Политические работы 1895–1919
Шрифт:
Вот каким был для этих рабочих решающий аргумент. Они опасались возникновения такого чиновничества, которое фактически имеется в Европе, сословного, имеющего университетское образование, профессионально вышколенного чиновничьего сословия.
Разумеется, уже очень давно наступила пора, когда и Америка больше не может управляться дилетантами. С колоссальной скоростью там распространяется профессиональное чиновничество. Вводятся профессиональные экзамены. Формально и обязательно, в первую очередь, только для определенных, по большей части, технических чиновников, но этот процесс стремительно распространяется и дальше. Теперь уже насчитывается приблизительно сто тысяч чиновников, назначаемых президентом, которые могут занять должность лишь после успешной сдачи экзаменов. Тем самым сделан первый и важнейший шаг к перестройке старой демократии. И тем самым американские университеты тоже начали играть совершенно иную роль, университетский дух принципиально изменился. Ибо (за пределами Америки не всегда это осознают), в Америке зачинщиками войн были американские университеты и прослойки, получившие университетское образование, а не военные поставщики, как в остальных странах. Когда в 1904 году я находился в Америке, самый частый вопрос, задаваемый американскими студентами, был: как, собственно, в Германии проводят дуэли на шпагах и как получить на них ранения? Они считали это рыцарским развлечением и желали завести такой спорт и у себя. Серьезность этого дела в том, что под такие настроения была подогнана литература именно по моей специальности, как раз в лучших
Эта война будет иметь последствием для Америки развитие бюрократии, а тем самым — и шансы продвижения для университетских кругов; само собой разумеется, вскоре проявится и то, что война приведет к европеизации Америки как минимум в таком же темпе, в каком осуществлялась американизация Европы. Современная демократия повсюду, где она является демократией большого государства, представляет собой демократию бюрократизированную. Так и должно быть, ибо современная демократия заменяет знатных дворян или прочих чиновников, работающих на общественных началах, оплачиваемым чиновничеством. Этот процесс идет повсюду, он идет даже внутри партий. Это неизбежно, и вот первый факт, с которым должен считаться и социализм: необходимость много лет получать профессиональное образование, непрерывно углубляющаяся профессиональная специализация, а также участие в управлении получившего специальное образование профессионального чиновничества. Иначе современным хозяйством управлять невозможно.
В особенности же, эта неизбежная и универсальная бюрократизация есть то, что кроется за одним из наиболее часто цитируемых социалистических лозунгов — лозунгом «отделения рабочего от средств производства». Что это означает? Рабочий — говорят нам — «отделен» от материальных средств, с помощью которых он производит, и на этом отделении основано рабство наемного труда, в котором он находится. Под этим подразумевается тот факт, что в эпоху Средневековья рабочий был собственником технических инструментов, средств производства, тогда как современный наемный рабочий таковым не является и быть не мог; собственником средств производства может быть только предприниматель или государство, которые эксплуатируют, например, шахту или фабрику. Далее под этим имеется в виду, что ремесленник сам закупал обрабатываемое им сырье, а вот сегодня наемный рабочий его не закупает и закупать не может, и что соответственно этому, в Средние века, да и сегодня — там, где еще сохраняется ручной труд, — продукт находится в свободном распоряжении отдельного ремесленника, который может продавать его на рынке и использовать его ради получения собственной прибыли, тогда как на крупном предприятии продукт находится в распоряжении не рабочего, а того, кто является собственником этих средств производства — опять–таки, к примеру, государства или частного предпринимателя. Это справедливо, но данный факт никоим образом не характерен только для экономического процесса производства. То же самое мы переживаем, например, в университете. В прошлом доцент и университетский профессор работали с библиотекой и с техническими средствами, которые они раздобывали или заказывали сами для себя; это и были их орудия производства, например, химики производили вещи, необходимые для научного производства. Зато сегодня масса работников современных университетских предприятий, в особенности — ассистенты в крупных институтах, в этом отношении находятся точно в таком же положении, что и какой–нибудь рабочий. В любой момент их могут уволить. Их права в институтских помещениях ничем не отличаются от прав рабочих в помещениях фабрики. Ассистенты в институтах обязаны соблюдать существующие правила внутреннего распорядка совершенно так же, как рабочие на фабриках. Материалы, аппараты, машины и т. д., используемые в химическом или физическом институте, в анатомическом театре или в клинике, не находятся в их