Происхождение фашизма
Шрифт:
Летом 1917 г. в Бремене под руководством слесаря В. Валя, лидера ячейки «желтого» крупповского профсоюза, был организован «Свободный комитет за немецкий рабочий мир». Уже с начала 1917 г. Валь находился в контакте с подполковником Бауэром. Военное ведомство издало одно из публичных выступлений Валя для распространения среди рабочих. Одновременно этот же материал появился и в контролируемых Гутенбергом и Кирдорфом «Берлинских последних новостях». В начале 1918 г. комитет, возглавляемый Валем, насчитывал 290 тыс. членов, его филиалы распространились по всей стране. 3 марта 1918 г. в Мюнхене слесарь железнодорожных ремонтных мастерских А. Дрекслер организовал «Свободный рабочий комитет за хороший мир». Правда, ему удалось объединить лишь 40 человек. Эта организация стала основой кружка «пивных политиков», послужившего Гитлеру исходным материалом для создания нацистской партии.
На митингах и в печати такого рода организации проповедовали необходимость «немецкого победоносного мира», призванного спасти рабочих от участи рабов англо-американского и французского капитала, подобных индийцам, африканцам и т. д. Отсюда следовало, что и война против стран Антанты носила антикапиталистический характер. Немецкому рабочему пытались привить элитарные и расистские предрассудки. Утверждалось, будто сам факт принадлежности к германской нации ставит его над рабочими других стран, что благодаря этому он автоматически обретает и «свое величие и интеллектуальное превосходство»{109}. По мысли Валя, в победившей «Великой Германии» германский рабочий сможет почувствовать себя «бюргером». Ту же самую идею развивал и Дрекслер. Необходимо, полагал он, «облагородить» германского рабочего. Между рабочим и пролетарием должно быть резкое различие. Обученный и оседлый рабочий скорее относится к «среднему сословию». Что же касается крупного капитала, то его представителей нужно взять под защиту, как «работодателей»{110}. Следует отметить, что такие идеи не нашли отклика у организованного кадрового пролетариата. Их впитывали преимущественно ремесленники и те категории рабочих, которые были вовлечены в крупное фабрично-заводское производство только в годы войны. Вкладывая в понятие «рабочий» мелкобуржуазное содержание, Дрекслер и назвал свою группу в начале 1919 г. Германской рабочей партией. (Отсюда прилагательное «рабочая» перекочевало в название гитлеровской партии.)
Уже с весны 1918 г. Дрекслер был связан с расистско-националистическим «Обществом Туле». Через Дрекслера и ему подобных баварские правые экстремисты надеялись внедриться в «народ». Программа общества была выдержана в мистическом духе, в стиле «фёлькише», его символом стала свастика. Членом «Общества Туле» был литератор Д. Эккарт, будущий духовный ментор Гитлера. В обществе подвизались и различные авантюристы типа А. Розенберга и Р. Гесса.
Робкие «мирные» жесты рейхстага и правительства Бетман-Гольвега, а также перспектива отмены пресловутого прусского избирательного права — все это активизировало крайне правый лагерь, побуждало его к дальнейшей консолидации. Осенью 1917 г. была создана Немецкая отечественная партия, объединившая самые разнообразные реакционные элементы. Д. Штегман считает, что она представляла собой «новое издание Картеля производительных сословий 1913 г. с более широкими целями»{111}. Основателями Немецкой отечественной партии были Капп и гросс-адмирал Тирпиц. Почетное место среди ее создателей принадлежало Кирдорфу и Гугенбергу. К лету 1918 г., кульминационному моменту своей недолгой истории, эта партия насчитывала до миллиона членов, ей была обеспечена огромная материальная поддержка промышленно-финансового мира, прежде всего тяжелой индустрии.
Капп, Тирпиц и К° уверяли, что цели новой партии сугубо внешнеполитические: аккумулировать энергию народа для достижения победного «гинденбурговского» мира. Однако на деле создатели Отечественной партии шли гораздо дальше. Они намеревались создать массовый базис для военной диктатуры Людендорфа — Гинденбурга, пытаясь наряду со своими традиционными сторонниками из рядов националистической консервативной буржуазии и мелкобуржуазных кругов привлечь рабочих и служащих. Интересно, что на учредительном съезде партии (24 сентября 1917 г.) присутствовал В. Валь. Весной в партийное правление был кооптирован член руководства «Свободного комитета за немецкий рабочий мир» столяр Пфейффер. В Отечественной партии подвизался и А. Дрекслер. Правда, в связи с основанием «Свободного рабочего комитета за хороший мир» он официально вышел из партии, но контакты с ней не порывал. На митинге, созванном Отечественной партией осенью 1918 г., Дрекслер обратился к собравшимся с таким призывом: «Граждане буржуа и граждане рабочие, объединяйтесь!». Однако рабочая аудитория ответила ему руганью, а митинг кончился скандалом{112}.
