С любовью, верой и отвагой
Шрифт:
Наверное, больше двух часов Надежда ходила по набережной Невы, задавая себе эти вопросы. В уме она перебирала имена сильных мира сего, которые её хорошо знали и могли бы теперь ходатайствовать о ней пред государем. Генерал от инфантерии граф Буксгевден, определивший своим замечательным рапортом судьбу унтер-офицера Польского конного полка Соколова, умер в 1811 году в Лифляндии. Генерал от артиллерии Ермолов, так хваливший в Киеве старательность корнета Мариупольского гусарского полка Александрова, в апреле 1816 года отправлен главнокомандующим на Кавказ. Генерал-фельдмаршал светлейший князь Голенищев-Кутузов-Смоленский, обещавший раненному и контуженному у Шевардина поручику Литовского уланского полка Александрову всемерную поддержку, упокоился навек в городе Бунцлау. Один лишь граф Аракчеев находился в Петербурге, был генерал-инспектором всей пехоты и артиллерии и имел доступ к царю.
Прежде чем поехать в дом графа на Литейном и обеспокоить этого всесильного человека своей просьбой, Надежда решила побывать у Александры Фёдоровны Засс. Генеральша приняла отставного штабс-ротмистра с обычным радушием. Однако в её особнячке на Английской набережной было на этот раз как-то тихо и печально.
Неутомимый, храбрый, любимый императором генерал-лейтенант Андрей Павлович Засс скончался чуть более года назад. Больным уехал он к армии в Западную Европу в 1813 году, успел отличиться при осаде Торна и в сражении с французами под Бауценом, но в дальнейшем недомогание не позволило ему быть с войсками, идущими к Парижу.
Он вернулся домой. Александра Фёдоровна ухаживала за ним, и доблестный воин умер у неё на руках. Она осталась одна. В этом браке у генерала детей не было. С Петром, его сыном от первой жены графини Игельстром, отношения у Александры Фёдоровны не сложились, он не бывал в её доме. На большие приёмы в царском дворце она ещё выезжала и принимала у себя, но всё меньше знакомых и родственников собиралось в её гостиной.
Выслушав рассказ Надежды, генеральша долго молчала.
— Что же, друг мой, непонятного вы находите в этой ситуации? — наконец спросила она, взявшись рукой за золотые часы-кулон, висевшие у неё на груди.
— Да все. — Надежда пожала плечами. — Государь был всегда добр ко мне, и вдруг...
— Кончилась эта эпоха, — произнесла госпожа Засс и тяжело вздохнула. — Увы, кончилась...
— Значит, на военную службу мне уже не вернуться?
— Думаю, что нет. Александр Павлович очень изменился. Вы бы сейчас не узнали его.
— Но почему?
— Борьба с Буонапарте изнурила его, — грустно сказала Александра Фёдоровна. — Он так страдал в эти годы. Он устал и разочаровался во всём.
— Как странно! — Надежда покачала головой. — Войти в Париж победителем, увидеть Россию в блеске всемирной славы...
— Он — умный человек, и эти внешние головокружительные успехи занимали его недолго.
— Вы полагаете, к графу Аракчееву ездить мне не нужно?
— Зачем, друг мой? Подумайте лучше о другой жизни.
— Это легко сказать... — Надежда откинулась на спинку кресла и уставила взор в потолок, размышляя над словами Александры Фёдоровны.
— Сколько вам лет? — спросила её генеральша.
— Тридцать три.
— Прекрасный возраст! — Госпожа Засс улыбнулась. — Многое впереди. Только не отчаивайтесь. Жизнь длинна, и вы даже не догадываетесь, какие сюрпризы, подарки и открытия она может приготовить всем нам. Мне кажется, у вас достанет силы на этот новый поворот, и я ещё услышу ваше имя...
Часть пятая
«ЧТО ЗА СЛОГ У «ДЕВИЦЫ-КАВАЛЕРИСТА»!»
1. БРАТ ВАСИЛИЙ
Прежде нежели решилась я везти в
столицу огромную тетрадь своих записок
на суд и распоряжение Александра
Сергеевича Пушкина, в семье моей много
было планов и толкований о том, как это
покажется публике, как примут, что скажут?..
Брат мой приходил в восторг от одной мысли,
какое действие произведёт на публику
раскрытие тайны столь необычайного
происшествия...
Осень 1829 года выдалась в Вятской губернии тёплой. Уже начинался октябрь, а дни стояли ясные, по-летнему солнечные. Надежда, как это бывало летом, рано поутру седлала лошадь, надевала тёмно-синий уланский сюртук и картуз и отправлялась на верховую прогулку далеко за город.
В последнее время она ездила к почтовому тракту, ведущему из Сарапула в Казань. Там она рассчитывала встретить своего младшего брата Василия. Ему давно пора было вернуться из четырёхмесячного отпуска, который он проводил нынче на кавказских минеральных водах. Но дни шли за днями, Василий не появлялся. В семье Дуровых уже начали беспокоиться о нём.
Четыре года назад Василий Андреевич вышел в отставку из Ямбургского уланского полка, где дослужился до чина ротмистра и ожидал назначения на пост командира эскадрона. Лишь по настоянию отца он покинул службу, которая ему очень нравилась.
Так было решено на семейном совете: Андрей Васильевич в свои шестьдесят восемь лет уходит и передаёт должность городничего сыну. Поддержанное вятским губернатором, это решение легко прошло через Сенат. Василий встал у кормила городской власти, находясь как бы под присмотром и руководством престарелого отца.
Но через год старик Дуров умер, и двадцатишестилетнему ротмистру в дальнейшем пришлось в одиночку разбираться в хитросплетениях сарапульской жизни. Город бурно рос. В нём прибыльно вели дела владельцы мыловаренных, пивоваренных и нефтяных заводов.
Пользуясь трудом пленных французов, здесь построили каменные торговые ряды недалеко от Вознесенского собора, казённые палаты для Окружного суда, новые дома для богатеющего купечества, перепланировали и расширили Соборную площадь, что выходила прямо к Каме.