собственности, скорее, они являются государственной собственностью, но ведает ими директор института, получающий за это большие деньги, тогда как ассистент получает зарплату, которая соизмерима не с чем иным, как с зарплатой квалифицированного рабочего. Совершенно ту же ситуацию мы встречаем в военной сфере. Рыцарь прошлого был собственником своего коня и вооружения. Он должен был сам вооружаться и снабжать себя продовольствием. Тогдашние военные уставы основывались на принципе самоэкипировки. Как в античных городах, так и в рыцарских армиях Средневековья, рыцарю приходилось покупать для себя латы, копье и коня, а также везти с собой провиант. Современная армия возникла в тот момент, когда все эти заботы взял на себя князь, т. е. когда солдат и офицер (который хотя и не полностью соответствует прочим чиновникам, но в этом смысле все–таки соответствует) перестали быть собственниками средств военного производства. На этом ведь и основана сплоченность современного войска. Потому–то русским солдатам так долго и не удавалось убегать из окопов — ведь этот аппарат офицерского корпуса, интендантства и прочих чиновников был в наличии, и каждый в армии знал, что все его существование, в том числе и пропитание, зависит от функционирования этого аппарата. Все они были «отделены» от средств военного производства совершенно так же, как рабочий отделен от орудий труда. Аналогично рыцарю чиновник должен был работать на своего феодала, за что административная или судебная власть жаловала его как вассала леном или высокой должностью. Управленческие и судебные расходы он оплачивал из собственного кармана и получал за это гонорары. Современное государство возникает, когда князь берет это на себя, когда он назначает на должности оплачиваемых чиновников, в результате чего происходит «отделение» чиновников от средств производства. Итак, повсюду одно и то же: средства производства на фабрике, в государственном управлении, в армии и университете при помощи ступенчатого бюрократического аппарата концентрируются в руках тех, кто в этом аппарате господствует. Отчасти это обусловлено чисто технически типами современных средств производства — машинами, снарядами и т. д., отчасти же попросту большей производительностью такого типа межчеловеческого
Так что же означает в связи с этим фактом социализм? Это слово, как уже упоминалось, многозначно. Но противоположность социализму, о которой обычно думают, есть частнохозяйственный строй, т. е. ситуация, когда обеспечение хозяйственных потребностей находится в руках частных предпринимателей и дело обстоит так, что эти предприниматели с помощью договоров купли–продажи и договоров о найме добывают материальные средства производства, административных служащих и рабочую силу, а впоследствии на свой экономический страх и риск и в ожидании собственной прибыли организуют производство товаров и продажу их на рынке.
Эти частнохозяйственные порядки социалистическая теория снабдила ярлыком «анархия производства», так как она ставит их в зависимость от того, функционируют ли собственные интересы отдельных предпринимателей, касающиеся сбыта их продуктов — интересы в получении прибыли — так, что тем самым гарантируется обеспечение этими продуктами тех, кто в них нуждается.
Но ведь вопрос о том, какие в пределах того или иного общества потребности удовлетворялись предпринимателями, т. е. частнохозяйственным способом, а какие — не частнохозяйственным, но в широчайшем смысле социалистическим, т. е. планомерно организованным, на протяжении истории изменялся.
К примеру, в эпоху Средневековья республики вроде Генуи вели крупные колониальные войны на Кипре с помощью акционерных командитных обществ, так называемых маонов[109]. Последние собирали в складчину необходимые денежные суммы, нанимали соответствующих наемников, завоевывали страну, пользовались покровительством от своей республики и, разумеется, эксплуатировали страну в собственных целях как территорию, на которой находились плантации, или как объект взимания налогов. Подобным же образом Ост–Индская компания[110] завоевала Индию для Англии и эксплуатировала для себя. К той же категории относились кондотьеры позднеитальянского Ренессанса. Точно так же, как последний из них — Валленштейн[111], они набирали себе войско от собственного имени и на свои средства; в их карманы шла часть добычи их войска, и, конечно, кондотьеры обычно оговаривали себе право на то, чтобы князь, король или император перечислил им определенную сумму в качестве награды за их достижения и для покрытия их расходов. Хотя и будучи чуть менее независимым, чем кондотьер, полковник представлял собой предпринимателя даже в XVIII веке: ему самому приходилось вербовать и одевать рекрутов; хотя отчасти он полагался на княжеские склады, в непрерывно возрастающем объеме он осуществлял экономическую деятельность на свой страх и риск, и сам получал от нее прибыль. Тем самым частнособственническое предприятие по ведению войны считалось совершенно нормальным, а сегодня оно для нас немыслимо.
