Рейс в одну сторону
Шрифт:
На работе, то есть, на объекте Љ1, он передвигался быстрее, чем все остальные сотрудники. На старую коляску из прочной советской стали, поставили современный мощный электромотор. Усовершенствованный стальной "конь" служил Трясогузову верой и правдой вот уже как семь лет, и он был достойной заменой парализованных нижних конечностей, о которых Альфред частенько забывал, когда был целиком поглощен работой.
В роковой для объекта день, толстяк сидел в "пультовой" за мониторами и видел, как Королев бежит по "рабочему коридору" до ангара и садится в спасательную капсулу. Ему чудом удалось избежать когтей тех тварей, которые гнались за ним. С молниеносной, не свойственной человеку, быстротой, Королев, этот странный буйный слесарь, открыл все замки на держателях капсулы, потом буквально нырнул внутрь довольно тесного пространства аппарата (Трясогузова аж передернуло, когда он представил себя со своими же габаритами на месте Петровича),
Камера наблюдения была установлена на внешней части ангара, погруженной в соленые воды океана. Альфред видел открывшийся огромный люк, через который сначала выскочили тысячи огромных и мелких воздушных пузырей, толкаемых, словно поршнем, крышей спасательной капсулы. Потом появилась и сама капсула, выстреливаемая реактивной катапультой. Толстяк повернул камеру наблюдения вслед за капсулой, увидев лишь ее мелькнувшее днище, загороженное, в следующую секунду, еще одной партией пузырей - это вышла часть воздуха из ангара.
Тем временем, капсула поднималась всё выше, оставляя позади себя все кошмары и ужасы секретного объекта, унося с собой настоящего счастливчика, из которых Альфред помнил лишь троих, сумевших спастись из аналогичной ситуации. Фамилии их он напрочь забыл, если честно: память бережет мозг от ненужных воспоминаний, вот и стирает всякий хлам, мешающий спать по ночам. Трясогузов и правда спал, как младенец. Таких крепких снов он не знал ни в детстве, ни в молодости. И вот только в последние годы, он понял всю прелесть здорового глубокого погружения в реку забвения, смывающую все кошмарные воспоминания, случившиеся за прошедший день...
Альфред, этот "злой толстяк", как окрестил его в душе Петрович, облегченно вздохнул, чувствуя себя сегодня настоящим героем, спасшим четвертого человека за десять лет работы. Трясогузов, напевая что-то из ранней Пугачевой, переключил свое внимание на соседние мониторы, где сейчас разворачивалось странное действо, когда непонятной формы чудовища разгуливали по всему объекту, отыскивая последних уцелевших. Уровнями ниже был слышен шум от мощных моторов, когда Трясогузов переключил двигатели для забора воды в огромное водохранилище для атомной министанции, долгие годы обслуживавшей объект. Отработанная вода автоматически выбрасывалась в океан - по широченным трубам, зарытым на дне, шедшим в южном направлении. За две недели водохранилище опустошалось, и нужно было пополнять запасы, чем сейчас и занимался Трясогузов. Два раза в месяц Альфред опустошал и заполнял водохранилище, четко следуя всем пунктам инструкции. Он выучил наизусть все кнопки; знал, с точностью до минуты, когда опускать и поднимать графитовые стержни, чтобы избежать еще более страшной, нежели сегодня, катастрофы. Никого не беспокоило состояние окружающей среды, когда радиоактивная вода попадала в океан: все документы, для отчетности предоставляемые экологам, были тщательно подготовлены, чтобы комар носу не подточил. Мало кто знал об атомной станции, кроме обслуживающего её персонала и начальства, погрязшего в темных своих делишках.
Толстяк очень хотел связаться с Королевым по рации. Что-то пробудилось в нем, когда он видел отчаянные попытки худого слабого человека выбраться наружу, отчаянно желавшего жить дальше. Но потом он вспомнил, что, с недавнего времени, на всех капсулах отменили переговорные устройства, кроме односторонней связи, служившей лишь на "прием" информации строго на бумажных носителях. Это делалось для того, чтобы какой-нибудь умелец не смог, до своего обнаружения компанией, собрать передающего устройства и не дать о себе знать вражеской стороне, какую представляли собой террористы, охотившиеся за технологиями "Нового рассвета".
Альфред вздохнул, отчетливо понимая, что теперь ему долгое время будет тоскливо, пока не приедут с материка разного рода "чистильщики". Они сто лет будут разбираться с последствиями катастрофы, случавшейся на объекте минимум раз в год. К этому привыкли те, кто сидел на приличном расстоянии от островов, в удобных кабинетах огромного здания в столице какого-нибудь государства, принимавшего участие в многочисленных проектах, осуществляемых на данном предприятии. Сначала Альфред окрестил их мировыми преступниками, когда на его глазах развернулась первая катастрофа, которую он видел. Тогда в живых остался тоже один лишь человек, и ему потом стерли память. Самым необычным было то, что он продолжал работать на благо компании и выглядел при этом вполне нормальным сотрудником.
