Происхождение фашизма
Шрифт:
Неотъемлемым элементом политической жизни 1918–1923 гг. был террор. Политические убийства стали обычным явлением, в первую очередь реакция расправилась с руководителями только что основанной коммунистической партии К. Либкнехтом и Р. Люксембург. Сотни и тысячи революционных пролетариев стали жертвами репрессий. Жертвами экстремистов становились и буржуазные политические деятели, сторонники умеренного или либерально-реформистского курса. В августе 1921 г. члены одной из многочисленных террористических организаций «Консул», бывшие фрейкоровцы Шульц и Тиллессен убили М. Эрцбергера, в качестве министра иностранных дел и министра финансов зарекомендовавшего себя мастером политического и социального маневра. Не прошло и года, как пули убийц из той же самой организации настигли В. Ратенау, министра иностранных дел Веймарской республики.
Авантюристическо-милитаристская фракция непримиримо относилась к Веймарской республике.
Хаффнер подметил очень важную с точки зрения генезиса фашизма особенность консервативной реакции в Германии. Правда, известно, что сильные экстремистские тенденции были свойственны германскому консерватизму и до 1918 г. Теперь их дальнейшая эволюция идет в непосредственной связи с формированием фашизма. Концентрированным выражением генетической связи между фашизмом и консервативной реакцией явилось, в частности, крайне правое идейно-политическое течение в Германии времен Веймарской республики. Представителей этого течения на Западе обычно именуют «революционными консерваторами» или младоконсерваторами. Для них революционность была тождественна экстремизму, поэтому, конечно, правильнее было бы называть их консервативными экстремистами или экстремистскими консерваторами.
Идеологи этого течения, такие наиболее известные фигуры, как А. Меллер ван ден Брук, Э. Юнг, Э. Юнгер, В. Штапель, Ф. Фрид, Г. Церер и др., представляли лишь верхушку айсберга. Очертить сколько-нибудь определенные границы данного течения чрезвычайно трудно, так как оно не обладало ни программным, ни организационным единством. Но было бы неверно рассматривать его идейную и организационную аморфность только как признак слабости. Благодаря этому «революционные консерваторы» могли оказывать воздействие на различные социальные слои и организации. В распоряжении «революционных консерваторов» находились многочисленные периодические издания. Нельзя недооценивать также роль политических салонов, обществ и клубов, где они задавали тон («Июньский клуб», «Антибольшевистская лига», «Клуб господ» и т. д.). «Июньский клуб» был основан Меллером ван ден Бруком в июне 1919 г. — сразу же после подписания Версальского мира. Первостепенной задачей Меллер ван ден Брук считал объединение всех немцев, независимо от классовой принадлежности, в борьбе за ликвидацию мирного договора, восстановление и расширение позиций германского империализма. Деятельность клуба финансировали такие финансово-промышленные магнаты, как Г. Стиннес, А. Гугенберг, П. Рейш, А. Фёглер.
Консервативные экстремисты вынашивали планы насильственного изменения веймарского статус-кво с помощью «консервативной революции». За этой парадоксальной, бьющей на внешний эффект формулой скрывалось крайне реакционное содержание. Фактически речь шла о контрреволюции. А. А. Галкин следующим образом раскрывает суть «консервативной революции»: «Сам по себе этот термин неудачен. Понятие революция предполагает коренную ломку существующих социально-экономических или политических устоев. Поэтому она не может быть консервативной. Но определенную реальную сторону явления этот термин все же отражает. Действительно, стремление сломать, чтобы сохранить, свойственно многим движениям крайне правого толка»{146}. Великолепным образцом «консервативной революции» Меллер ван ден Брук считал муссолиниевский «поход на Рим». Когда же речь шла о подлинных революциях, то он в прямой полемике с марксизмом заявлял, что они являются не «локомотивами истории», а «великими несчастными случаями». Характерно, что некоторые итальянские фашистские теоретики видели основную миссию фашизма в «консервативной революции»{147}.
Идеологические элементы «революционного консерватизма» абсолютно органично вошли в систему фашизма. Название главного идейно-политического произведения Меллера ван ден Брука «Третий рейх», впервые опубликованного в 1923 г., стало ключевым лозунгом нацистов. В 1932 г. Геббельс восторженно встретил выход в свет нового издания этой книги: «Я приветствую распространение столь значительного для идейной истории НСДАП труда»{148}.