С другой стороны, ни один средневековый город или цех никогда не считал мыслимым, что снабжение города зерном или снабжение цеха необходимым для работы его мастеров импортируемым сырьем может осуществляться просто посредством свободной торговли. Однако начиная с древности (в больших масштабах — в Риме) и на протяжении всего Средневековья об этом полагалось заботиться городу, а не свободной торговле, считавшейся лишь чем–то дополнительным. Приблизительно так же, как теперь, во времена военной экономики наличествовала кооперация в обширных хозяйственных секторах, или же «огосударствление», как его любят называть теперь.
Характерная черта нашей сегодняшней ситуации состоит в том, что частное хозяйство, сопряженное с частной бюрократической организацией, а значит — с отделением трудящегося от средств производства, господствует в такой сфере, в каковой еще никогда в мировой истории эти его свойства в таком объеме не сочетались: речь идет о промышленном производстве, и процесс этот совпадает с созданием машинного производства на фабриках, а, следовательно, и с локальным скоплением рабочей силы в одном и том же помещении, с одной и той же зависимостью от машин и с общей трудовой дисциплиной в заводском цехе или на шахте. Именно эта дисциплина и вносит специфический оттенок в нынешний характер «отделения» рабочего от средств производства.
Из этой жизненной ситуации, из фабричной дисциплины и возник современный социализм. Социализм разнообразнейших типов существовал повсюду, во все времена и во всех странах земного шара. Современный социализм во всем его своеобразии возможен только на этой основе.
Такое порабощение трудовой дисциплиной столь необыкновенно ощутимо для промышленных рабочих потому, что в противоположность, к примеру, рабовладельческой плантации или барскому двору современное промышленное производство основано на процессе чрезвычайно жестокого отбора. Современный фабрикант не берет на работу первого попавшегося рабочего лишь оттого, что этот рабочий согласен работать за довольно–таки низкую зарплату. Нет, он ставит рабочего к станку, назначает ему аккордную плату и говорит: «Давай работай, а я посмотрю, сколько ты заработаешь»; а когда рабочий демонстрирует, что он не в состоянии заработать определенную минимальную зарплату, ему говорят: «Как жаль, что вы неспособны к этой профессии, мы не можем иметь с вами дело». Он отбраковывается, так как станок эксплуатируется не на полную мощность, когда у него стоит человек, который не умеет его как следует использовать. Так или подобным образом происходит повсюду. В противоположность любому рабовладельческому предприятию античности, где хозяин был неразрывно связан с рабами, которых он имел, — если один из рабов умирал, это означало для него потерю капитала — любое современное промышленное предприятие основано на принципе отбора, а с другой стороны, этот отбор до крайности ужесточается из–за конкуренции предпринимателей между собой, которая привязывает отдельных предпринимателей к определенным максимальным зарплатам: неизбежности дисциплины соответствует неизбежность зарплаты рабочих.
Если рабочий приходит к предпринимателю и говорит: «Мы не можем жить на такую зарплату, а ты мог бы нам больше платить», то предприниматель в девяти случаях из десяти — я имею в виду, что это происходит в мирное время и в отраслях, где действительно наблюдается острая конкуренция, — в состоянии заглянуть в бухгалтерские книги и доказать рабочим, что он не может этого сделать: «Мой конкурент платит такую–то зарплату; если я буду платить каждому из вас больше, то из моих бухгалтерских книг исчезнет всякая прибыль, которую я мог бы платить акционерам; я не смогу развивать предприятие, так как не получу банковских кредитов». При этом зачастую он говорит чистую правду. Наконец, сюда добавляется еще и то обстоятельство, что под давлением конкуренции рентабельность зависит от замены по возможности большего количества человеческого труда, особенно — наиболее высокооплачиваемого, труда, дороже всего обходящегося предприятию, облегчающими труд машинами, а тем самым «обученные» рабочие заменяются «необученными» или же обучающимися непосредственно в процессе производства. Это неизбежно и будет непрерывно продолжаться.