Вербовочная кампания Отечественной партии среди рабочих и служащих довольно скоро потерпела неудачу. Дальше создания «желтых» организаций, связанных с предпринимательскими союзами, дело не продвинулось. Тогда Капп и К° принялись за дело с другого конца. В начале 1918 г. у них созревает план создания такой рабочей организации, которая, будучи самостоятельной по отношению к их собственной партии, могла бы вербовать националистически настроенных рабочих, конкурируя с социал-демократами. Главным исполнителем этого плана должен был стать В. Геллерт, служащий калийного синдиката в Берлине, выходец из рабочих. До войны он придерживался национал-либеральных взглядов, затем стал членом «Независимого комитета за германский мир» и «Народного комитета за скорейший разгром Англии», присоединился к Отечественной партии. Капп добился освобождения Геллерта от службы в синдикате, чтобы тот целиком мог посвятить себя политической деятельности. Наряду с рабочими в новую партию предполагалось вовлечь и служащих. В феврале 1918 г. был образован подготовительный комитет Германской партии рабочих и служащих, а в конце марта опубликовано программное воззвание, выдержанное в пангерманском духе. Помимо аннексионистских требований, провозглашалась безоговорочная поддержка Людендорфа и Гинденбурга в противовес рейхстагу и «неспособным дипломатам»{113}. Антикапиталистическим настроениям масс был дан выход. Трудолюбивая, созидающая Германия изображалась жертвой хищнического, паразитического капитализма западных держав. Под непосредственным влиянием Каппа были усилены антисемитские ноты, так как, по расчетам реакционных политиков и идеологов, антисемитизм должен был служить своеобразным громоотводом для «истинно германского», «созидательного» капитала. Все эти пропагандистские мотивы позднее были подхвачены и развиты нацистами. Финансово-промышленный мир приветствовал Германскую партию рабочих и служащих, как «поддерживающую государственные устои и дружественную предпринимателям»{114}. Однако новое детище консервативной реакции оказалось мертворожденным. В условиях наметившегося революционного подъема рабочий класс и значительная часть служащих игнорировали призывы справа. Очевидным свидетельством провала затеи с Германской партией рабочих и служащих явилось сокрушительное поражение Геллерта на выборах в рейхстаг по берлинскому избирательному округу в октябре 1918 г. Полный провал сопутствовал публичным выступлениям Валя, Дрекслера и им подобных. Хотя первые эксперименты с выдвижением подходящих «людей из народа» закончились неудачно в силу объективных и субъективных причин, они стали источником ценного опыта для господствующих классов при разработке программных установок и подборе кандидатур в диктаторы.
Последней надеждой германской реакции оставалась военная диктатура. Капп и его окружение умоляли Людендорфа создать военное правительство с неограниченной властью. Однако негласный диктатор в тот момент, когда фронт рухнул и нужно было нести ответственность за поражение Германии, предпочел ретироваться, предоставив «расхлебывать кашу» рейхстагу и кабинету министров. Впоследствии это даст ему возможность сочинить легенду об «ударе кинжалом в спину», который будто бы был нанесен победоносному войску революционерами и бездарными политиками.
Нарастание революционной ситуации усилило внутреннюю борьбу в правящем лагере по тактико-стратегическим вопросам. Наиболее дальновидные представители даже крайне правого лагеря начинают осознавать, что нельзя методом репрессий остановить революционный подъем масс. К мысли о необходимости компромисса с социал-демократическими и профсоюзными лидерами склоняется такой авторитетный магнат тяжелой индустрии, как Стиннес. 9 октября 1918 г. он официально вступает в переговоры с профсоюзами. Еще раньше этот путь избрали магнаты электротехнической промышленности — Ратенау и Сименс. Только самые твердолобые, вроде Кирдорфа и Гугенберга, никак не могли примириться с необходимостью социально-политического маневрирования. Однако поворот к более гибкому курсу был временной, продиктованной чрезвычайными обстоятельствами мерой, он носил чисто тактический характер. При первой же возможности монополистическая буржуазия возвратилась к жестким методам отстаивания своего классового господства.
На базе экстремистского консерватизма в Германии в годы войны ускоренным темпом развивался фашистский потенциал. Если он не был тогда реализован, то главным образом из-за мощной революционной волны, опрокинувшей кайзеровский режим, похоронившей планы создания военной диктатуры. Но этот потенциал не был ликвидирован во время буржуазно-демократической революции 1918–1919 гг. Более того, в результате разгрома революционных сил реакции удалось не только сохранить, но и преумножить его.
Первые всходы семена фашизма дали в Италии, первоначально остававшейся вне сферы военного конфликта. Для того чтобы втянуть ее в войну, реакционным фракциям верхов потребовался рычаг в виде массового внепарламентского движения. Часть правящей верхушки во главе с Д. Джолитти стояла на позициях нейтралитета, понимая, что участие в войне будет для страны непосильным бременем. Но сторонники вступления в войну во главе с А. Саландрой и С. Соннино пошли на сговор со странами Антанты, которые обещали Италии не только возвращение территорий, остававшихся под владычеством Австро-Венгрии, но и новые владения в Адриатике и бассейне Средиземного моря. К этому сводилось содержание секретного соглашения, подписанного в апреле 1915 г. в Лондоне.
Лагерь сторонников вступления в войну — интервенционистов, как их тогда называли, — объединял самые разношерстные элементы. Здесь были, конечно, националисты и футуристы, а также представители социалистов и синдикалистов. Синдикалисты искренне полагали, что участие Италии в войне должно ускорить революционный взрыв. Многих из них интервенционистами сделала непреодолимая тяга к «прямому действию», безудержный, не имеющий четкого социального направления активизм. Это толкало их на сближение с националистами. Интересно, что сами националисты — убежденные поклонники Германии — тем не менее присоединились к ее врагам.
В первый период войны они готовы были немедленно выступить на стороне центральных держав, с которыми Италия была связана тройственным союзом. Так, один из идеологов национализма — Л. Федерцони требовал отказаться от трусливого выжидания, от «позиции гиены»{115}. Но после поражения немцев на Марне националисты меняют ориентацию. Сделать это для них было тем проще, что, с одной стороны, они вдохновлялись принципом «священного эгоизма» («Италия превыше всего»), а с другой — свойственный им голый динамизм, культ действия ради действия делал сам факт вступления в войну более важным по сравнению с вопросом, на чьей стороне воевать.