Правда Бориса
Шрифт:
– Ишь, Бельский с Головиным и Щелкаловым пожаловали,- шепнула мужу Ирина.- Хитрые, с Шуйским-то в сговор не вступили, надеются на опекунстве усидеть. А ведь Бориса и меня ненавидят не менее. Братец их теперь всех к ногтю прижмет.
– Прижмет, Иринушка,- отвечал царь.- Уж больно томительно тут, устал.
– Терпи, всё ж дядю твого на небеса провожают.
Бояре и члены регентского совета Бельский, Головин и Щелкалов вошли в храм стайкой, бочком, притулились за жертвенником. Но от всевидящего глаза Ирины не скрылись. Смотрели на царственную пару с опаской, будто и они были повинны в заговоре против брата Ирины. "Страшно. Вона, Никита отчего-то вдруг помер, Мстиславский ужо в монастыре просвиры жует, Голицын с Воротынским вообще незнамо где. Шуйский на веревочке подвешен. Примерение? Знаем мы про примерение меж пауков. Так, глядишь, и мы под те же жернова попадем".
– И я, Феденька, еле на ногах стою,- не поворачивая головы, продолжала шептать Ирина.- Дай Бог, опять понесла.
– Что?-сразу и не дошло до царя, а когда понял, аж воскликнул:
– Неужто, Иринушка!
Стоявшие поблизости бояре и сановники повернули к ним свои скорбные ( и не очень) лица.
Царица подпихнула мужа, еще тише сказала:
– Всё к тому, что зачала. Молись теперь Создателю, Феденька, что б и на этот раз не выкинула.
Теперь она сама обернулась на супруга и как-то странно на него посмотрела. А Федор Иванович горячо зашептал благодарственную молитву.
– Надобно королеву Елизавету просить, чтоб прислала сведущую повивальную бабку. На своих-то надежды нет,- сказал Федор.
Царица опять пытливо взглянула на мужа. Ответила спокойно:
– Об том, братец позаботится.
Ирина же подумала- как славно, что Федор сам про английскую королеву заговорил. Теперь можно и к делу приступить.
А дело было задумано хитрое. И помог его замыслить, сам того не подозревая, никто иной, как Федька Захарьин- сынок почившего Никиты Романовича.
Месяц тому, на Варварке давал пир, или как теперь было принято говорить у немцев- приём, английский управляющий Московской торговой компанией Джером Горсей. Пировал по случаю своего очередного возвращения в Московию из Туманного Альбиона. Привез подарки царю и царице, ближним боярам и сановникам. Федор не хотел идти на "прием":
– Скучно мне там будет, лучше пойду на медвежьи забавы погляжу.
– Завтра поглядишь, Феденька,-отвечала царица.- Нам с Джеромом дружить следует. Через него предложим королеве монополию на торговлю с нами, взамен на то, чтоб наши купцы свободно торговали пушниной, осетрами да медом в Англии. Горсей вскорости снова домой собирается, с ним послание Елизавете и отправим.
– Хорошо, Иринушка, токмо я в этом ничего не смыслю. Ты уж сама его составь.
– Ох, Феденька,-делано вздохнула Ирина,-что бы ты без меня делал. Надобно не токмо о медведях думать, но и о благе отечеству. Письмо заготовлено давно, приложишься к нему своей печаткой, да подпись поставишь.
Не успел государь и глазом моргнуть, как Ирина достала из кривоногого шведского столика свернутую в трубочку клееную французскую бумагу. Позвала дворецкого, велела принести чернила и перо. Тот с поклоном удалился.
