Полнолуние для магистра
Шрифт:
— Дорогой друг!
Расчувствовавшись, профессор готов был горы свернуть для коллеги, почти умирающего, но даже в последние минуты жизни думавшего о науке.
— Вы же знаете, мой дом всегда открыт для вас. Приезжайте к обеду. Приезжайте в любой день, лишь бы вы чувствовали себя достаточно хорошо, чтобы отдать должное старому доброму порт-вейну и настоящему английскому ростбифу. Вы ведь не балуете себя домашней кухней? И разумеется, я с удовольствием представлю вас нашей гостье!
— Благодарю.
Мистер Джейкоб поднялся на ноги, неуверенно постоял, словно прислушиваясь к собственным ощущениям… затем одобрительно кивнул.
— Да, всё в порядке. Приятно, право, осознавать, что природа наделила тебя таким крепким организмом… Я непременно буду у вас вечером, сэр. Нет-нет, не надо мня провожать! Благодарю за хлопоты, но они излишни: я чувствую себя достаточно окрепшим, чтобы пройтись пешком до Гайд-парка. Давненько я там не бывал…
— Пешком?
Озабоченный профессор придержал гостя за плечи. Возможно, чересчур фамильярно, но ведь между старыми друзьями это допустимо!
— Погодите. Прежде, чем отпустить вас, хочу убедиться, что вы и впрямь в порядке. Слушайте, дружище, а вы не против, если я вас сейчас немного просканирую? Вы же знаете, я учусь разным мелочам, посещая курсы со своими мальчиками, и иногда так и хочется попрактиковаться, но… как-то неловко. Вы позволите?
В нетерпении поглядывая на дверь, Джейкоб кивнул.
— Разумеется. Разве могу я вам в чём-то отказать, сэр!
Отступив шага на три, мистер Диккенс, подражая манере Ричарда Нэша, начал пристально вглядываться в ауру друга. Кивнул с удовлетворением: да, болезненных очагов не наблюдалось. Но вот что-то явно то ли лишнее, то ли несвойственное… Профессор напряг особое, магическое зрение, всматриваясь со всё возрастающим изумлением.
— Виктор…
Он в волнении сдёрнул очки, вновь водрузил их на нос.
— Джейкоб, это невероятно! Ваша аура… у вас же не было ни малейшего проблеска магии, я помню!
Гость побледнел ещё больше. С усилием выдавил очередную улыбку:
— А-а, вот вы о чём… Я понял. Это, должно быть, следы воздействия Аткинса; помните, я говорил о нём? Он вложил в мою голову немало магии, чтобы предотвратить образование гематомы; вы наверняка видите остаточные плетения. Так бывает.
— Нет, Джейкоб, я уверен…
Изменившись в лице, гость резко впился в него взглядом.
Глаза профессора остекленели.
— Всё хорошо, сэр, — ровно, но достаточно громко, с таким расчётом, что можно было расслышать в приёмной, сказал мистер Джейкоб. — Благодарю. Непременно буду у вас, нынче же вечером. Мой нижайший поклон миссис Диккенс!
И вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.
Рассеянно улыбаясь, прошёл мимо почтительно приставшего со стула стажёра, и спохватился:
— Ах, да… Как вас там? Смитсон? Профессор просил не беспокоить его. До приезда миссис Диккенс он собирался привести в порядок кое-какие записи. Если уже нашли кэб, можете отпустить, он не нужен. Всего хорошего, мистер Смитсон.
Рыжий стажёр смущённо поклонился, провожая его глазами.
Не успел он с облегчением вздохнуть и плюхнуться обратно на стул, как в приёмную заглянула монахиня.
— Дик…
Молодой человек был под её, можно сказать, патронажем. Личным присмотром. Сестра Эмилия давно заприметила этого смышлёного, но необычайно застенчивого юношу и взяла, так сказать, под крыло. Не прошло и трёх дней после его появления на практике, как для неё он стал таким же опекаемым мальчиком, как Боб, Том и Майкл, малолетние пациенты из детского отделения.
— Дик, мистер Диккенс у себя?
— Да, мэм… Нет, мэм.
Сестра Эмилия взглянула снисходительно:
— Так да или нет?
— Э-э…
— Дик, в глаза мне смотри и отвечай!
— Да, мэм! У себя, но просил не беспокоить. Вроде бы с какими-то записями работает.
Женщина задумалась.
— Уж не с историями ли болезней? А я как раз собиралась предложить ему помощь, заодно и тебе показать, как это делается. Слушай, Дик, что, если я загляну буквально на минуточку и просто попрошу у него эти бумаги, а?
— Э-э…
— И я так думаю. Он будет только рад.
Косноязычный стажёр дёрнулся было, но преградить дорогу сестре Эмилии так и не решился.
Зато через несколько секунд подскочил, как ужаленный, когда из кабинета профессора раздался оглушительный женский визг. И опрометью, роняя стул, бросился на помощь.
… От пронзительного крика профессор вздрогнул и… очнулся. На лицо его медленно возвращалось осмысленное выражение. Он перевёл недоумённый взгляд с побелевшей сестры Эмилии, невесть как оказавшейся в кабинете, на запыхавшегося стажёра… Неуловимым движением юркая монахиня скользнула к нему и вцепилась в кисть его руки, отводя от горла, выворачивая, заламывая за спину. Из онемевших пальцев Элайджи Диккенса выскользнуло что-то холодное и звякнуло об пол.
— Дик, сюда! Скорее посмотри, что у него с горлом?
Железные, как показалось мистеру Диккенсу, пальцы коснулись его шеи. Прижали платок, промокая что-то тёплое… У бестолкового стажёра оказался очень внимательный цепкий взгляд. И сильные руки, подхватившие профессора, когда у того вдруг подкосились ноги.
— Сюда, в кресло, — распоряжалась монахиня. — Слава Господу, похоже, только порез, да?
— Не слишком глубокий, артерия и трахея не задеты, — отрапортовал стажёр. — А вот плетение на нём какое-то висит…поганое. Я слабый маг, и то его вижу. И оно растёт, да…
Профессора хлопнули по щеке раз, другой.
— Мистер Диккенс, очнитесь! Дик, ты сможешь снять это чёрто… тьфу! Плетение?
— Снять не могу, мэм, но удержу, чтобы опять не подчинило, да. На полчаса зафиксирую, это точно.
— Тогда держи. Бегу за помощью.
Подхватив полы монашеской рясы, сестра Эмилия бросилась вон из кабинета, случайно задев каблуком так и оставшийся валяться на полу скальпель, минуту назад извлечённый профессором из футляра с любимым набором хирургических инструментов.