Самозванка (дореволюционная орфография)
Шрифт:
– Нтъ, это пытка! – съ тоскою воскликнула Анна Игнатьевна. – Такъ жить нельзя… Надо увезти куда-нибудь Вру, надо придумать что-нибудь, а то все пропадетъ и погибнетъ… Уйдетъ изъ рукъ счастье, a вдь, ужъ совсмъ близко оно…
Анна Игнатьевна дождалась поздней ночи, когда все спало въ дом крпкимъ сномъ и отправилась къ дочери наверхъ.
Надо было многое переговорить съ нею, надо было все выпытать отъ нея и дать инструкцію…
Вра спала, когда къ ней пришла мать.
Закинувъ руки за голову, лежала двушка на своей кроватк и
Легкое одяло сбилось, открывъ часть груди, которая мрно и ровно подымалась.
„Скверная двченка, какъ она неосторожна! – подумала Анна Игнатьевна, входя въ комнату. – Какъ я приказывала ей запирать за собою на ночь дверь!…“
Анна Игнатьевна подошла къ кровати, поглядла на дочь и разбудила ее легкимъ прикосновеніемъ.
Вра потянулась, открыла глаза и приподнялась на локт.
– Ахъ, это ты, мама!… Что ты?… Разв ужъ пopa вставать?…
– Нтъ… Я пришла взглянуть – заперла ли ты дверь и убдилась, что для тебя приказанія мои ничего не значатъ: дверь не заперта…
– Прости, мама, я забыла сегодня… я…
– Нельзя этого забывать! – перебила мать. – Ты не ребенокъ, ты должна понимать…
Анна Игнатьевна сла на край кровати, поставивъ на ночной столикъ зажженную свчку.
– Я пришла поговорить съ тобою… Днемъ намъ почти нельзя, ты все съ Настенькою этой, дружба у васъ такая… Меня пугаетъ эта дружба…
– Почему, мама? – спросила Вра, боясь смотрть въ глаза матери.
– Потому, что она очень хитра, а ты глупа и неосторожна… Она можетъ вывдать отъ тебя тайну…
Вра потупилась и тревожно завертлась, точно камни подъ нею очутились вмсто мягкой пуховой постли. Это не ускользнуло отъ вниманія Анны Игнатьевны. Она испуганно взглянула на дочь, порывистымъ жестомъ взяла ее за руку и впилась въ нее глазами.
– Вра!…
– Что, мама?…
– Погляди мн въ глаза… Прямо-прямо гляди на меня… Да не отвертывайся же, не потупляй глазъ!…
Вра употребила вс силы и остановила на матери взглядъ.
– Ты… ты не открыла Настеньк нашу тайну? – медленно, не спуская съ дочери испытующаго взгляда, спросила Анна Игнатьевна.
Вра слегка потянула изъ рукъ матери свою руку, опустила глаза, поблднла и едва слышно проговорила:
– Нтъ, мама…
– Лжешь!!…
Анна Игнатьевна до боли стиснула руку дочери.
– Лжешь!… Ты сказала ей… Сказала?… Да?… Говори же, говори, не мучь меня!… Да говори же, a не-то я теб руки выверну, переломаю кости!… Н-ну!…
И Анна Игнатьевна, съ перекосившимся лицомъ, съ опустившимися зрачками глазъ, хриплымъ голосомъ повторила свое приказаніе, ломая руки дочери.
– Ой! – крикнула Вра. – Пусти, мама… Больно… Мама, не мучай меня, прогони меня, будь одна наслдницей бабушки, а мн ничего не надо… Я не могу больше выносить этой пытки, у меня силъ не хватаетъ…
– Говори мн сію минуту – знаетъ ли эта двченка о нашей тайн? – сдерживая бшенство сказала
– Да… Да… она знаетъ… Мама, прости меня! – прошептала Вра. – He бойся, мама!… Настенька не скажетъ никому, никто не узнаетъ…
– Когда сказала? – глухо спросила Анна Игнатьевна.
– Недавно, мама… Прости меня…
– Говори – когда сказала и зачмъ?… Догадалась она? Выпытала?
Анна Игнатьевна задыхалась отъ волненія, хватала себя за грудь, искала глазами воды и, замтивъ на окн графинъ, выпила нсколько глотковъ черезъ край. На нее страшно было глядть.
Успокоившись немного, она подошла къ трясущейся, какъ въ лихорадк, дочери и заставила говорить ее.
Вра разсказала все, немного лишь измнивъ суть дла и не признавшись въ томъ, что она по собственной вол открыла все Настеньк.
– Настенька узнала сама, догадалась и заставила признаться, велла взять у бабушки денегъ…
Съ напряженнымъ вниманіемъ слушала Анна Игнатьевна этотъ разсказъ.
Долго-долго сидла она, не говоря ни слова.
Вра боялась поднять на нее глаза и, прижавшись въ уголъ, не смла нарушить зловщую тишину своимъ дыханіемъ.
А слезы такъ и душили ее.
Она не выдержала бы, наконецъ, зарыдала бы, какъ вдругъ ее поразилъ странный звукъ.
Она вздрогнула и взглянула на мать.
Анна Игнатьевна, схватившись руками за свои роскошные, но уже тронутые кое-гд сдиною, волосы, не плакала, не рыдала, а какъ-то вскрикивала, содрагаясь всмъ тломъ, точно отъ невыносимой пытки, точно ее жгли на медленномъ огн или потихоньку жилы изъ нея тянули.
– Мама!… – несмло окликнула Вра.
Анна Игнатьевна очнулась отъ этого оклика и быстро повернулась къ дочери.
– Успокойся, милая мамочка, не мучь себя!…
– Еще ты смешь говорить! – перебила Анна Игатьевна дочь. – Знаешь ли ты, что ты надлала?… Вдь, теперь все… все погибло! Насъ выгонятъ отсюда, мы будемъ боле нищими, чмъ были, если только насъ не посадятъ въ острогъ!… Ты отняла, ты украла у себя и у меня счастіе!… Пойми… счастіе!… О, какъ поплатишься за это… Я теб не прощу этого, нтъ!… Вдь теперь эта проклятая двченка, Настька эта, она будетъ заставлять тебя красть у бабушки каждый день, пока тебя не поймаютъ, воровку… Что ты сдлала?… Какъ ты смла сдлать это?…
Анна Игнатьевна опять зарыдала и вышла изъ комнаты. Вра тоже заплакала и долго не могла заснуть…
Она пролежала бы весь слдующій день, но мать часу въ десятомъ зашла къ ней и приказала вставать и одваться.
– Я должна идти куда-нибудь съ вами? – спросила Вра.
– Да.
– Я не пойду… Я боюсь васъ…
Анна Игнатьевна ничего не отвчала на это, вышла изъ комнаты, но скоро вернулась и холодно-сухо, но покойно сказала дочери:
– Ты не пойдешь со мною! я отдумала. О вчерашнемъ ты должна забыть… Наст не говори, что я все знаю. Я еще поправлю испорченное тобою и добьюсь того, что мы об будемъ счастливы… Однься и сойди внизъ…