Одиночество Мередит
Шрифт:
— С днем рождения! — пропела Сэди странным громким шепотом.
Я рассмеялась:
— Спасибо. Я еще в постели.
— Знаю. Я у тебя на кухне. Тащи сюда свою сорокалетнюю задницу, Мередит Мэггс. И убедись, что ты в приличном виде. Я буду делать фотографии.
— Ну что ты за человек! — Я села и потянулась за халатом, лежащим на краю кровати. — У меня есть время на душ?
— Извини, с этим придется подождать. Я тут изо всех сил стараюсь уберечь твой торт от пальцев Матильды.
На кухонной стене висела простыня с намалеванной ярко-розовыми
— Иди сюда, сентиментальное создание.
Сэди раскрыла объятия и потянула меня к ним. Мы обнимались целую вечность, потом Матильда начала подпрыгивать, и мы присоединились к ней, смеялись и водили по всей кухне веселый хоровод.
— Пора есть торт! — крикнул Джеймс.
— Да, пора, — согласилась Сэди и повела меня к столу. — Я принесу свечи, а ты начинай открывать подарки. У нас всего час, потом мне нужно отвезти этих двоих в школу и в сад — я сегодня в дневную смену.
— Поверить не могу, что ты все это сделала. Ты лучшая!
— Знаю. — Она поставила передо мной чашку чая. — Ты сама такая. И тебе теперь сорок! Как себя ощущаешь?
Я пожала плечами:
— На тридцать восемь?
Я принялась разворачивать подарки: красивую свечу из соевого воска в керамическом стакане, бледно-голубой кашемировый свитер, изящную серебряную цепочку с крошечной подвеской в виде полумесяца…
— Еще это. — Сэди пододвинула ко мне большую коробку. — Однажды они тебе понадобятся. Надеюсь. — Ее лицо вдруг стало серьезным. — Давай, — тихо сказала она.
Я медленно развернула бумагу и сняла с коробки крышку. Блестящие и прочные, они прослужат долго и выдержат самое суровое ненастье. И у них были ярко-оранжевые шнурки.
— Походные ботинки. — Я провела пальцами по теплой зернистой поверхности. Подняла глаза на Сэди и одними губами произнесла: «Спасибо», потому что в горле стоял ком. Она улыбнулась, и мы чокнулись чашками с чаем.
Я задула свечи под восторженные возгласы, и мы съели несколько огромных кусков шоколадного торта. («Ради бога, не говорите учителям, что на завтрак ели торт», — пробормотала Сэди, вытирая предательские пятна вокруг детских ртов.) После этого я примерила новые ботинки.
— Сидят хорошо. Но надо будет разносить, перед тем как взбираться на гору Бен-Невис.
— Просто ходи туда-сюда по садовой дорожке. — Сэди еще раз обняла меня, стряхнула крошки с одежды Матильды и Джеймса и запихнула детей в куртки. Я в ботинках встала у входной двери, чтобы помахать им рукой.
Мне еще нужно было посмотреть открытки — Сэди оставила на краю стола небольшую аккуратную стопку. Одна из них была от Тома: на ней кот в праздничной шляпе и со значком «40» изумленно пялился на праздничный торт. Забавное зрелище.
Внутри открытки Селесты — на лицевой стороне было написано «Тебе 40, и ты потрясающая!» — лежал подарочный сертификат в ее салон. «Приходи побаловать
Я постараюсь, подумала я.
На открытке тети Линды красовалась огромная ваза с цветами и большая цифра «40». От ее послания — «С днем рождения, Мередит. Часто думаю о тебе. С любовью, тетя Линда» — я вдруг растерялась, в животе странно потянуло. Я потрогала блестящие лепестки — они напомнили мне тени для век, которыми мама и тетя Линда красились, когда в восьмидесятых ходили на танцы.
Я не получала открыток от мамы и сестры с тех пор, как мне исполнилось тридцать шесть, но сразу узнала их почерки. У Фи — мелкий и аккуратный; заглавные буквы с маминого конверта прямо-таки кричали: «МЕРЕДИТ!» Я вскрыла его сразу, пока не передумала. На ее открытке тоже были цветы, но без цифры «40» и без блесток. Никаких слов, даже напечатанных внутри, только десятифунтовая банкнота и приписка: «Мередит, надеюсь, ты хорошо отметишь свое сорокалетие. Мама (Побалуй себя чем-нибудь, когда выйдешь из дома)». Я перевернула открытку и увидела на обороте так и не отклеенный ценник — 99 пенсов.
Я заварила еще чашку чая, прежде чем прочитать открытку Фи, и попыталась понять, рада ли я тому, что она предприняла еще какие-то усилия, помимо ежедневных сообщений. На некоторые я отвечала, на некоторые нет, и все равно чувствовала себя неловко и странно. Я отменила сегодняшний сеанс с Дианой, отчасти потому, что не хотела никакой терапии в свой день рождения, но еще и потому, что не была готова рассказать ей обо всем, что произошло. О том, что мой мир рухнул, когда исчез мой кот. Что я оттолкнула одного из двух своих друзей, потому что он мельком увидел ту часть моего тела, которой я больше всего стыжусь. Что я потеряла всякое желание открывать входную дверь, несмотря на достигнутый прогресс.
Я решила, что в день рождения не стоит злиться, особенно в комнате с розовыми и золотыми шарами и сделанным специально для меня плакатом. Поэтому я открыла открытку Фи. Это была одна из тех персональных открыток, которые постоянно рекламируют по телевизору. На лицевой стороне наша детская фотография, которой я раньше не видела: мы с Фи задуваем свечи на праздничном торте. Мы всегда так делали — задували вместе свечи. У нас не было ни праздников, ни воздушных шаров, ни плакатов на стенах. Но мы неизменно получали торт со свечами, и огромное волнение захлестывало нас обеих.
Ты всегда будешь младше меня!!!
Она любила это повторять, хвастаясь, что на целых полтора года мудрее и опытнее. Интересно, в какой момент все меняется и хочется не торопить время, а повернуть его вспять?
Под типографской надписью «С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!» я увидела приписку ее рукой: «Я скучаю по тебе».
1993
Я поняла, что что-то не так, как только переступила порог. Для воскресного вечера в доме было слишком тихо. Обычно, когда я возвращалась из кафе, в котором подрабатывала, Фи возилась на кухне, гремело радио. Мама либо смотрела телевизор, либо собиралась уходить. Но за кухонной дверью никого не оказалось, а наверху стояла гнетущая тишина.