Поэзия Латинской Америки

Коллектив авторов

Взявшись за руки

Перевод П. Грушко

Я не буду поэтом одряхлевшего мира. И не буду петь о мире грядущем. Я узник жизни, я смотрю на друзей. Они печальны, но очень надеются. Среди них действительность беспредельна. Настоящее — огромно, не потеряться бы. Чтобы не потеряться — возьмемся за руки. Я не буду петь о красотках, рассказывать байки о вздохах при луне, о дивных пейзажах, распространять ужасы и письма самоубийц, не сбегу на острова, не буду похищен ангелом. Мой материал — Сегодня, сегодняшнее время, сегодняшние люда, сегодняшняя жизнь.

Наше время

Перевод М. Самаева

Это время разъединенья, время расчлененного человека. Напрасно листаем тома, странствуем и придаем себе лоск. Час вожделенный крошится на мостовую. Люди требуют мяса. Тепла. Ботинок. Мало одних законов. Лилии не родятся из законов. Мне имя — толпа. Я расписываюсь на камне. Исследую факты, но тебя не встречаю. Где скрываешься, время, зыбкий синтез, залог всех моих снов, спящий свет на веранде, скрупулезная мелочь ссуды? Ни один шепоток не взберется ко мне на плечо — поведать о городе целых людей. Молчу, ожидаю, загадываю. Вещи, возможно, становятся лучше. И какая в них сила, в вещах! Но

я-то не вещь, и я восстаю. Ищут русло во мне слова, хриплые, жесткие, гневные и упругие. Но столько дней пролежали они под спудом, что взрываются черев силу и почти потеряли смысл.

* * *

Это время, когда я молчу. Время смерзшихся губ, бормотанья, недомолвок, оглядок на углу, время всех моих чувств в одном: за тобой следят. Это время коричневых штор и бесцветного неба, это время политики — в яблоке и в святыне, в любви и в неприязни, в обузданном гневе и в разбавленном джине, в подведенных ресницах, в зубах из пластмассы, в изломах речи. Уравновешенность — ее мы провозглашаем. В любом переулке, на каждой стене — политика. Пташки поют осанну в небесах пропаганды. А в комнате, за четырьмя стенами, — ухмылка и грязный воротничок.

* * *

Вслушайся в упоительный час обеда. Конторы внезапно пустеют. Рты всасываются в море мяса, овощей, витаминизированных пирожных. Рыбы прямо из океана выпрыгивают на тарелки. Голодные катакомбы рыдают супами. Глаза механического динозавра влажнеют. Кормитесь, бумажные руки. Это время обеда. А впереди еще время любви. Постепенно конторы заполняются снова, и грандиозное дело запускается в ход. Толпы пересекаются с ним, не замечая: оно без плоти и крови. Вот обернулось трамваем, рефрижератором, телефоном, самолетами в небе и из твоей души извлекает проценты. Вслушайся в томительный час возвращенья. Мужчина, опять мужчина, женщина, ребенок, мужчина, брюки, сигара, шляпа, юбка, юбка, юбка, мужчина, женщина, мужчина, мужчина, женщина, юбка, мужчина. Им кажется — что-то их ждет. Они молчат, растекаясь шагами и ускользая, рабы дела. Представь. Возвращаешься. Призрачный город. Вечер. Угасшие стены. Представь. Вслушайся в крошечный час возмещенья. Чтенье, бар, казино, прогулка на берег, тело с телом, потом обмякло, а в мозгу неудобные мысли раба. Ворочается, скрипит, вздыхает и постепенно зарывается в прошлое и признается себе, что важнее всего — уснуть.

* * *

Поэт не желает нести ответ за ход вещей в буржуазном мире. Своими словами, интуицией, символами и прочим оружием он обещает помочь его уничтожить, точно некую каменоломню, как червя, как нелепость.

Диего Ривера. «Смерть крестьянина»

Фреска в с/х. школе в Чапинго. 1926–1927 гг.

