Подгоряне
Шрифт:
переместилась на площадку, принадлежащую тракторной бригаде. Из такого
запаса механизаторам не составило большого труда выбрать подходящий материал
для сооружения креста над могилкой бабушки. Похоже, они очень старались,
потому что крест этот возвышался над всеми остальными, царствуя над
кладбищем. И сооружали его, конечно же, с одобрения всей моей родни, а я-то
и не подозревал такой гигантомании даже в дедушке, не то что в матери и
отце! Придет же
похожий на телеграфный столб или на металлическую вышку, через которую
проходят провода с током высокого напряжения! Для полного сходства не
хватало лишь толстой проволоки. Нужна была лестница, чтобы подняться и
нанести кистью эпитафную надпись на этом кресте!..
Но мать страшно гордилась им, любуясь странным этим произведением, от
удовольствия даже по-крестьянски причмокивала губами. Не забывала, однако,
поругивать меня:
– И этот бабушкин крест спутал с малюсеньким крестиком на могилке мош
Андрея? Да как тебя угораздило?! Крест для бабушки привезли сюда на
тракторе, а ты...
– Ну и крест!
– отбивался я - А вы не подумали, что будет, когда в
судный день все покойники должны будут выйти из могил, взвалить на спину
крест и предстать перед богом?.. Что будет с бабушкой?.. Под силу ли ей
такая громадина?..
Мама, бедная моя мама!.. Ведь это она тысячу раз говорила нам, ее
детям, что именно такая "процедура" предусмотрена всевышним для Страшного
суда... Мои слова не могли не привести ее в полное замешательство. Глаза ее
наполнились ужасом, и я уже мысленно проклинал себя за это напоминание.
Испуг, однако, скоро прошел. Мама перекрестилась и спокойно изрекла:
– Господь всемогущ и всемилостлив. Он даст ей силы. Да и тракторы
помогут - вон их сколько в нашем совхозе!
Я корчился от рвущегося из меня смеха. Опять чуть было не наделал
глупостей: хотел сказать матери, чтобы на трактор-то она не очень надеялась,
бабушка не в том возрасте, чтобы пойти на курсы трактористов, - ведь она, да
будет земля ей пухом, при жизни даже и не видела трактора; когда могучие
"сталинцы" волокли через Кукоару тяжелые гаубицы, бабушка уже лежала в сырой
земле. Но я удержался, и хорошо сделал, что удержался. Хоть так вот, но мама
исполняет свои обязанности, свой долг перед ушедшими из жизни. А что
хорошего в нас, грамотеях? Будучи законченными атеистами, мы разучились
ухаживать за могилками, не приходим на кладбище даже в День поминовения, а
если в кои веки и приходим, то не можем отыскать бугорка, под которым нашел
свой предел кто-то из очень близких. Вот
воспоминаний того, как в пору моего учительства местный пономарь просил
меня, чтобы я поговорил с учителями, агрономами, избачом, ветеринарным
врачом и другими представителями сельской интеллигенции - поговорил бы и сам
вышел вместе с ними, чтобы привести в порядок запущенные могилы павших
воинов. "Вы только подумайте, - чуть не плача, возмущался старик, - все
могилы как Могилы, а у этих, "неизвестных", запущены, захламлены!.."
– Заканчивай, сынок, и поскорее домой!
– уходя, наказывала мать. -
Позовешь и дедушку. Поторопись, не то мамалыга остынет.
–
Но звать дедушку не пришлось. Навоевавшись всласть с ночными видениями,
накричавшись во сне и наругавшись, он потихоньку шел к кладбищу, шел
выяснить, отчего это мы так долго задержались тут. Приблизясь к великанскому
бабушкиному кресту, только что выкрашенному мною в зеленый цвет, глянув на
крупные белые буквы, из которых складывались инициалы и фамилия бабушки,
старик ни с того ни с сего принялся бранить нас:
– Вот, вот!.. Готовятся к празднику!.. Во сне вижу: старуха будит
меня, а я вижу - держит надо мною свечку!.. Боится, что помру без свечки!..
А ты, чертово семя,, ходишь тут с дегтярницей и поганишь кладбище!..
Готовитесь к празднику, коровьи образины! А?" Скажите, верите вы снам аль
нет?.. Вы не знаете, что с той поры, как стоит свет, на сушилке больше
ягнячьих шкурок, чем от старых овец.-Нет, нет, этого вы не знаете, потому
как глупы! Я боюсь снов?.. Как бы не так! Я их боюсь, как прошлогоднего
снега! Ха-ха-ха!.. Я боюсь моих снов, как навоза в хлеве...
После того как ушла мама, дедушка несколько раз обошел меня, оглядел со
всех сторон как незнакомца. Подошел к одному, к другому кресту, попробовал
их на прочность, затем вновь вернулся к возмущавшим его человеческим
глупостям, живыми воплощениями которых были, конечно, мы: я и мама. Подойдя
ко мне поближе, глянул одним, потом другим глазом. Я заметил, что он всегда
поступает так, ежели сердится: смотрит на человека, как сорока или ворона на
куриное яйцо. В переводе на язык дедушкина приглядка ко мне означала: "Хоть
ты и вырос, и научился грамоте, а как был глупцом, - так им и остался!"
Впрочем, не удержался и от того, чтобы не выразить всего этого вслух:
– Если уж ходишь с дегтярницей, то, беш-майор, покрась этой зеленью
крест мош Андрея... Он тоже, как и ты, был слабоумным и блаженным, но