С любовью, верой и отвагой
Шрифт:
Известно и ведомо да будет каждому, что МЫ Александра Александрова, который НАМ служил, за оказанную его в службе НАШЕЙ ревность и прилежность в НАШИ корнеты тысяча восемьсот седьмого года Декабря 31-го дня Всемилостивейше пожаловали и учредили; яко же МЫ сим жалуем и учреждаем, повелевая всем НАШИМ подданным оного Александра Александрова за НАШЕГО корнета надлежащим образом признавать и почитать...» [32]
32
Стандартный текст офицерского патента в XIX в. Патент, принадлежавший Н. А. Дуровой, не сохранился.
Она перечитала эти упоительные строки два раза и подняла глаза на императора:
— А какой полк, ваше величество?
— Мариупольский гусарский...
— Да, но мой родной Конно-Польский, и его шеф генерал-майор Каховский...
— Забудьте о них. Никто не должен знать, как унтер-офицер Соколов превратился в корнета Александрова.
— Спасибо, ваше величество. Однако... — Она закусила губу, не зная, как задать этот вопрос.
— В чём дело, корнет Александров? — Он, улыбаясь, смотрел на неё. — Чем вы опять недовольны?
— Я слышала, что гусарский мундир очень дорог. У нашей семьи нет таких средств. Но даже если б они и были, батюшка всё равно мне не даст...
— Ясно, что не даст, — согласился Александр Павлович. — Он вообще требует, чтобы я отправил вас домой. У него есть для вас более интересные предложения. Например, вести домашнее хозяйство в его семье, воспитывать ваших младших братьев и сестёр. Ухаживать за больной матерью. Или, что ещё лучше, — вернуть вас Василию Чернову...
— Вы шутите, ваше величество! — испуганно воскликнула она.
— Да, я шучу! — Он рассмеялся в ответ. — Потому что я рад помочь одной молодой особе, весьма упрямого и дерзкого нрава, выйти из очень трудного положения!
— Век буду помнить вас и век благодарить... — Она хотела поцеловать его руку, но государь не допустил этого.
— Ассигнации — здесь. — Александр Павлович взял со стола пухлый конверт. — В моей военно-походной канцелярии, у графа Ливена, вы потом получите подорожную, деньги на прогоны, на мундир, на лошадь. А это — мой подарок. Но с условием...
Она в тревоге взглянула на императора, и он, наклонившись к Надежде, заговорщически прошептал:
— Моё условие: заказать вещи у лучшего портного! Негоже царскому крестнику выглядеть абы как...
На столе оставался всего один пакет. Он был приоткрыт, и из него выглядывала чёрно-жёлтая муаровая ленточка.
— Теперь — ваша награда. Знак отличия Военного ордена. Не правда ли, вы мечтали о нём? Я награждаю вас за отличность, оказанную в боях при Гутштадте, Гейльсберге и Фридланде... — Император сам приколол ленточку с серебряным крестиком к малиновому лацкану её коннопольской куртки, и она, став по стойке «смирно», ответила по-уставному:
— Рад стараться, ваше величество!
— Надеюсь, этот крест будет всегда напоминать вам обо мне. Служите на благо России и не забывайте тот договор, который мы с вами сегодня заключили по обоюдному согласию.
— Даю слово чести, ваше величество!
Он слегка поклонился ей, и это было знаком того, что аудиенция закончена. Однако Надежда продолжала стоять перед ним, прижимая к себе пакеты со своими новыми документами. Император взглянул на неё вопросительно.
— Ваше величество, — сказала она, — вы запретили мне быть женщиной. Но я — мать. У меня есть сын, которого я люблю больше самой жизни. Я не могу уйти отсюда, пока вы не определите его судьбу...
Часть третья
КОРНЕТ АЛЕКСАНДРОВ
1. МУНДИР ОФИЦЕРА
На четвёртый день выезда моего из
Петербурга приехала я в Вильну, где
и располагалась обмундироваться. Толпы
жидов явились ко мне с предложением
всякого рода услуг. В полчаса у меня было
всё: квартира, прислуга, портные, множество
сукон, золотых шнуров, бахромы, сафьянов,
треугольных шляп, киверов, султанов,
кистей, шпор...
Сначала хозяйка трактира, что стоял в старой части города, за мостом у слияния рек Няриса и Вильни, говорила с Надеждой не очень-то вежливо. Возможно, причиной тому была её потёртая солдатская шинель с малиновым воротником. Но вот дело дошло до подорожной.
— Как о вас записать?
— Корнет Александров из Мариупольского гусарского полка, по дороге из Санкт-Петербурга в свой полк. — Надежда расстегнула коннопольскую шинель, чтобы достать свои бумаги. Хозяйка увидела новенький Георгиевский крест, пухлый бумажник, офицерскую подорожную. Лицо её преобразилось.
— Господину офицеру я могу предложить наш лучший номер с камином и видом на кафедральный собор. Сколько дней вы рассчитываете пробыть у нас?
— Я еду из армии, — ответила Надежда. — Мне нужно обмундироваться. Есть ли у вас знакомые портные?
— Сколько угодно, господин корнет. — Хозяйка улыбнулась ей ещё любезнее. — Через час они придут к вам.
Надежда, взяв свой саквояж, отправилась следом за горничной в номер, а хозяйка послала малолетнего сына за Яном, Исааком, Эвфраимом, Мордыхаем и Ефимом, которые всегда честно отдавали ей пять процентов от подобных сделок.
Живя у Засса, Надежда присматривалась к военному Петербургу и составила себе мнение о том, как должен выглядеть настоящий военный франт. Новоиспечённый полковник гвардии, первым поздравив её с офицерским чином, также немало полезного рассказал ей об экипировке — важнейшей части жизни офицера. Засс советовал заказать мундирные вещи в Вильно [33] , где сам недавно побывал. Это будет красиво и качественно, говорил он, но на треть дешевле, чем в столице. С его помощью Надежда написала целый список предметов, необходимых офицеру. Деньги, полученные в Военном министерстве и в подарок от государя, — всего чуть более двух тысяч рублей, — открывали перед молодым корнетом широкие возможности для осуществления этих планов.
33
Современный Вильнюс, столица Литвы.