Вскоре в светлицу вошел жилец Иван Губов. Его пристроил ко двору помощником постельничего, в знак благодарности Василию Губову, Борис. А вот Михаил... остался у Ивана Петровича Шуйского. Князь сам попросил "приберечь для него этого хитрого, ловкого, расторопного мальца". Это очень удивило и Бориса, и самого Василия Губова- как же так, Мишатка оказался лазутчиком Годунова, чуть князя до плахи не довел, а теперь тот желает оставить его у себя? Но возражать не стали- ежели Шуйский намерен и далее быть под присмотром людей Годунова, то это его выбор. Спросили, разумеется, для чего ему. Князь ответил, что отрок знает цену жизни и добру. Не побоялся сделать так, как велело ему сердце, несмотря на то, что понимал- ставит под удар весь умысел Бориса Федоровича. "И ведь поставил,- говорил князь.- Ежели бы не случай, еще бы неизвестно как дело повернулось". "Не тебе, князь, о добре рассуждать,-ответил Борис,- а отрок, что ж...ежели надобно, держи при себе".
Иван, одетый по дворцовому этикету в светлый камзол с начищенными до блеска бронзовыми пуговицы, узкие штаны и остроносые, тоже белые сапожки, никак не мог к ним привыкнуть. Особенно раздражала его высокая шапка-колпак, которая постоянно наровила свалиться с головы. Но он терпел. Еще недавно и помышлять не смел, что судьба его занесет ни куда- нибудь, а в кремлевский дворец. Более того, он подружится с самим государем Федором Ивановичем. Они быстро нашли общий язык. Однажды Иван от нечего делать метал нож в поленницу за столовой палатой и получалось у него ловко как никогда. "Дай и я попробую",- услышал он голос за спиной. Обернулся. Рядом стоял сам государь Федор Иванович. Но не было в нём ничего царственного, надменного, отделяющего его от других. "На",- спокойно ответил Иван. Так и кидали ножи до самого вечера, а потом пошли вместе смотреть медвежьи бои.
Губов положил на стол чернильницу и перо, собирался уйти.
– Ванятка, принеси-ка мне из моего кабинета печатку именную,- обратился к жильцу государь. Она за троном, в коробице.
– Не дело это, Федор, жильцу малому печатку свою доверять. Сам сходи.
– Ну, Ири-инушка,-заныл государь.- У меня ножки болят.
– Ничего у тебя не болит, не притворяйся. Сама уж схожу.
Царица принесла печатку в кожаном мешочке, развернула перед Федором бумагу.
Государь округлил глаза, видя абсолютно чистый лист.
– Здесь же ничего не написано! А говорила послание заготовлено.
– В голове заготовлено. Понял? Ставь подпись внизу и печаткой приложись. Ну, Феденька...
Никогда не слышал Федор столько просьбы в голосе Ирины. Он отчего-то медлил.
– Не доверяешь мне что ль?-прищурилась царица.
– Что ты, Иринушка! Токмо тебе и доверяю, моей голубке.
Царь медленно, аккуратно и красиво расписался в нижнем углу длинного листа, подышал на печать, тиснул двуглавого орла рядом. Подписанную бумагу царица убрала в шкатулку, заперла, ключик повесила на шею.
– Ну, а теперь пора собираться на пир к Горсею,-сказала она.
Прием выдался на славу. В доме Английской торговой компании собрался чуть ли ни весь московский свет. Джером не поскупился на яства- на столах стояли целиком зажаренные бараны, поросята и зайцы, копченые бычьи окорока, на серебряных подносах горами возвышались жареные потроха и фрукты, в том числе и крайне редкие в Московии ананасы и манго. Подарки гостям помогали вручать Горсею его так называемые консулы и ассистенты. И подношения были богатые. Царице- золотое колье с бриллиантами, государю- длинный мушкет, отделанный тоже золотом и драгоценными камнями. Боярам-кому отрезы тканей, кому твердые как деревянные, по последней европейской моде, камзолы. Дьяку Щелкалову достались узкие порты с шелковыми подвязками. Андрей Яковлевич, всегда недобро относившийся к английскому торговцу, сплюнул, но под общий хохот штаны все же принял. Напитки лились рекой. На этот раз торговец потчевал гостей черным мавританским вином и португальской мадерой. Запрыгали шуты, немецкие музыканты с Болванки. Сначала играли нудные галльские и фламандские мелодии, потом ударили русские плясовые.