Серебряный меридиан
Шрифт:
с образом женщины-творца. Ренессансная женщина… Какой она
могла бы быть? Если оказаться в «Своей комнате»*, можно пред-
положить, что у Уильяма Шекспира была не просто сестра, а се-
стра-близнец, родившаяся с ним в один день и час, и одаренная
ровно в той мере, что и он.
* Эссе В. Вулф.
131
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
Глава II
Смышлен, находчив,
Ну, словом, в мать от головы до пят.
У. Шекспир «Ричард III».
Перевод М. Донского
Впервые они увидели друг друга, когда им было по пять лет. Это
был счастливый день. Уильям знал, что в этот раз ему обязательно
привезут подарок. Он это предчувствовал, возможно, уловив вол-
нение, охватившее всех в доме за несколько дней до отъезда
Джона на ферму. Он гадал в нетерпеливом предвкушении, что это
будет, и задохнулся от радости, когда отец вернулся из Уилмкота.
Джон привез к ним домой девочку, сказал, что зовут ее Эльма
Эванс и что она теперь будет жить в их доме на верхнем этаже, от-
веденном для слуг и подмастерьев. Больше отец ничего не сказал
и быстро ушел в мастерскую. Мать повела девочку наверх, и Уилл
проскользнул за ними подслушать, о чем они будут говорить, но
его прогнали от двери.
Мэри обмыла Эльму травяным отваром и переодела ее в город-
ское платье. Она вглядывалась в лицо девочки. Эти глаза — любо-
пытные, как будто смеющиеся, этот нос — как у отъявленного
задиры и непоседы, скругленный и вздернутый на кончике, эти
улыбчивые губы, эти широкие, похожие на крылья, брови она ви-
дела каждый день вот уже пять лет, глядя в лицо своего старшего
сына. В Эльме было много мальчишеского. Даже волосы ее отка-
зывались расти по-девичьи — непослушные, на затылке они закру-
тились крупными темными блестящими кольцами.
Мэри хорошо помнила все свои встречи с ней в редкие приезды
на отцовскую ферму. Девочка всякий раз казалась совсем другой, так сильно она менялась — словно сбрасывала с себя одну обо-
лочку за другой. Возвращаясь домой, Мэри с удивлением обнару-
живала в сыне те же перемены и понимала, что не замечала их
в нем прежде потому, что он был постоянно на глазах. С надеждой
не переставала она молить Пречистую Деву о возвращении ей
дочери. В этом году эпидемия чумы снова угрожала Стратфорду.
132
ЧАСТЬ II. ГЛАВА II
Всего в нескольких милях от города в небольших селениях и на
фермах
ная весть о смерти Адама и Анны Эванс. Дети, оставшиеся
в живых, осиротели. Мэри понимая, что медлить и бояться она
больше не может, на коленях молила Джона не отдавать вновь
Эльму в чужие руки. Теперь ее дочь была дома. И так же, как Уилл, спрашивала Мэри обо всем без остановки.
— А где я буду спать?
— Со всеми — наверху.
Это собаки как у нас? Они тоже коров пасут? — Эльма показывала
на стену с гобеленом, изображающим Даниила в пещере со львами.
— Это не собаки, Эльма, это львы. К ним царь Дарий повелел
бросить пророка Даниила.
— Даниил победил?
— Господь послал ему ангела на помощь, и львы его не тронули.
— А Хью и Кэтрин тоже будут жить теперь здесь?
Эльма говорила о детях Эвансов. После смерти родителей их
взяла семья кузнеца.
— Нет. Они будут по-прежнему жить на ферме. А ты — с нами.
— Почему?
— Потому, что твой дом теперь здесь.
У Эльмы задрожали губы и подбородок.
— Ма-ма! — заплакала она.
Мэри обняла ее.
— Не плачь, детка. Не плачь. Не плачь.
— Я хочу домой, к маме!
Мэри крепче прижала девочку к себе. Не дать бы собственному
сердцу разорваться на глазах у ребенка. Ибо никаким утешением
сердечной тоски не заглушить.
— Мы с тобой теперь одна семья, — медленно проговорила она. —
Мы обязательно поедем в гости к Хью и Кэтрин. Только не сейчас.
Теперь ты будешь жить здесь, с нами. И я буду твоей… второй мамой.
— Так не бывает.
— Бывает. У Кэтрин и Хью теперь тоже есть вторая мама. Ви-
дишь, как хорошо, что на свете для всех есть мамы…
Она замолчала, прижимаясь лицом к детской головке. Стараясь
не смотреть в глаза девочке, Мэри спустилась на кухню, накормила
ее, и та постепенно успокоилась. Не прошло и часа, как на Мэри
133
СЕРЕБРЯНЫЙ МЕРИДИАН
вновь посыпались вопросы. Эльма оказалась говоруньей, а мать, го-
дами тосковавшая по дочери, не могла теперь этому нарадоваться.
Тем более, что к бесконечным разговорам она давно привыкла
и порой шутила, что от них у нее мозоль на языке. В отличие от
только пытающегося говорить младшего брата Гилберта Уильям
расспрашивал окружающих обо всем с утра до ночи. Молчание
в доме воцарялось, только когда он засыпал. А спал он мало. Днем же