Со временем Альфред привык к многочисленным смертям, тем более, что ему, с самого начала занятости на объекте, прозрачно намекнули о неизбежности жертв, ибо иногда (читай - всегда) бывают форс-мажорные обстоятельства, в результате которых и случаются подобные трагедии. И если сотрудники, коим всецело доверяют (эта мысль о доверии была несколько раз повторена разными фразами, причем ясно намекалось, что именно Трясогузов играет важную роль на определенных участках этого объекта), будут в чем-либо сомневаться, касательно текущего процесса, или же попытаются каким-нибудь образом сообщить об увиденном или услышанном третьей
Глава 17
Королев плыл по тихим спокойным водам Атлантического океана. По предварительным расчетам, ему нужно было потратить около пяти часов для того, чтобы добраться до объекта Љ2, расположенного на плавучем острове "Цитрон - 4". Те расчеты произвели электронные мозги капсулы, и дали на панели управления обратный отсчет. В шутку, эту функцию работники ангара называли "для удобства пользователя". Вот только никто из этих шутников так и не воспользовался этим "удобством", оставшись лежать среди кучи растерзанных тел. На своих мониторах Трясогузов прекрасно видел, что после отстрела аппарата Королева, в семнадцатом ангаре еще оставалось три капсулы, что дополнительно подтверждалось сигналом активности механических держателей, крепко "вцепившихся" в стальные бока спасательных аппаратов.
Королев спал уже два часа, примерно таким же крепким сном, какой обыкновенно бывал у Альфреда Трясогузова, помогшего ему выбраться наружу. Петрович не знал, да и не должен был знать имени того, кто наблюдал за ним три часа назад, в тайне молясь, чтобы слесарь не попал в зубы монстров, которые сейчас кишмя кишели на объекте Љ1, рыская по открытым кабинетам, надеясь найти уцелевших людей.
– Вот, ведь, упорные какие твари!
– в сердцах говорил толстяк, переключаясь с камеры на камеру. Если бы Королев знал, что несколько минут назад Альфред, в один из своих мониторов увидел, как монстры бегут по туннелю метро, он бы расстроился, понимая что печальная судьба вскоре постигнет работников как соседнего, ближайшего острова Пику, с главной своей достопримечательностью - горой Пико, так и других четырех островов, куда доходили ответвления от основной ветки метро Фаяла. Военные, у которых была база на Терсейре, могли, скорее всего, узнать о происшествии, хотя Альфреду строго настрого запретили оповещать их об этом рядовом, в общем-то, инциденте. Самое обидное, что на всех, сообщающихся тоннелями, островах жило, в общей сложности, около ста тысяч человек. В частности, на Пику, где и сидел "старина Альфред", местных было порядка пятнадцати тысяч, ничего не подозревавших о том, что делается у них под землею. Ходили, правда, среди них слухи, что еще в незапамятные времена в недрах островов слышали какие-то шумы, но они появились еще до прибытия сюда чужаков с материка. Впрочем, это уже история из области мистификации, о которой знал Альфред, правда, тоже, как и остальные на объекте, не веривший во все эти старинные бредни обкуренных шаманов. Конечно, в определенном смысле, можно было всё это принять за правду, тем более, что и викинги здесь были, и карфагеняне (один какой-то историк монетку даже нашел старинную), и постройка была в горах, невесть когда сооруженная. Альфред понимал, что эти "данные" вовсе и не факты: сейчас можно напридумывать всякого, чтобы испугать или тех или других, чтоб плясали под чью-то дудку. Он и сам, например, может такую статейку в Википедию тиснуть, что любой историк ахнет, но делать этого, конечно же не будет - он не идиот какой-нибудь, славой озабоченный. А уж россказни о том, что под землей шаманы живут - это уже ни в какие ворота. Здесь, под землей, живет Альфред Трясогузов и компания - больше никаких "шаманов" он не знает, и знать не желает... Толстяк обрывал всякие разговоры, когда кто-то из сотрудников, в свободную минуту приходивший в "пультовую" потрещать, выдавал вот такие "новости с полей" Азорских островов. Не нужно было Альфреду портить свою репутацию дурацкими слухами, способными разрушить его карьеру, и так висевшую на волоске в связи с последним инцидентом.
Где-то через сорок минут, после того, как Королев всплыл на поверхность океана, Альфред вдруг спохватился и, мгновенно вспотев, чуть не поседел: он забыл закрыть входные ворота метро, а именно ту часть туннеля, которая вела сюда - на Пику! Также нужно было перекрыть все ответвления, ведшие на другие острова - всего четыре огромных воротины. Сбросив с пульта на пол открытую книжку, оставленную кем-то из приходивших недавно сотрудников, он тут же нашел спасительные четыре кнопки, горевшие раздражающим красным цветом, и нажал их одновременно, чувствуя себя сейчас пианистом, взявшим довольно неудачный аккорд, разрывавший перепонки между пальцами. Но Трясогузов терпел до конца, удерживая все кнопки, и, как только они загорелись зеленым, тут же убрал руку с пульта. Когда он, краем глаза, следил в камеру за медленным движением огромных створок, Трясогузову показалось, что в одну из уменьшающихся щелей проскользнула серая тень. Он не мог точно сказать, куда метнулся этот призрак, но, по привычке, махнув рукой, списал случайную галлюцинацию на усталость: он плохо спал сегодня ночью, будто что-то чувствовал, пусть и называл свои внутренние подозрения сущей ерундой.