила косы В Дюссельдорфе, над тихим прудом, Задаю себе сотню вопросов — И всего два ответа потом. Вот трамвай, Вот базарная площадь, Вот роскошный какой-то пассаж. Нам, ребята, чего бы попроще — Всё красиво, Но город не наш. До свиданья! Живите счастливо. Глохнут уши, Устали глаза. Наливай дюссельдорфского пива, Подскажи, как пройти на вокзал.

* * *

Что случилось в этот день осенний? Даже и непьющая жена Выпила со мной под настроенье Молодого рейнского вина. Ох, пропью до нитки всё! Держите Вы меня, А то замаюсь пить. Но когда кутить ещё, скажите, Если не по осени кутить? Как внезапно наступает вечер, И темнеет голубая высь! Жаль, что этот Рейн не бесконечен, Этот день, И этот год, И — жизнь. Счастья — мало, Много больше — горя. Сроки не дано предугадать. Рейн впадает в Северное море — А куда ж ему ещё впадать?!

Амстердам

По каналу сорок пять минут Погуляли, Больше — ни минутки. Как-то по-домашнему плывут Рядом с бортом медленные утки. Черепичных красных крыш лубок Повторяет город многократно. Проститутка кажет жирный бок, Мне не нужный даже и бесплатно. Ветер гонит переулком хлам; Обжигает слух голландской речью. Хорошо приехать в Амстердам Утром, И уже свалить под вечер. Брызнет дождь, Нагонит лёгкий сон. Дрёмой путь до Кёльна скоротаем, …А за чаем утром вспоминаем Этот нидерландский Вавилон.