Рассвет (сборник)
Шрифт:
— Заходи в дом! — пригласила она.
В комнате он несколько минут сидел молча, мял фуражку, робко ощупывая Галину настороженным взглядом. Чувствуя, что Федьку привело сюда что-то необычное, Галя сказала серьезно и одновременно ласково:
— Рассказывай, что там у тебя.
Он еще раз метнул на нее настороженный взгляд и, возможно впервые в жизни покраснев, неловко заговорил:
— Набросал я одну смешную историю о трактористе… Может, почитаешь?
Он достал из бокового кармана пиджака сложенную вдвое тетрадь.
— Прочитаю. Только, Федя, я не специалист…
— Нет, что ты… Там, наверное, много ошибок… Я же только шесть классов закончил и то давно.
— Ошибки исправим. Главное — был бы талант. А потом начнешь учиться и ошибок делать не будешь.
— Не надо посылать, а то в селе потом засмеют меня, — робко проговорил он.
Галина не узнавала острого на язык, озорного Федьку. Смущенный, какой-то неуверенный в себе, он, казалось, стал еще меньше ростом.
— Не волнуйся, на первый раз подпишешься псевдонимом, — сказала Галя.
Глава сорок шестая
Галина и Михаил Антаров приехали в город на областной слет молодых садоводов и виноградарей. Михаил по-прежнему работал в строительной бригаде, но был одним из самых любознательных слушателей на курсах садоводов.
Не застав дома ни отца, ни матери, Галина быстренько умылась с дороги и вместе с Михаилом пошла в театр.
Шагая по шумной улице, она взглянула на свои загрубевшие руки с неровно обрезанными ногтями и сказала Михаилу:
— Ты иди, а я забегу в парикмахерскую.
— Смотри, не опоздай!
Перебежала улицу, открыла застекленную дверь маникюрной и остановилась у порога. В маленькой светлой комнатке — всего два стола, заставлены бутылочками с лаком, коробками с инструментами, белыми фарфоровыми чашками.
Один стол был пустой, а за вторым в белом халате сидела Тася. Прищурив улыбающиеся глаза, она чистила ногти какому-то мужчине, сидевшему спиной к двери, и прислушивалась к его словам.
— Садитесь, пожалуйста, я сейчас заканчиваю, — не поднимая глаз, проговорила Тася.
— Так я вечером буду ждать вас возле кинотеатра, — вкрадчивым голосом сказал мужчина.
Тася не ответила. Она внимательно осмотрела его руку.
— Вот и все! Чего же вы стоите, гражданка? — наконец подняла она глаза и даже подпрыгнула. — Галя!
Мужчина также поднялся, взглянул на Галину. Она узнала Фонфарамона Зазязкина.
— А, мадам колхозница!.. — картинно помахал он растопыренной пятерней, то ли для приветствия, то ли для того, чтобы быстрее высох лак на ногтях. — Решили чернозем соскрести?
Галина не ответила. Она молча смотрела на него. В ее взгляде были жалость и презрение. Это оскорбило Фонфарамона. Он самодовольно улыбнулся, прищурил глаза.
— Как там дела с перегноем, куда навоз возите?
— Поищи его у себя в голове! — отрезала Галина.
— О-о-о, а еще активистка. Вместо того чтобы воспитывать нас несознательных — такое хамство…
Фонфарамон закатил глаза, подул на ногти, осторожно двумя пальцами вынул из нагрудного кармана деньги, небрежно бросил на стол. Во всей его фигуре, в движениях было что-то карикатурное, отталкивающее. Галина вспомнила какой-то зарубежный фильм. На экране в ресторанной обстановке мелькал вот такой прилизанный, словно манекен, тип с мягкими вкрадчивыми движениями и слащавой улыбкой. Поразительное сходство!
— Тебя воспитывать надо хорошей палкой, — ответила Галина. Потом добавила: — Послушай, Фонфарамон, неужели тебе не стыдно? Такой здоровый лоботряс, а бездельничаешь, сидишь у отца на шее.
В тоне Галины, кроме негодования, слышались нотки жалости. Это снова задело Фонфарамона. Он ответил обиженно.
— Во-первых, мое имя Гарольд. Рекомендую на будущее запомнить, а во-вторых, что тебе до моей жизни?
— Ты вроде бы и умный парень. Неужели не понимаешь…
— Ты что, записалась в Общество политпросвещения? — прервал он ее.
— Ну, скажи, почему ты не работаешь? — Галина еще пыталась достучаться до его совести.
Но Фонфарамон уже взял свой обычный тон.
— Что поделаешь, мадам колхозница! — он сделал танцевальное па. — Работы для души пока не нашлось, а физический труд — призвание дураков. Физический труд я органически не переношу. А вообще, какое ваше телячье дело до меня? — словно устыдившись того, что проявил откровенность, повысил он голос. — Адью! — козырнул и лениво пошел к двери.
— Твой кавалер? — обернулась Галина к Тасе.
— Да нет! Просто в третий раз приходит делать маникюр. Честное комсомольское, у меня с ним ничего общего! — Тася прижала руки к груди. — У него мать доцент, я к ней ходила на консультации, когда готовилась в институт. Вот он и начал приставать…
— А почему ты здесь? Ты же собиралась ехать во Владивосток к дяде.
— Ой, Галочка, это длинная история. Да ты садись. Понимаешь, приехала я, а там конкурс как никогда. Ну и провалилась. Память у меня плохая, кроме того очень теряюсь, особенно когда задают вопросы. Садись же! — еще раз пригласила Тася и села сама.
— Дядя хотел устроить на завод, где сам работает, но я отказалась. Климат там, понимаешь… Вот и вернулась в Крым.
— Чтобы красить ногти Фонфарамону?
— Понимаешь, так получилось… Месяца полтора ничем не занималась. Стыдно было сидеть дома. А специальности же никакой. Пошла торговать мороженым. Однажды хожу с лотком перед театром, подходят ко мне наши — Костя Баукин, Ваня Сохань и Валя Столяренко. Переглянулись между собой, улыбнулись. И от той улыбки, не знаю почему, я готова была сквозь землю провалиться. Поверишь, словно я не работать вышла, а воровать или делать что-то совсем неприличное. Купили они эскимо, едят, и я рядом с ними стою. Молчим. Потом Костя говорит: «Вот что, Тася, приходи завтра к нам на завод, поговорим». Они сразу после школы пошли учиться на токарей и уже пятые разряды получили.