Все это, конечно, не означает, что между нацизмом и «революционным консерватизмом» не было различий. С точки зрения масштаба практической деятельности, обширности и многообразия социального базиса, крайности политических и идеологических установок нацизм существенно превосходил родственное ему течение. Разногласия объяснялись и тем, что идеологи «консервативной революции» претендовали на роль интеллектуального генштаба реакции. Во время встречи с Меллером ван ден Бруком в начале 1922 г. Гитлер еще смотрел в рот своему собеседнику и говорил ему: «У вас есть все, что отсутствует у меня. Вы разрабатываете духовное оружие для Германии. Я же не более чем барабанщик и собиратель, давайте же работать вместе»{149}. Что же касается Меллера ван ден Брука, то его коробило от примитивизма «барабанщика». Позднее же нацисты свысока смотрели на своих партнеров, отнюдь не собираясь предоставлять им роль менторов. Впитав чьи-то идеи, нацисты потом выдавали их за свои собственные и не желали афишировать их подлинное происхождение. После установления гитлеровской диктатуры «революционный консерватизм» просто растворился в победившем национал-социализме, что также подтверждает их генетическую близость. Консерватизм нового типа был, таким образом, и сильно действующим ферментом в процессе генезиса германского фашизма, и составной его частью. Это течение в своеобразной форме отразило тенденцию к экстремизации консерватизма, далеко выходящую за собственно германские пределы.
РЕКРУТЫ ФАШИЗМА
Хотя политика господствующих классов является решающим фактором в процессе становления фашизма, нельзя упускать из виду, что и в определенных слоях населения скапливается экстремистский потенциал, который может быть направлен верхами в фашистское русло. Наличие массовой базы — важный признак «классических» вариантов фашизма. Ее основным компонентом были промежуточные категории населения, прежде всего городские средние слои, городская и сельская мелкая буржуазия, люмпен-пролетариат. Высокий накал антикапиталистических, особенно антимонополистических, настроений придавал им большую социальную взрывную силу. Им был присущ свой собственный динамизм, который не всегда укладывался в рамки социально-политической функции фашизма. Массовый базис скорее определял форму, чем содержание фашизма, его внешние черты.
Исходя из внешнего облика, буржуазные историки навязывают представления о фашизме как о «мелкобуржуазном», «среднеклассовом» феномене или даже «народном» движении. Критерий, по сути дела, один — социальный базис, взятый в отрыве от политической функции фашистских движений и режимов. Естественно, что при таком подходе генезис фашизма рассматривается лишь с точки зрения политического поведения определенных слоев населения, главным образом мелкой буржуазии. Отсюда следует, что фашизм возникает как бы в промежуточной зоне между капитализмом и социализмом в качестве некоей «третьей силы». Буржуазные ученые зачастую некритически следуют за пропагандистскими писаниями фашистских идеологов, провозглашавших фашистов поборниками «третьего пути» или «третьей силы». Фашисты, утверждал, например, английский историк X. Кедворд, не желали идти ни по капиталистическому, ни по социалистическому пути: «Фашистский синтез был «третьим путем…»{150}. «Фашизм был… попыткой среднего сословия, поднимающейся мелкой буржуазии утвердить себя как класс, как новую силу», — решительно заявляет Р. Де Феличе{151}.
Серьезные буржуазные историки в наши дни уже не могут отрицать того, что фашистские движения пользовались поддержкой верхов, с их помощью приходили к власти, что при фашистских режимах монополии получали баснословные прибыли. Однако фашисты и поддерживавшие их фракции верхов изображаются лишь временными политическими союзниками, чьи интересы совпадали на каком-то отдельном участке пути. Связь между собственно фашистскими движениями и реакционными группировками верхов предстает как явление политического, а не генетического порядка. В качестве главного аргумента буржуазные историки обычно ссылаются на массовую базу фашизма как главный признак, по которому будто бы и следует судить о сущности явления, игнорируя его политическую функцию.
Между тем наличие массовой базы — существенная, но не всеобщая черта фашизма. Есть такие его разновидности (например, военный фашизм), для которых массовая база не является неотъемлемым атрибутом. Иногда фашизм создает себе опору в массах уже после прихода к власти (Португалия, Испания). Даже в тех случаях, когда фашистам удается привлечь на свою сторону определенные слои населения (Германия, Италия), это становится возможным лишь благодаря политической, финансовой и духовной поддержке верхов. И фашистские тенденции в верхах, и экстремистские движения с фашистским потенциалом из социально разнородных элементов формировались в едином потоке буржуазной реакции.