Северный гамбит
Шрифт:
— Глянь, а рожи у шведских погранцов, словно лимонов наелись! И у полицаев тоже! За версту видать, что нам не рады — но деться некуда.
— Так, старшой, Маяковский же писал, что они нас, советских, на дух не переносят. Классовый антагонизм…
— Верно мыслишь, Булыга — антагонизм. Никогда мы, русские, для Европы своими не будем — всегда они, культурные, будут видеть в нас немытых азиатов. А наши земли считать бесхозными, и как появится в их Европах очередной великий завоеватель, так непременно полезет за нашим «жизненным пространством». И свои разборки побоку — вон, Наполеон их всех согнул и потоптал, а они утерлись и с ним вместе на нас пошли. И Гитлер так же, всех придавил и ограбил, а они в его армию, завоевывать поместья на востоке с русскими рабами.
— Так
— Булыга, а ты слышал такие слова: «Россия к войне всегда оказывалась не готовой»? А теперь подумай, ведь смысл у этого есть и обратный. Что когда мы к войне были готовы, никогда не находилось дураков и самоубийц, на нас нападать! Вот и ответ тебе, хочешь мира — готовься…
— Сытые, гады. На нас смотрят, как на зверей в зоосаду. Затемнения нет, даже окна не заклеивают, а сколько молодых парней на улице, и в штатском — даже непривычно видеть такое. Мы воевали, а они обжирались?
— Зато ты на танке, а они перед танком, а если мы захотим, будут под танком — есть разница? Ты знаешь, что один наш Ленфронт гораздо сильнее, чем вся их армия? Потому что у них перед войной было: «Армия сегодня — это анахронизм, гораздо эффективнее встраиваться в мировую систему обеспечения безопасности», — а если попросту, договориться, чтобы нас не трогали, и все? Вот только таким, как Гитлер, на все договоры плевать, и как до шведов дошло, что их сейчас захватывать будут, они лучшего не придумали, как нас попросить защитить, поскольку сами не могут. Так что ты им не завидуй — ты зато в такой стране будешь жить, после этой войны, что никто не посмеет на нее не то что напасть, но даже подумать об этом! А за такое и драться не грех.
«Армия — это анахронизм, и давайте больше полагаться на пакты, чем на штыки», — такая политика действительно была, как нам рассказывали, в Норвегии, Дании, Швеции в тридцатых. [18] Но не могу же я сказать Булыгину, что похожие слова я сам слышал из телеящика от какого-то вонидзе! Так в Норвегии Квислинг, который изрекал такое, жалование в Берлине получал — ну, а наши «телеведущие» и обозреватели… выводы делайте сами! Нет, за что уважаю сталинский СССР, здесь кто-нибудь скажи такое, его бы, как Даниила Хармса, даже не в лагерь, а в психушку!
18
Реальный факт! Желающие могут поинтересоваться, отчего у жертв фашистской агрессии в апреле 1940 года были чисто символические армии.
Мирно проследовав колонной до ближайшей станции в сопровождении шведской полиции в голове, указывающей нам путь, мы погрузились в уже ожидающие нас поезда — в Швеции колея европейская, в отличие от русской в Финляндии. Причем нашу сводную группу — два батальона егерей («лесники» 19-й отдельной бригады Ленфронта), штурмовой батальон одного из полков Печенгской дивизии, роту танков, связистов, еще кого-то и наш флотский спецназ со снаряжением — отправили первыми эшелонами. И повезли не на юг, а на северо-запад — сколько я помню карту, на Нарвик, или еще куда-то к норвежской границе — значит, шведы отменяются, все-таки с немцами будем воевать?
Перед самой отправкой появился Гаврилов, ввел в курс дела. Задание особое, как раз по нашей специальности, ну а егеря на подхвате, чтобы нам выйти на исходные. Карта, состав сил противника, наша связь и взаимодействие с остальными частями. Настоятельно рекомендовал нам в драку до времени не лезть, «а впрочем, в автономке всякое бывает, да и знаю, не удержитесь вы — потому и прорезервировал группу». В принципе, там и двух человек хватило бы — доплыть и мину прилепить. Но плыть придется километров тридцать, была бы «Сирена», никаких вопросов, но ее на руках по горам не протащить. Так что придется первую часть водного пути на «зодиаках» — впрочем, есть надежда плавсредство добыть на месте, как было когда-то в самом первом нашем выходе здесь на аэродром Хембуктен.
