Прежде, чем их повесят
Шрифт:
— Тогда, сестра, это единственное, на что ты не претендовала?
— Вот прекрасно, моя любовь, замечательно. Именно твоим постоянным остроумием я восхищалась больше всего. Кхалюль был более умелым любовником, конечно, но у него не было ни твоей страсти, ни твоей дерзости. — Конейл со злобой ткнула кусок мяса вилкой. — Путешествовать на край Мира, в твоем возрасте? Стащить то, что запретил учитель? Вот истинная смелость.
Байяз презрительно рассмеялся.
— Что ты знаешь о смелости? Ты все долгие годы не любила никого, кроме себя! Ты ничем не рисковала, ничего не отдавала, ничего не создала! Ты
Маги уставились друг на друга в ледяном молчании, воздух раскалился от их бурлящей ярости. Ножки кресла Длинноногого негромко скрипнули, когда он осторожно отодвинулся от стола. Ферро сидела напротив, на ее лице застыла хмурая подозрительность. Малахус Ки сидел оскалившись, не сводя глаз с учителя. Джезаль сидел, затаив дыхание, от души надеясь, что в результате малопонятного спора никто не сгорит.
— Ну… — отважился брат Длинноногий. — Я думаю, нужно поблагодарить хозяйку за прекрасное угощение… — Маги одновременно припечатали его беспощадными взглядами. — Теперь, когда мы близки… к нашей главной… цели… э… — Навигатор сглотнул и уткнулся взглядом в тарелку. — Неважно.
Ферро сидела голая, прижав одну ногу к груди, ковыряла корку на колене и хмурилась.
Она хмурилась на тяжелые стены комнаты, прикидывая вес старого камня, окружавшего ее. Она вспоминала, как хмурилась на стены камеры во дворце Уфмана и подтягивалась, чтобы выглянуть в крохотное окошко, почувствовать солнце на лице и помечтать о свободе. Она вспоминала натирающие оковы на лодыжке и длинную тонкую цепь, гораздо более прочную, чем была на вид. Она вспоминала, как боролась с цепью, придумывала, как от нее избавиться, тянула за ногу, пока кровь не потекла из раны. Ферро ненавидела стены. Для нее они всегда означали ловушку.
Ферро хмурилась на кровать. Она ненавидела кровати, и диваны, и подушки. От мягких вещей сама становишься мягче, и ей они были не нужны. Она вспоминала, как лежала в темноте на мягкой кровати, когда впервые стала рабыней. Она была еще ребенком, маленьким и слабым. Лежала в темноте и плакала от одиночества. Ферро резко ткнула в болячку и почувствовала, что под ней сочится кровь. Она ненавидела этого слабого, глупого ребенка, который дал поймать себя. Она презирала память о той девочке.
Дольше всего Ферро хмурилась на Девятипалого, который лежал на спине в куче одеял, запрокинув голову. Рот открыт, глаза закрыты, воздух свистит в носу, бледная рука откинута в сторону под неудобным углом. Спит, как младенец. Зачем она трахалась с ним? И зачем продолжает? Не надо было прикасаться к нему. Не надо было с ним разговаривать. Ей не нужен уродливый, большой розовый дурак.
Ей никто не нужен.
Ферро говорила себе, что ненавидит все это и ее ненависть не ослабнет. Но, как она ни поджимала губы, как ни хмурилась, как ни тыкала в рану, трудно было оставаться прежней. Ферро посмотрела на кровать — на черное дерево, блестящее при свете уголков в камине, на пятна тени на сбившейся простыне. Кому какая разница — ляжет она здесь или на большом холодном матрасе у себя в комнате? Кровать ей не враг. Ферро встала с кресла, подошла к кровати и легла спиной к Девятипалому, стараясь не разбудить его. Не ради него, конечно.
Просто
Она повела плечами, подвинувшись ближе — так теплее. Она услышала, как Логен забормотал во сне, и почувствовала, как он поворачивается. Она напряглась, готовясь спрыгнуть с кровати, и затаила дыхание. Его рука скользнула по ее боку, и он пробормотал что-то ей на ухо, какой-то сонный бред, его дыхание обжигало шею.
Его большое теплое тело крепко прижималось к ее спине, но она совсем не чувствовала себя в ловушке. Тяжесть его бледной ладони мирно покоилась на ее ребрах, тяжелая рука обнимала ее — почти… хорошо. Ферро нахмурилась.
Хорошее не тянется долго.
Она скользнула ладонью по его ладони, нащупала пальцы и обрубок и решила, что находится в безопасности. Что в этом страшного? Ферро тихонько потянула его руку и прижала к своей груди.
Потому что знала, что это не протянется долго.
Перед бурей
— Добро пожаловать, господа. Генерал Поулдер, генерал Крой. Бетод отступил до Белой реки, и маловероятно, что он найдет более выгодное место для боя с нами. — Берр резко выдохнул и торжественно оглядел собравшихся. — Я полагаю наиболее вероятным, что бой произойдет завтра.
— Отлично! — с большим апломбом заорал Поулдер, хлопнув себя по ляжке.
— Мои люди готовы, — проговорил Крой, задрав подбородок на положенный дюйм. Два генерала и большинство членов их штабов сердито уставились друг на друга в пространстве большого шатра Берра; каждый старался превзойти своего соперника в безграничном энтузиазме по поводу битвы. Вест почувствовал, как кривятся губы при виде этих людей. Две банды мальчишек на школьном дворе и то вели бы себя более зрело.
Берр поднял брови и повернулся к картам.
— К счастью для нас, архитекторы, строившие крепость в Дунбреке, также подробно изучили прилегающую местность. Приятно, что в нашем распоряжении точные карты. Более того, отряд северян недавно перешел на нашу сторону, доставив подробную информацию о силах, расположении и намерениях Бетода.
— Почему мы должны верить на слово кучке собак-северян, — усмехнулся генерал Крой, — если они не хранят верность даже своему королю?
— Если бы принц Ладислав захотел прислушаться к ним, — проговорил Вест, — он, вероятно, был бы сейчас с нами. И его дивизия.
Генерал Поулдер негромко рассмеялся, его штаб подхватил смех. Крой, как и следовало ожидать, не веселился. Он послал через весь шатер убийственный взгляд, на который Вест ответил с ледяным спокойствием.
Берр откашлялся и настойчиво продолжал:
— Бетод удерживает крепость Дунбрек. — Он ткнул тростью в черный шестиугольник. — Тем самым он контролирует единственную важную дорогу из Инглии там, где она пересекает Белую реку, нашу границу с Севером. Дорога подходит к крепости с запада, а на востоке прорезает широкую долину между двумя лесистыми хребтами. Основные силы Бетода стоят лагерем недалеко от крепости, но он намерен атаковать — по дороге на запад, — как только мы появимся. — Трость Берра со свистом ударила по темной линии на тяжелой бумаге. — Долина, где проходит дорога, голая — трава и местами кусты и скальные обнажения. Это дает ему достаточно места для маневра.