Самозванка (дореволюционная орфография)
Шрифт:
– А если не скажетъ?
– Подъ розгами скажетъ.
– Жестоко это…
Старуха разсердилась.
– Будетъ врать-то! – крикнула она. – Это у васъ у новомодныхъ все жестоко да жестоко, a пo нашему ничего… Насъ драли… Братьевъ, бывало, отецъ до полусмерти дралъ и меня не щадилъ, равно какъ и покойница маменька… Это по вашему, по модному не годится-то… Ступай что ли, а то я и безъ тебя обойдусь, – людей позову… Теб же будетъ хуже, коли весь дворъ узнаетъ…
Анна Игнатьевна пришла въ отчаяніе.
Что
He послушаться, отказать матери; и, вдь, тогда суровая старуха, дйствительно, позоветъ прислугу и скандалъ сдлается достояніемъ улицы.
He послушаться совсмъ, не дать „сына“ на истязаніе?
Но тогда старуха прогонитъ их обоихъ и все кончится!… разлетится, какъ дымъ, весь хитро придуманный планъ… Надо послушаться…
Анн Игнатьевн нисколько не жаль дочку, нисколько! – пусть истязаетъ ее старуха, но, вдь, Вра все разскажетъ и опять-таки гибель неизбжна…
Анна Игнатьевна стояла у дверей, схватившись за ручку.
– Что же ты? – обратилась къ ней старуха. – Дразнишь меня что-ли?
Вдругъ счастливая мысль разомъ оснила Анну Игнатьевну, какъ это иногда бываетъ съ человкомъ въ самомъ затруднительномъ, безысходномъ положеніи.
Анна Игнатьевна вернулась къ матери и упала передъ нею на колни.
– Что ты? – удивилась старуха. – Чего теб?… Дура, коли сына въ такомъ дл защищаешь!… Я, можетъ, люблю его больше, чмъ ты и добра ему желаю, спасти его хочу…
– Онъ не виноватъ, маменька, не виноватъ!…
– Какъ?…
– He виноватъ… Это я его послала, я ему приказала… Для меня онъ у васъ деньги бралъ!…
– Ты приказала?… Для тебя бралъ?…
– Да, да, маменька… Простите, простите меня!…
– Да встань, безумная! разскажи въ чемъ дло-то, – наклонилась Ольга Осиповна къ дочери.
– He встану, пока не простите, голову себ объ полъ разобью!… Безъ гроша жила, великую нужду терпла…
– Ну?
– Ну, и длала долги, брала подъ расписки, давала за рубль два, чтобы только получить, да не умереть съ сыномъ съ голоду… Врили, зная, что у меня богатая мать, а проценты брали страшные… Теперь прознали, что я у васъ и явились за полученіемъ, стали грозить судомъ, расписки собрались предъявить…
– Ну?…
– Ну, и ршилась… Приказала Вас у васъ взять… Онъ плакалъ, не хотлъ, но я побила его, общалась увезти его отъ васъ въ Ярославль, грозила новымъ голодомъ, холодомъ, ну, и согласился…
– Почему же не попросила у меня? Почему правду не сказала?…
– He смла…
– А сына воровать, такъ смла послать?
– Простите!… Васю пощадите, – не виноватъ онъ, одна я во всемъ виновата, съ меня и взыщите, какъ знаете… Что хотите сдлайте, я и слова не скажу, хоть подъ розги лягу!…
– И слдовало-бы тебя отодрать, слдовало бы съ тебя шкуру спустить! ну, да ужъ Богъ съ тобою… Встань!…
Анна Игнатьевна подползла
– Сколько денегъ-то взяла? – спросила старуха.
– Тысячу триста рублей! – на-удачу сказала Анна Игнатьевна.
– Вс долги заплатила?
– Съ тысячу еще есть…
– Куда-жъ проживала такую прорву? Прихоти творила?… Носила шелки да бархаты?…
– He до шелковъ было… перебивались съ хлба на квасъ…
– Такъ куда-же денегъ столько двала?
– Говорю, что за рубль два платила, a то такъ и больше… Дадутъ сто, а расписку на двсти возьмутъ…
– А ты и давала?
– Тяжело, вдь, было сына-то голоднымъ видть, опять же воспитать его надо было, обучить…
– Обучила наукамъ, а потомъ красть научила?… Хороша мать!… Лучше-бы ужъ сама забралась да грабила, пожалла-бы душу-то дтскую… „Горе соблазнившему единаго изъ малыхъ сихъ“! говорится въ писаніи…
– Знаю, да боялась сама идти… Вася къ вамъ больше вхожъ… Легче онъ меня, ловче…
Ольга Осиповна задумалась, а дочь все еще стояла передъ нею на колняхъ и цловала ея руку.
– Встань!… – сказала старуха.
Анна Игнатьевна встала.
– Ладно, пусть на всемъ этомъ нехорошемъ дл „крестъ“ будетъ! – заговорила старуха. – Вас не скажу ничего, чтобы въ конфузъ его не вводить! теб дамъ еще тысячу, чтобы ты долги отдала…
– Маменька!…
– Постой, не перебивай!… Больше этого при жизни ничего не увидишь отъ меня, а посл смерти… ну, тамъ видно будетъ… Васю я въ люди отдамъ, – здсь порча ему одна – а ты… ты на отдльной квартир жить будешь…
– Гоните опять изъ родительскаго дома, маменька?
– Боюсь, матушка, боюсь!… Вчера сына грабить посылала, а завтра придешь, да и задушишь старуху мать…
– Маменька!…
– Очень просто!… По ныншнимъ временамъ все можетъ быть, все… Ну, это пока мы отложимъ, a вотъ Васю надо, немедленно, въ люди отдать…
– Какъ вамъ угодно, – съ покорнымъ видомъ проговорила Анна Игнатьевна.
Въ ея разсчеты не входилъ такой планъ, это было даже не мыслимо, но противорчить теперь она находила лишнимъ и согласилась очень покорно.
Она потомъ обдумаетъ что-нибудь, устроитъ, благо все это обошлось такъ хорошо.
– Николаю Васильевичу Салатину отдамъ Васю! – продолжала старуха. – У этого парня человкомъ онъ станетъ, на утшеніе намъ выростетъ… Какъ думаешь?…
– Лучшаго воспитателя и руководителя трудно найти…
На этомъ пока и поршили.
Ушла Анна Игнатьевна отъ матери снабженная тысячью рублями.
XV.
Анна Игнатьевна обдумала новый планъ. Предстоящее сближеніе Врой съ Салатинымъ, затянное бабушкою, совсмъ не улыбалось Анн Игнатьевн, – вдь, это вело къ обнаруженію тайны.