Путь бесконечный, друг милосердный, сердце мое
Шрифт:
– А не зовут ли этого вашего родственника Амор Даг? – прищурился Берт.
– Вы знакомы?
– Нет, – Берт покачал головой. – Но об отце Даге одно время было много упоминаний на разных форумах и новостных платформах. Его очень любили в его приходе. К сожалению, если я верно представляю нынешнее положение вещей, теперь там не совсем безопасно. Просто я уже тогда был знаком с вашим преосвященством, и это имя враз привлекло мое внимание. Что неудивительно. Наверное. – Добавил он, подумав.
– Он выбрал странный путь, – утомленно заметил епископ Даг. –
– Отец Даг делает очень важное дело, – заметил Берт. Подумал и уточнил: – Делал. Я очень хочу верить, что с ним до сих пор все в порядке, но… ситуация такая в том регионе – неспокойная.
Как по команде, четыре епископа склонили головы, помолчали немного, затем нарисовали небольшой крест над сердцем. «Святоши хреновы», – подумал Берт. Но склонял голову и поднимал ее, рисовал крест над грудью вместе с ними.
– Я надеюсь, дорогой брат Ильгейр, что ваша мудрость будет куда лучше оценена Эйнором, – произнес – кажется, его звали Тратт-Войцинген, если Берт правильно помнил. Но что-то длинное и громыхающее.
– Мудрость остаться в Европе? – не удержался Берт.
– Мудрость не рваться в герои, когда у тебя нет к этому предпосылок, – раздраженно отозвался епископ Даг.
– В желании Эйнора испытать себя в деле нет ничего удивительного. Нормальное юношеское желание.
– У него слишком возвышенные представления о своем пути. Иногда куда тяжелей, куда утомительней делать нечто малое в утомительно благополучном месте. Там и мировоззрения, и характер могут испытываться куда сильней, чем в том бедламе. К сожалению, и понимаешь эти вещи только в зрелом возрасте.
– Ваше высокопреосвященство, ваше желание заботиться об Эйноре не может не вызывать уважения. Но мальчик должен взрослеть. Учиться быть самостоятельным. Вам не кажется? – спросил Берт, не очень надеясь на положительный ответ.
– Не кажется, – сухо ответил епископ Даг.
И разговор снова перешел на прошлое, будущее, место церкви в мире, место мира в душах служащих церкви людей. Берт снова пил кофе, чтобы не заснуть.
Впрочем, епископ Даг настоятельно приглашал Берта в гости. Хотелось ли ему чего-то определенного, Берт не хотел думать. Избавиться от этого приглашения было непросто, но Ингер Стов, с которой Берт связался, сказала решительно: «Идти». Она же очень внимательно выслушала отчет о присутствовавших за ужином в узком кругу людях. Она же отказалась комментировать состав гостей или делиться своими соображениями. Берту только оставалось, что вздохнуть.
А в один прекрасный день консьержка позвонила Берту, чтобы сообщить, что его желает видеть некий молодой человек. И это прозвучало так мурлыкающе, что Берт выпучил глаза: и эта хихикающая девчонка – его почтенная консьержка? Но ответ был очень прост: Коринт Ильмондерра жаждал оказаться в покоях Берта Франка, а для достижения этой цели он решил не скандалить, а очаровывать. Он развел руки в стороны и торжественно произнес:
– Вот он я.
Берт смотрел на него, приоткрыв рот. Вид у него был, наверное, глупый. Коринт нахмурился. Берт спросил:
– Ты откуда взялся?
– Из Сеула. Мамуля решила побыть щедрым с безропотным мной. Она предлагала премию в сотни тысяч, рабов и абонемент в лучший спа-курорт в мире, но я выбрал отпуск. И я решил осчастливить им тебя. Или мне проводить его в другом месте?
Берт потряс головой и прислонился к косяку. Коринт проскользнул мимо него и вошел в квартиру. Берт не удержался – закрыл глаза, осторожно втянул запах, шлейфом тянувшийся за Коринтом, задержал дыхание, впитывая его, наслаждаясь всего лишь тем, что он – запах – он – Коринт – рядом.
Коринт бросил небольшую дорожную сумку и опустился на диван. Вытянул ноги, откинул голову на спинку дивана.
– Тесса была бы куда больше рада подарить мне бессрочный абонемент или армию рабов, чем выделить гребаный, злосчастный, скудный отпуск. Тем более я предупредил ее, что отключаю комм. А если позволит все-таки разнюхать, где я, и влезть со своими нуждами, то выброшу его и любые средства связи. Прямо из окна, прямо на головы ее шпиков. – Он приоткрыл глаза и посмотрел на Берта. – Или я идиот, и мне следует вернуться к ней? Или просто убраться из твоей берлоги? Скажи же что-нибудь! – потребовал Коринт.
Берт опустился перед ним на пол, положил руки ему на колени.
– Ну что ты, – успокаивающе произнес он.
– Что за щенок бывает у тебя в гостях? – желчно спросил Коринт. Ухватил за волосы и дернул. – Вот тот, в дурацкой рясе. Что за шлюшонок?
Берт скривился и взял его за руку: Коринт мог быть очень грубым, он любил причинять боль. Берт знал это слишком хорошо.
– Камзол вполне обычный. Эйнор Даг – ну да, он все еще щенок и едва ли превратится в легавую наподобие тебя, но он не шлюшонок. Он вообще может быть девственником.
– Не хочешь ли ты помочь ему избавиться от этого недостатка? – разозлился Коринт.
– Успокойся, – скривился Берт. – Давай лучше поужинаем.
Он остался сидеть на полу перед Коринтом. Тот – расставил ноги по обе стороны от него, положил голову ему на плечо. Тяжело вздохнул.
Берт погладил его по спине, бережно коснулся губами шеи. Ему отчего-то захотелось сказать: бедный, бедный Коринт. Но посмей он, и на его голову обрушится твердь небесная, или потолок – точно.
– Мы собирались ужинать, – прошептал Коринт. Берт согласно угукнул и остался сидеть.
– Он точно все еще девственник? – вскинул Коринт голову.
– Не знаю. Скорей да, чем нет. И я прошу тебя, не вмешивайся в его жизнь. Пожалуйста.
– Какие дивные, дивные отношения связывают тебя с этим щенком, – прошипел Коринт. Но он был не зол. И, кажется, начинал расслабляться.
Берт пожал плечами и виновато усмехнулся. Наверное, не мешало бы что-то ответить, но слова как-то не приходили на ум. Он просто смотрел на Коринта и улыбался.
– Я так скучал по тебе, – тихо сказал он. – Так скучал.