С любовью, верой и отвагой
Шрифт:
Одна из лучших в городе усадеб принадлежала городскому протоиерею Петру Акундиновичу Онисимову. Он поселился в Сарапуле не очень давно, возвёл двухэтажный дом, при нём разбил великолепный сад. Там росли диковинные деревья и цветы, звенели фонтаны, на дорожках, посыпанных песком, разгуливали павлины.
Такой же идеальный порядок протоиерей жаждал навести в душах и мирской жизни церковного причта и своих прихожан. Он был страстным обличителем человеческих пороков: пьянства, прелюбодеяния, чревоугодия, стяжательства, неверия. Высокий, худой, с пышной бородой и горящими глазами фанатика, он походил на библейских старцев, во время оно давших язычникам истину слова Божия. С церковного амвона отец Пётр произносил длинные проповеди
В прошлом, 1828-м году, протоиерей сам определил своего главного противника. Он вступил в жестокий конфликт с Василием Дуровым. Началось все со стычки в Сретенской соборной церкви, когда Пётр Онисимов в высокоторжественный «царский день» при всём честном народе не допустил молодого городничего после литургии подойти целовать крест Спасителя, потому что Дуров был в перчатках. За это Василий подал на священнослужителя рапорт вятскому губернатору, тот отправил его на рассмотрение губернского правления, и дело дошло до судебного разбирательства, где действия обеих сторон были признаны одинаково неправильными [95] .
95
Труды Вятской учёной архивной комиссии. Вятка, 1913. Вып. 3-й и 4-й. С. 196 — 202. Рапорт В. А. Дурова № 704 от 26 октября 1828 г. Дело № 1053 за 1828 г. из архива Вятского губернского правления.
Пока чиновники в Вятке слушали свидетелей, проводили экспертизы, трактовали разные статьи закона, что заняло в судебном деле 103 страницы, весь Сарапул доподлинно знал, что настоящей причиной суровых обличений протоиерея были, конечно, не перчатки, вовремя не снятые у креста, а жизнь семьи дворян Дуровых, протекавшая на виду у здешних жителей.
Протоиерей порицал как противное воле Бога деяние старшей сестры Василия Надежды, которая отринула участь своего пола, служила в армии и сейчас продолжала носить мужской костюм. В частных беседах Пётр Онисимов рассуждал о том, что она должна принести церковное покаяние, отмаливать свой грех в монастыре, но публично нападать на отставного штабс-ротмистра Александрова, осенённого великим именем опочившего в бозе государя императора, всё-таки не решался.
Другое дело — Василий. Многие в городе осуждали его. После смерти отца он стал вести образ жизни совершенно разгульный. Протоиерей Пётр, провинциальный блюститель нравственности и столп веры в купеческом Сарапуле, именно на это обстоятельство и указывал ему в гневном своём выговоре у Креста Господня.
Десятки людей, бывших в церкви в тот час, слышали его и поняли, о чём он говорил, хотя священнослужитель прибегал к иносказаниям и разным гиперболам.
Да, в Сарапуле знали, что молодой городничий устраивает в старом доме Дуровых на Владимирской улице кутежи, где участвуют сыновья некоторых купцов и дворян, а также — женщины лёгкого поведения. Знали, что его любострастие порой переходит всякие пределы, и он недавно смягчил приговор одной миловидной торговке — её должны были сечь кнутом, — чтобы затем в тюрьме насладиться её прелестями.
В городских делах порядка тоже стало меньше, ибо Василий вершил их весьма пристрастно. Купцы быстро раскусили его и говорили, что новый градоначальник — барин простой и деньги берёт. Отличился он и тем, что установил ряд новых поборов. Например, с нищих, шатающихся «меж двор», потребовал, чтоб они платили пять рублей ассигнациями, и только тогда разрешал им побираться год, до следующей уплаты оброка.
В особо сложных ситуациях местное общество прибегало к самому верному средству: жаловалось на проделки Василия Андреевича его старшей сестре. Она одна могла утихомирить расходившегося
Отчасти это было верно. Василий слушался старшую сестру. Он её любил, уважал и боялся. После смерти Андрея Васильевича Надежда стала для него единственным авторитетом. Никогда не забывал он, что это она сумела уговорить отца забрать его из Горного корпуса и увезла в 1813 году с собою в армию, где, пользуясь своими связями, устроила служить не куда-нибудь, а в лейб-гвардии Уланский полк.
Но и Надежда очень любила Василия. Он, по возрасту младше её на целых шестнадцать лет, иногда казался ей не братом, но — сыном. Он был красив, как их матушка Анастасия Ивановна в молодости, искренен, горяч и смел, как батюшка Андрей Васильевич. Потому на одни его выходки она смотрела сквозь пальцы как на дурачества ещё молодого человека. При других, видя вред, который причиняет неопытность брата, сама разбиралась в городских проблемах, давала ему советы и даже заставляла принимать то или иное нужное решение. В редких случаях действительно хваталась за палку.
Горожанам была памятна история, приключившаяся на Яблочный Спас. Василий, гуляя третий день кряду, устроил на Владимирской форменный вертеп. Раздевшись догола, его молодые друзья и их безотказные подружки бегали по саду, орали песни, стреляли из пистолета, жгли костры. Надежда как раз возвращалась после вечерней верховой прогулки. Испуганные соседи с Владимирской улицы остановили лошадь штабс-ротмистра Александрова и умоляли его успокоить городничего.
Надежда повернула своего Гнедко, небольшого, но вёрткого и злого жеребца. Она заехала в сад со стороны оврага с пересохшей речкой Юрманкой. Не сходя с коня и умело действуя хлыстом, она быстро разогнала буйную компанию. Василию при этом досталось больше всех. На другой день, протрезвев, он явился к ней показать свою спину, иссечённую синими полосами.
Надежда в этот летний полдень сидела в своей комнате у окна с мокрыми волосами, в рубашке, парусиновой жилетке и нанковых панталонах, сшитых по образцу походных рейтуз. Она пришла из купальни, была настроена миролюбиво и благодушно. Василий думал, что старшая сестра теперь пожалеет его.
— Это ещё мало, друг мой. — Надежда бросила взгляд на обнажённый торс отставного ротмистра. — При этаком непотребстве батюшка выпорол бы тебя нещадно...
— Каюсь, сестрица. — Василий опустил голову. — Перепились вчера крепко.
— Зачем других втягиваешь?
— Скучно, сестрица, одному.
— Так женись.
— А жениться ещё рано.
— Эх, Василий! Врагов после смерти отца у нас тут предостаточно. Ты же, как нарочно, их посильней вооружить хочешь. Не пошла тебе на пользу ссора с протоиереем...
— Протоиерей суда со мной не выиграл, — упрямо сказал Василий. — А усадьбу его я под генеральный план так подведу, что дорога пройдёт у него через сад, и ничего он мне не сделает, покорится...
Теперь Надежда, пустив Гнедко в галоп, ехала по тракту и размышляла о том, куда мог подеваться Василий. На Кавказе шли боевые действия, но не станет же он лезть в драку, имея здесь штатскую должность и отпускное свидетельство до 14 сентября сего года. Должен он вернуться, должен, иначе не сносить ему головы.
Рессорную коляску с лопнувшей осью она увидела сразу за поворотом. Это саратовский помещик Быстроглазое впервые ехал к родне в Сарапул и взял на почтовой станции попутчика — Василия Андреевича Дурова. Экипаж сломался вёрстах в десяти от города. Господа чуть не перевернулись в кювет, сейчас сидели пригорюнившись и ожидали, не появится ли кто на дороге, чтоб вызвать кузнеца и мастера-каретника.