АУГУСТО ФРЕДЕРИКО ШМИДТ [99]

99

Аугусто Фредерико Шмидт— родился в 1906 году в Рио-де-Жанейро. Получил начальное образование в Швейцарии, среднее — в Бразилии. Работал в области торговли и финансов. В 30-х годах основал в Рио-де-Жанейро издательство, опубликовавшее первые книги многих выдающихся писателей Бразилии (в том числе Грасилиано Рамоса). Умер в 1965 году.

А.-Ф. Шмидт — представитель второго периода бразильского модернизма. В ранних произведениях он использует поэзию как оружие борьбы против сторонников декаденствующей парнасской школы («Песнь бразильца Аугусто Фредерико Шмидта»). В более зрелой поэзии тяготеет к романтической традиции, воспевая в мелодическом верлибре, с частыми повторами и параллелизмами, трагическое одиночество, тоску и смерть, избавляющую от земных страданий.

А.-Ф. Шмидт — автор многочисленных сборников стихов. Его воспоминания «Белый петух» высоко оцениваются отечественной критикой.

Стихотворение «Удел», переведенное впервые, взято из антологии М. Бандейры «Панорама бразильской поэзии» (Рио-де-Жанейро, 1957).

Удел

Перевод М. Самаева

Где они — те, что так улыбались и были свежи, как рассветные розы? Где они — те, что были чисты, точно вода, которая в сердце леса стекает с высоких камней? Где они — те, что были прекрасны, те, в чьих глазах отражались звезды? Где они — те, кому зори дарили музыку благовеста и краски? Где они — те, что были легки и в танце гнулись, как ветви под порывами ветра? Где они — те, что набирали в кувшины живую воду фонтана? Где они — те, в чьих улыбках, веселых и милых, таяли сумерки жизни? Где они — те, что в темные кудри сердечко цветка вплетали? Как далеки они, боже! Туда, где сплетаются корни твоих деревьев, осыпались, точно ночные листья.

ВИНИСИУС ДЕ МОРАИС [100]

От родины вдали

Перевод М. Самаева

Моя родина — это как улыбка застенчивая или желание плакать… Она как уснувшая девочка, моя родина. Почему помню ее лишь такую? Почему, на ребенка спящего глядя, вдруг до спазм горловых, затоскую? Бела спросят о родине, чт'o отвечу? Не знаю… Поле, город, дорога ели чаща лесная? Я не знаю ее «почему» и «когда», только знаю: она — это свет я вода, которые вылечат, будь в твоем сердце хоть рана сквозная. А больше о ней не знаю… Я хотел бы глаза целовать моей родины, гладить волосы ей под напев колыбельной, я б ей новое платье купил, если б мог, приодел бы ее хоть немного: ведь ни туфелек нет, ни чулок у дикарки моей босоногой. Почему так люблю тебя, родина, я, живущий вдали от родины, я — занесенный ветром бог знает куда, я — не спешить обреченный, я — всеми нервами к боли времени подключенный я — частица звена между словом и делом, я — незримая нить между всеми «прощай», между всеми «навеки», я — посмевший о стольком забыть… Ты во мне, как любовь, которая только притворилась умершей; ты во мне, как цветок, случайно примятый; ты, как вера, которой никто меня не учил; ты во всем — и во всем, что со мной, ты повинна, даже в комнате этой, большой и чужой, с камином. Новой Англии ночи… Забыть ли, как до рассвета я Центавра искал с лучезарными альфой и бетой, обегая глазами весь звездный реестр, как напрасно из капель расплавленного металла я составить мечтал Южный Крест. Рассветало… Ты — медовый источник; ты — грустно глядящий зверек, средоточье дорог моей жизни, и цель, и опора. Даже лишенный всего, я бы в сердце берег искру надежды, что скоро переступлю твой порог. Чтобы видеть тебя, моя родина, чтобы только вновь тебя видеть, я всем пренебрег. Глух и нем ко всему, раздражен, одинок, мучим приступами то бессилья, то злобы, рвал стихи, рвал с возлюбленными, что ни шаг — ошибался, плутал… И устал, и иссяк… Моя родина:.. Это не брызжущий зеленью свежей рай земной — это белая даль побережий, это земли пересохшая глотка, пустынность дорог и анаконда реки, ползущей сквозь дебри тропические, реки, пьющей тучи, переваривающей песок и вливающейся в Атлантический. Моя родина… Сыщешь ли ярче, знойней и с глазами как два озерка доброты. Помню, раз на экзамене, с мыслью о ней, латинское «Libertas quod sera tamen» перевел как «Свободною станешь и ты»… Вот и памятен мне тот экзамен. Моя родина… Вспомню — и невольно глаза зажмурю: вот ветер в лицо твое смуглое плещет лазурью, вот кудри твои лохматит его пятерня. Этот ветер приносит твой запах через многие мили разлуки, и я слышу твое дыханье, а в груди твоей — ритмы батуки, и тепло твое, и твой голод проникать начинают в меня. Для иных, моя родина, ты велика, — для меня ты — островок в моем сердце, островок безымянный, объятый морем нежности. Имя твое я давно страшусь называть, потому что бешусь от бессилия выразить то, что в груди поднимает оно, патрицианское имя твое — Бразилия. А теперь позову соловья (с ним друзья мы), позову и признаюсь: — Есть певчая птичка по имени саби'a. Передай ей, пожалуйста, текст птицеграммы: «Родина, больно сердцу, вспоминающему тебя. Винисиус де Мораис».

