Пертская красавица (ил. Б.Пашкова)
Шрифт:
убийца был у него перед глазами. – Надеюсь, это только
шутка? Если нет, я должен назвать такое деяние опромет-
чивым и диким. Кого же постигла жестокая участь быть
зарезанным этим кровожадным и грубым рабом?
– Человека немногим лучше его, – сказал раненый, –
жалкого ремесленника, которому, однако, волей судьбы
случилось превратить Рэморни в калеку, черт бы уволок
его низкую душу!. Мою жажду мести не насытит его
смерть – капля
тому что опять мои мысли пошли вразброд, только необ-
ходимость еще связывает их на время, как держит колчан
горстку стрел. Вы в опасности, милорд, я это знаю навер-
ное… Вы пошли против Дугласа и притом оскорбили ва-
шего дядю… И вызвали еще неудовольствие отца… что,
впрочем, было бы пустяком, когда бы не все остальное.
– Я сожалею, что вызвал неудовольствие отца, – сказал
принц, предав забвению такое незначительное происше-
ствие, как убийство ремесленника, едва лишь речь зашла о
более важном предмете. – Но если суждено мне жить на
свете, сила Дугласа будет сломлена. Не много пользы по-
лучит Олбени от всей своей хитрости.
– Да… если… если, милорд! – сказал Рэморни. – При
таких противниках, как у вас, вы не должны полагаться на
«если» да «кабы» – вы сразу должны сделать выбор: убить
вам или быть убитым.
– Что ты говоришь, Рэморни? Тебя лихорадит, ты бре-
дишь! – ответил герцог Ротсей.
– Нет, милорд, – сказал Рэморни, – как бы я ни обезу-
мел, мысли, что сейчас проносятся в моем уме, уняли бы
лихорадку. Возможно, сожаление о моей потере доводит
меня до исступления, а тревога за ваше высочество толкает
на дерзкие замыслы… Но я в полном разуме, когда говорю
вам, что если вы желаете носить когда-либо корону Шот-
ландии… нет, больше того – если хотите еще раз встретить
день святого Валентина, вы должны…
– Что же я должен сделать тогда, Рэморни? – сказал
высокомерно принц. – Надеюсь, ничего, что недостойно
меня?
– Конечно, ничего недостойного, не подобающего
принцу Шотландии, если кровавые летописи нашей страны
рассказывают правду, но нечто такое, перед чем, наверно,
содрогнется принц шутов и бражников.
– Ты строг, сэр Джон Рэморни, – сказал с откровенной
досадой Ротсей, – но потеря, понесенная тобой на нашей
службе, дает тебе право осуждать нас.
– Милорд Ротсей, – сказал рыцарь, – хирург, леча мне
этот покалеченный обрубок, сказал, что чем ощутимее боль
от его ножа и прижигания, тем вернее могу я рассчитывать
на быстрое выздоровление. Так и я, не колеблясь, задену
ваши чувства, потому что, поступая таким образом, я, мо-
жет быть, заставлю вас яснее осознать, какие меры необ-
ходимы для вашей безопасности. Ваше величество, вы
слишком долго предавались безрассудному шутовству.
Пора вам стать мужчиной и политиком, или вы будете
раздавлены, как мотылек, на груди цветка, вокруг которого
вы вьетесь.
– Мне кажется, я знаю, почему, сэр Джон, вы вспом-
нили вдруг о морали: вы наскучили веселым шутовством
(церковники зовут его пороком), и вот вас потянуло к
серьезному преступлению. Убийство или резня придадут
вкус кутежу, как маслина на закуску сообщает прелесть
вину. Но самые дурные мои поступки – только легкие
шалости, я не нахожу вкуса в кровавом ремесле, и мне
претит… я даже слышать не могу об убиении хотя бы са-
мого жалкого подлеца… Если суждено мне взойти на
престол, я думаю подобно моему отцу отрешиться от сво-
его имени и назваться Робертом в память Брюса… да, и
когда это сбудется, каждый мальчишка в Шотландии
поднимет в одной руке бутыль, а другою обовьет за шею
свою девчонку, и мужество будет проверяться на поцелуях
и кубках – не на кинжалах и палашах, и на могиле моей
напишут: «Здесь лежит Роберт, четвертый король этого
имени. Он не выигрывал сражений, как Роберт Первый, он
не возвысился из графов в короли, подобно Роберту Вто-
рому, не возводил церквей, как Роберт Третий*, – он удо-
вольствовался тем, что жил и умер королем весельчаков!»
Из всех моих предков за два столетия я хотел бы затмить
славу одного лишь короля Коула, о котором поется:
Коул, король наш старый,
Из глиняной пил чары.
– Мой милостивый государь, – сказал Рэморни, – раз-
решите напомнить вам, что ваши легкие шалости влекут за
собою тяжкое зло. Когда бы я потерял эту руку в бою, ища
для Ротсея победы над его могущественными врагами,
утрата нисколько не огорчила бы меня. Но из-за уличной
драки отказаться от шлема и панциря и сменить их на халат
и ночной колпак!.
– Ну вот, опять, сэр Джон! – перебил безрассудный
принц. – Разве это красиво – все время тыкать мне в лицо
изувеченную руку, как призрак Гескхолла швырнул свою
голову в сэра Уильяма Уоллеса*50! Право, ты ведешь себя
более дико, чем сам Фодион, потому что тому Уоллес со