В вагоне удалось чуток вздремнуть. Пейзаж по пути был ничего интересного:
Нам же надо было всего лишь, пока не началось, скрытно туда пройти, оборвать телефон и следить, чтобы никто не убежал. «А коменданта вам притащить не надо?» — «Нет, — отвечают, — куда он денется, и времени мало, работаем наверняка». По сравнению с тем, что было под Петсамо, тьфу — немцы тут непуганые, партизан здесь не бывало, ну а мы, кто из будущего, всё ж и подготовку имеем, и этот, северный театр, нам отлично знаком, к местности привычны. Пути подрывать не стали, просто поставили «башмак» (партизанское изобретение — крепится к рельсине, поезд или дрезина наедет, колесо поднимет — и под откос), в нескольких местах перерезали провода, а дальше лишь сидели на холмике, откуда лучше видно, и смотрели за представлением. Петр Егорыч поработал и тут, для его «фузеи» всё как на ладони; я не стрелял ни разу. Гарнизон там был — неполная рота каких-то тыловых. Против штурмового батальона, усиленного танками, это даже не смешно.
Горы вокруг. Не Альпы, больше на Урал похожие — пологие, поросшие хвойным лесом, максимальная отметка тут тысяча четыреста с чем-то. В десятке километров в западу начинается Ромбакен-фиорд, идущий с запада на восток, крайний аппендикс Уфут-фиорда. К нему по проходам в низинах меж гор ведут две дороги, «железка» и грунтовая — первая, изгибаясь к югу буквой «зю», сначала от Бьернфьелда на юг, до станции и поселка Каттерат, затем поворачивает строго на запад, и идет по южному берегу Ромбакен-фиорда через Ромбак, Стреуменес и на Нарвик. Путь кратчайший, но очень поганый, там за Ромбаком тоннель, а перед ним и после — мосты через речки в ущельях. Речки эти впадают в фиорд; и дальше как по коридору — справа море, слева горы, Нарвик в конце этой узкой прибрежной полоски и лежит. Грунтовка же от нас идет выгнутым на север полумесяцем, сперва на северо-запад, но всё забирая влево, через перевал, и после уже на юго-запад, выходит на северный берег Ромбакен-фиорда, а он там шириной километра два. К западу же от Нарвика карта отдаленно напоминает Севастополь: если Ромбакен-фиорд — это аналог Северной бухты, то сразу за городом от него на юг отходит Бейс-фиорд в роли бухты Южной, а за ним еще ряд фиордов, как севастопольские бухты Казачья, Камышовая, Стрелецкая. К северу же треугольный полуостров, вот только за его внешней границей, где в Севастополе Учкуевка, там не открытое море, а Херьянгс-фиорд, за ним еще один большой полуостров, а дальше целый лабиринт островов, Лофотены, тянущиеся на запад почти на двести километров, на ближнем и самом большом острове Хине — порт и поселок Харстад и крепость Тродернес с шестнадцатидюймовой батареей.
Ну а южнее железки горы. И нам сейчас туда.
Через несколько часов в Бьернфьельд должны прибыть эшелоны Печенгской дивизии (и вроде еще одна должна идти следом). Была надежда ворваться в Нарвик с ходу, ведь хреново будет фрицам, ну не одним же нам Таллин и Севастополь с суши оборонять — все укрепления Нарвика смотрели в море, причем на острова союзники успели высадить десант, увязший там в крови, но и немцы не могли оттуда перебросить свои батальоны, в самом же Нарвике осталось мало полевых войск, больше тыловые и склады, здесь же еще несколько дней назад считалась безопасной шведская граница, местность хоть и пригодная для обороны, как я сказал, но серьезных укреплений тут не строили. Захватить перевал на севере и тоннель у Ромбака — и Нарвик немцы уже не удержат!