100

Винисиус де Мораис— родился в 1913 году в Рио-де-Жанейро. Получил образование в Бразилии (юридический факультет университета в Рио-де-Жанейро), потом учился в Англии (Оксфорд). Поступил на дипломатическую службу, жил в США, Франции и Уругвае. Со студенческих лет увлекался искусством кино, был кинокритиком и цензором. Винисиус де Мораис — автор лирико-философской драмы «Орфей», обошедшей многие театры мира. В поэтическом творчестве В. де Мораиса отчетливо выделяются два этапа: вначале, под влиянием французской католической поэзии и стихов А.-Ф. Шмидта, преобладает тенденция к мистицизму, но потом, когда начинает проявляться его художественная индивидуальность, обнаруживается склонность поэта к социальной проблематике, к проникновенному лиризму, к более свободному использованию разнообразных поэтических форм и лексики, порой самой обыденной.

Основные поэтические произведения Винисиуса де Мораиса: «Новые стихи» (1938), «Пять элегий» (1943), «Стихи — сонеты и баллады» (1946), «Моя родина» (1949), «Книга сонетов» (1957), «Новые стихи II» (1959), «Чтобы жить большой любовью» (1962).

Стихотворение «От родины вдали» опубликовано в журнале «Иностранная литература», 1963, № 10, стихотворение «Женщине, которая проходит мимо», напечатанное впервые, взято из книги Винисиуса де Мораиса «Поэтическая антология» (Рио-де-Жанейро, 1954).

Женщине, которая проходит мимо

Перевод П. Грушко

Боже мой правый, как сердцу мила та, что со мною, как воздух, была! Белые груди прохладнее роз, радостна радуга легких волос, рот ее полуоткрытый так свеж — рот ее семь опалили надежд! О, как была она сердцу мила — та, что со мною, как воздух, была! Чувства ее — как стихов сотворенье, грусть ее — доброй печали томленье, волосы нежною вьются травой над горделивой ее головой. Дикие руки — как шеи лебяжьи, нет ни белее, ни гибче, ни глаже. Боже мой правый, как сердцу мила та, что со мною, как воздух, была! Как я люблю ее! Что же проходит мимо меня и с ума меня сводит? Мимо проходит с усмешкой у рта, в полночь и в полдень — моя маета! Бросила — разве тебе я не пара? Сердишься — разве не лютая кара, облик твой милый в разлуке тая, видеть при встрече, что ты не моя! Что ж стороною проходишь ты? Что ж солнцем над сердцем моим не взойдешь? Вечно я вижу тебя, как в тумане. Разве мое не правдиво желанье? Что же ты сердцем моим погнушалась? Что же не сменишь жестокость на жалость! Боже мой правый, как сердцу мила та, что со мною, как воздух, была! Боже, верни мне любою ценой женщину ту, что рассталась со мной! Ради твоих неизбывных мучений, боже мой правый, услышь мои пени, пусть, как великое чудо господне, женщина в дом мой вернется сегодня! Пусть успокоит, вернувшись обратно, та, что была и чиста, и развратна, — женщина, легче коры на волне, корнем вошедшая в сердце ко мне.

