Самозванка (дореволюционная орфография)
Шрифт:
Она толкнула дочь и ушла, ршивъ ухать какъ можно скорй, а до отъзда не допускать Вру до Салатина.
Двушка и сама избгала Николая Васильевича.
Она полюбила этого ласковаго, „важеватаго“ красавца, полюбила первою любовью, которая, какъ вешній цвтокъ, распустилась въ ея юномъ сердц…
Полюбила… влекло ее къ Салатину, но она смертельно боялась встрчи съ нимъ, совершенно не умя ему лгать, и бгала отъ него подъ разными предлогами, сгорая желаніемъ видть его, говорить съ нимъ, слушать его голосъ…
Страдала она ужасно!…
Страдала отъ тоски по немъ, страдала въ своей роли „самозванки“,
Страдала и отъ того еще, что видла сближеніе Салатина съ Настенькою…
„Модная двица“ добилась таки этого сближенія.
Врядъ-ли она сколько-нибудь нравилась этому молодому человку, – она была, что называется, „героиня не его романа“, но она сдлала такъ, что Салатинъ началъ интересоваться ею, и когда бывалъ съ нею, то не скучалъ.
He умя занять Салатина разговорами, (его трудно вдь было заинтересовать романами о похожденіяхъ маркизовъ Альфредовъ и виконтовъ Добервилей), Настенька отлично научилась „искусству слушать“. Она подсаживалась къ Салатину и предлогала съ видомъ страшно любознательной двушки одинъ вопросъ, другой, третій, хорошо изучивъ вкусы молодого человка, его симпатіи и влеченія.
Онъ начиналъ ей отвчать, разсказывать, увлекался ролью ментора, лектора, – такая роль была въ его натур, – а Настенька слушала съ напряженнымъ вниманіемъ и длала видъ, что ловитъ каждое слово, что учится, просвщается, совершенствуется…
Это очень льстило молодому „развивателю“, и онъ очень охотно бесдовалъ съ Настенькою, самъ уже искалъ ее, даже скучалъ, когда ея не было.
Настенька торжествовала, влюбленная въ Салатина, а бдная Вра страдала все больше и больше. Страданія ея доходили до кульминаціонной точки.
День отъзда между тмъ наступилъ.
XVI.
Въ день, назначенный для отъзда, Вр стало невыносимо тоскливо и грустно.
Помимо разлуки съ Салатинымъ, близость котораго, самое существованіе въ Москв уже утшали ее – она грустила и по бабушк, горячая привязанность которой глубоко трогала двушку.
Вра знала, что удетъ она согласно планамъ матери надолго, быть можетъ, никогда не увидитъ уже старую бабушку, слабющую все боле и боле…
Навсегда прощалась она мысленно и съ Салатинымъ.
Онъ полюбитъ тутъ Настеньку, женится на ней…
Тяжело, тяжело становилось двушк и какъ въ ссылку отправлялась она въ Ярославль, который когда-то любила.
Увы… не только протестовать, но и просить она не смла, запуганная матерью…
Въ день отъзда бабушка ухала утромъ помолиться въ Симоновъ монастырь [8] , гд былъ какой-то праздникъ. Анна Игнатьевна отправилась купить кое-что для дороги. Вра осталась одна.
[8] Симонов монастырь, 1882 г.
Симонов Успенский монастырь – мужской монастырь, основанный в 1370 году вниз по течению Москвы-реки от Москвы учеником и племянником св. прп. Сергия Радонежского – свт. Федором, уроженцем города Радонежа на землях, которые пожертвовал боярин Степан Васильевич Ховрин, принявший иночество с именем Симон, от чего и происходит название монастыря). До наших дней
Съ Настенькою простилась она наканун, и „модная двица“, счастливая своею любовью, полная радостных надеждъ, простилась съ Врою ласково, общала писать ей въ Ярославль и сообщать вс новости.
Осенній денекъ былъ теплый, солнечный, и въ саду, позлащенномъ уже осенью, дышалось легко, привольно. Тяжесть тоски словно стала легче въ измученной душ двушки.
Она походила по дорожкамъ, нарвала букетъ цвтовъ на память о дом бабушки, – теперь и были въ саду только настурціи да печальныя иммортели [9] , – и сла въ бесдк подъ густыми липами, гд любила, бывало, проводить время.
[9] Иммортель – (фр. бессмертный). Растение, у которого цветы сохраняют при высыхании натуральный цвет и вид; то же, что бессмертник.
Вдругъ мимо забора звонко зашуршали резиновыя шины, и кто-то остановился у воротъ.
Щелкнула калитка, залился грознымъ лаемъ дворовый цпной песъ и сейчасъ замолчалъ, видно узнавъ знакомаго.
– Дома Ольга Осиповна? – раздался громкій звонкій голосъ.
Вра такъ и дрогнула вся, – она узнала Салатина.
– Никакъ нтъ, Николай Васильевичъ! – отвчалъ дворникъ. – Ухали въ Симоновъ монастырь…
– А Анна Игнатьевна?
– Он въ городъ ухали, Николай Васильевичъ… Только, стало-быть, молодой хозяинъ нашъ дома…
– Вася?
– Такъ точно…
– Съ барышнею онъ что-ли?
– Никакъ нтъ, – одни… Въ саду прогуливаются… Прикажете позвать, сударь?
– Я самъ пройду въ садъ…
У Вры сильно-сильно забилось сердце.
Она оправила пиджакъ, – ахъ, и замучилъ ее этотъ пиджакъ! – пригладила волосы, которые отрасли у нея за послднее время и стала въ темный уголъ бесдки, держась за сердце, которое было готово выскочить изъ груди…
Салатинъ вошелъ въ садъ, обогнулъ клумбу съ зеркальнымъ шаромъ на пьедестал и остановился.
– Вася, гд ты? – крикнулъ онъ. – Вася!…
– Я здсь, Николай Васильевичъ! – отвтила двушка, собравъ вс силы, чтобы быть покойною, что-бы голосъ не дрожалъ и не выдалъ ее.
– А, вонъ ты куда забрался!…
Салатинъ вошелъ въ бесдку.
– Что-жъ это ты, Вася, въ бесдк тутъ сидишь, а?… Теперь не жарко и на солнц, лучше надо имъ пользоваться… Скоро-скоро, Вася, минуютъ теплые ясные деньки и осень наступитъ!… Ну, здравствуй, дружище!…
Салатинъ пожалъ руку двушки и сталъ рядомъ, снявъ шлапу.
– Пойдемъ въ садъ, Вася! – сказалъ онъ, закуривая папиросу.-Тамъ веселе, вольготне…
– У меня голова что-то болитъ, Николай Васильевичъ… Я боюсь на солнц…
– Ну, какъ хочешь, будемъ здсь сидть… Что-жъ это ты все куксишся, мальчикъ, а?… Кажется, такой важненькій, румяный былъ, а все киснешь… Балуютъ тебя бабы, Васюкъ, вотъ что! He пo мужски воспитываютъ тебя, ну, ты и разнжился… Надо за тебя приняться будетъ, надо мужчину сдлать, а не двченку, какъ бабы хотятъ!… а?…
Салатинъ бросилъ папиросу, наклонился къ двушк, взялъ ее за руки повыше локтей и поставилъ передъ собою.