Самозванка (дореволюционная орфография)
Шрифт:
И Салатинъ сочинилъ „исторію“.
Вру хотятъ выдать замужъ за немилаго, за постылаго, а она любитъ другого. Ее бить собрались, мучить, она и скрылась къ Салатину, какъ къ другу отца пришла. Скоро изъ Нижняго прідетъ дядя Вры, который иметъ вліяніе на ея мать и все дло устроитъ, отдастъ двушку за любимаго человка, и тогда все кончится къ взаимному благополучію…
– Такъ!… – проговорила старушка, выслушавъ разсказъ. – А „милый-то“, „желанный-то“, небось, ты?…
– Я?…
– Да ужъ вижу, вижу… не скрывай!…
И Вра и Салатинъ покраснли.
– Ничего, ничего, доброе дло! – продолжала старушка. – Пора теб, батюшка, жениться, пора… и я рада-радешенька всякими способами помогать теб… на груди, какъ птенчика, буду согрвать твою суженую, твою нарченную, а только…
Старушка озабоченно покачала головою.
– He затаскали бы меня, старую, по судамъ за это! – промолвила она. – Вдь, барышня-то… вдь, бглянка она, голубчикъ!…
– Нe бойтесь, милая Степанида Аркадьевна! – сказалъ Салатинъ. – Я все беру на себя, и вы ни въ какомъ случа отвчать не будете… Вы домовладлица и завтра или тамъ посл завтра вида Вры Гавриловны никто, вдь, не потребуетъ у васъ, – она просто гоститъ у васъ, а тамъ будетъ и видъ… Даю вамъ честное слово, что васъ не ждетъ никакая непріятность…
– Да ужъ надюсь на тебя, на сокола…
– И надйтесь!… Ивановн, знакомымъ, дворнику вы скажете, что Вра Матвевна…
– Родственница… – подсказала старуха. – Я и то цлое лто племянницу, сестрину дочь, изъ Калуги ждала.
– Ну, вотъ и отлично!… А помщеніе у васъ найдется?
– А свтелочка въ мезонин-то?… Лтомъ тамъ жарко было, зимою холодно, а осенью лучше не надо… У меня тамъ и кровать, и комодикъ, и картиночки по стнамъ, – живописная горенка…
Старушка взглянула на Вру.
– Ну, ужъ и красавицу же ты нашелъ себ, батюшка! – проговорила она. – И парочка васъ будетъ!…
Старушка побжала, заслышавъ зовъ своей служанки.
Минуты дв Салатинъ и Вра молчали, не смотря другъ на друга.
– Пусть старушка считаетъ насъ женихомъ и невстою, – это располагаетъ ее къ вамъ, – произнесъ Салатинъ.
Вра промолчала.
– Вамъ не противна зта роль? – продолжалъ Салатинъ.
– Я вдь… я, вдь, привыкла уже быть самозванкою, – тихо-тихо отвтила Вра.
Салатинъ дрогнулъ, всталъ съ мста и взялъ ее за руки.
– Но это скоро кончится, вы не будете самозванкою…
Вра вздохнула, не отнимая рукъ.
– Богъ знаетъ, чмъ все это кончится… – съ тоскою промолвила она. – Мн страшно что-то, жутко…
– Надйтесь… Знайте, что за горемъ за несчастіемъ всегда идетъ счастіе и радость, какъ за ненастьемъ – солнце и тепло… Вы много страдали, много терпли, пора вамъ думать о радости. Но какъ вы хороши, Вра, какъ вы прекрасны!…
Вра потихоньку потянула свои руки изъ горячихъ рукъ Салатина.
– Зачмъ вы отнимаете
– Нтъ, не надо…
– Почему?
– Такъ, не надо…
Она опять потянула руки, но Салатинъ наклонился и покрылъ ихъ поцлуями.
– День, одинъ только день знаю я васъ, какъ двушку, но уже люблю, люблю!… Прекрасная… юная… ты, какъ мечта явилась мн… ты… какъ свтлое видніе озарила меня и я люблю, люблю тебя!
– А я давно люблю! – прошептала чуть слышно Вра. – Завидовала Наст… ревновала… Но, Боже, не сонъ-ли все это?…
– Нтъ, это свтлая дйствительность! – воскликнулъ Салатинъ. – И она будетъ долго, долго!…
Вра вздрогнула, и лицо ея поблднло.
– А тамъ? – сказала она. – Тамъ что теперь?… Бабушка, мать… Настя?… Мн страшно, страшно, дорогой мой, желанный, радость моя!…
Она заплакала.
– He бойся!…
Салатинъ всталъ и взялъ шляпу.
– Мн пора туда!… – сказалъ онъ. – Я бабушк сочиню сказку, а мам твоей… He бойся, я все улажу…
Ивановна внесла самоваръ, сопровождаемая Степанидою Аркадьевной, которая шла за нею съ подносомъ.
– Ты куда же это, батюшка? – обратилась она къ Салатину. – А чай-то?…
– Угощайте мою невсту, милая старушка, а мн пора… Завтра я буду у васъ, чмъ свтъ… Берегите-же гостью, покойте ее!…
Салатинъ подошелъ къ Вр, поцловалъ ея руку, пожалъ руку Степаниды Аркадьевны и вышелъ, давъ Ивановн на чай десятирублевую золотую монету.
XIX.
Въ дом Ольги Осиповны сильно безпокоились долгимъ отсутствіемъ Васи.
Когда посланный изъ ресторана Тстова принесъ записку Николая Васильевича, обезпокоилась только Анна Игнатьевна, все время боявшаяся сближенія Вры съ Салатинымъ, но, конечно, не обнаружила передъ матерью этого безпокойства, а напротивъ, радовалась вмст съ нею, – пусть де „мальчикъ“ погуляетъ съ человкомъ, который въ самомъ скоромъ времени будетъ его воспитателемъ и руководителемъ; пусть привыкаетъ къ нему.
Съ наступленіемъ поздняго вечера стала безпокоиться и бабушка; безпокойство же Анны Игнатьевны перешло въ сильную тревогу.
– Куда-жъ это онъ его завезъ? – говорила старуха, каждую минуту посматривая на часы. – Знаетъ, что я въ девять часовъ ужинаю и спать ложусь, а не везетъ паренька, безсовстный!… Модники, путанники вс ноншніе-то, право… Вотъ, вдь, и хорошій Миколушка человкъ, степенный, а и онъ гулена, полунощникъ… Гляди, повезъ мальчика въ тіятеръ въ какой- нибудь, – къ чему, спрашивается?… Долго-ли мальчика испортить… Нтъ, видно и ему не слдуетъ отдавать Васю!… Отдамъ его какому-нибудь старичку изъ прежднихъ, ну, возрастятъ въ страх, человкомъ сдлаютъ… А это что такое?… Это баловство одно…