ЖОАН КАБРАЛ ДЕ МЕЛО НЕТО [101]

Перевод М. Самаева

Реклама для туристов в Ресифе

Здесь море — как горный склон: правильный, синий, округлый, он выше рифов встает и чащ на равнинах юга. Пользуйтесь нашим морем, его побережье — это лезвие из металла и геометрия света. Собственно город — вот он: реку тесна, лачуги, сжав известковые плечи, лепятся друг на друге. Здесь по архитектуре вы бы урок получили: легкости и равновесья, непринужденности стиля. Будни бедняцкой реки, полные однообразья, текут в цементном склерозе медленной кровью — грязью. Люди при жизни тлеют на берегах замшелых: холод и гниль отбросов — вот их судьба, удел их. Поймете здесь: человек высшая мера всему. Но — если жизнь, а не смерть мера ему самому.

101

Жоан Кабрал де Мело Нето— родился в 1920 году в Ресифе, штат Пернамбуко. Получил образование в Ресифе. Став дипломатом, в 1947 году едет в Испанию (Барселона), где публикует два сборника своих стихов — «Психология сочинительства» (1947) и «Собака без перьев» (1950), позднее находится на дипломатической службе в Швейцарии.

Кабрал де Мело Нето — наиболее колоритная фигура так называемого «поколения 1945 года». Он противник «чистого искусства» для избранных, в центре его стихотворений — народ и суровая природа северо-востока Бразилии. Весь поэтический материал Кабрал де Мело Нето подвергает тщательному отбору, отказываясь от случайных эффектов и «озарений» подсознательного. Высшая красота для него — в соразмерности и геометрической четкости построений, в изысканной строгости языка.

Поэзия Кабрала де Мело Нето оказывает большое влияние на литературную молодежь не только Бразилии, но и других стран мира.

Все стихотворения переведены впервые, они взяты из «Поэтической антологии» Кабрала де Мело Нето (Рио-де-Жанейро, 1969).

Пейзаж по телефону

Когда б мы по телефону ни говорили, казалось, твой голос ко мне доносился из светом залитого зала. А там, за дюжиной окон, мог различить я вскоре утро, и больше чем утро, поскольку оно — морское. Северной нашей Атлантики утро, еще у подножья каменного полудня, где берег на камня тоже. Утро из Пернамбуко с такой чистотой во взгляде, какая — только в Ресифе, в Олинде или Пьедаде, где разбивается солнце о паруса на осколки и о плоты, что белы от многолетней просолки; плоты — как павшие стены, но облаченьем света не солнце их осияло, не в солнце они одеты: оно лишь сняло покровы из сумрака и тумана, чтоб обнажилось вольно то, что под ними дремало. Твой, голос по телефону таким мне казался, будто облачена была ты в это прозрачное утро; так чист был и свеж он, словно звонила ты мне нагая иль только в том, что скинешь, в ванну ногой ступая; одежды такая малость была на тебе, что ею не затмевался твой свет, когда ты звонила, вернее, казалось мне, что лишь ванна была твое одеянье, и не воды отраженьем было твое сиянье, — вода выпускала только твой собственный свет на волю, как шестью строфами выше, солнце, касаясь соли.