Шекспир и история

Барг Михаил Абрамович

Таким образом, мир казался «упорядоченным» по восходящей линии — от воплощений чистой материи к во­площению чистого духа и разума. Если же мысленно проделать тот же путь в обратном направлении, то вместо приближения «творения к творцу» мы станем свидетеля­ми его отдаления и разъединения. Эта так называемая великая цепь бытия символизировала господство строгой иерархии атрибутов. Миру неорганическому (как бы мы теперь сказали) присущ был лишь один атрибут — суще­ствование; миру растений, помимо атрибута существова­ния, еще свойствен атрибут питания; миру животных, кроме того,— атрибут ощущения, наконец, миру человека — еще и атрибут разума. Именно поэтому человеку принадлежало особое место в описанной системе миро­здания. Он связывал воедино оба его начала — духовное и материальное.

Таким образом, в этой цепи нет переры­вов, нет «пропусков», в каждом ее звене также сущест­вует своя иерархия, и каждая верхняя ступень одного звена непосредственно примыкает к нижней ступени зве­на, находящегося под ним. Знают иерархию не только первичные элементы (огонь — высшая их ступень), растения и животные, но и люди и «ангелы». Все в под­лунном мире распределено по ступеням, «чинам», «рангам».

Заметим, что истинный смысл этого мировидения со­ставляла унаследованная от иудео-христианской древно­сти и модифицированная в средние века идея геоцентри­ческого строения Вселенной: в своем безграничном разно­образии мир един не только как творение одного творца (в едином творце), но во взаимосвязанности творения как целого. Этот мир изначален и конечен как строго фиксированная иерархическая система атрибутов божест­венных творений — он не знает движения, истории. Оли­цетворяя «неисповедимую мудрость божественного пла­на», он нерушим. Как же возникла эта «цепь бытия»?

У Мильтона мы находим следующую картину «начала мироздания». Темный безграничный океан без конца, без измерений, где длина, ширина и высота, а также место и время исчезли, где царит древнейшая ночь и хаос — веч­ное смятение и беспрерывная борьба четырех элементов в их первобытном состоянии: горячий — холодный — влажный — сухой. То один из них, то другой одерживает верх, однако это дело случая и сопровождается только ростом замешательства. Ни моря, ни суши, ни воздуха, ни огня, и вместе с тем все это есть, но перемешано, хао­тично, в состоянии вечного конфликта.

Лишь в акте творения враждебность элементов пре­вратилась в согласие, появились земля, вода, огонь и воз­дух. Каждый из этих элементов обладал двумя атрибу­тами: земля — холодная и сухая, вода — холодная и влажная, воздух — горячий и влажный, огонь — горячий и сухой. Как и все остальное, элементы были упорядоче­ны в иерархию: земля — вода, воздух — огонь 10. С тех пор элементы больше не находились в конфликте, что стало предпосылкой создания всего неодушевленного и одушевленного мира, в свою очередь упорядоченного и надлежащим образом связанного друг с другом в соответ­ствии с внутренними качествами каждого. Почти за 200 лет до Мильтона этот порядок образно описал извест­ный юрист Джон Фортескью. «В этом устройстве ангел помещен над ангелом, чин над чином — в царстве небес­ном; человек помещен над человеком, животное над жи­вотным, птица над птицей, рыба над рыбой… таким обра­зом, нет ни червя на земле, ни птицы в вышине, ни рыбы в глубине, которые в цепи бытия не связывались бы в наиболее гармоничном сочетании. Нет творения, которое не отличалось бы в каком-либо отношении от всех других творений и потому не стояло бы выше или ниже другого…

Итак, [во всей Вселенной] нет ничего, что не было бы охвачено связью порядка» 11.

Мысль об иерархичности мирового порядка проходит через все описания «великой цепи бытия». Со времени христианского неоплатоника Дионисия Ареопагита (V в.) основой иерархии признавалась «степень благородства», данная раз и навсегда: вода — благороднее земли, золо­то — меди, рубин — алмаза и т. д. В живой природе «сте­пень благородства» передается по наследству. Перед нами удивительный по яркости пример объективизации, «опрокидывания» господствовавшего в обществе сословно-иерархического строя на окружающую действительность, интерпретация мироздания по образу и подобию обще­ства, иллюстрация роли «аналогий» в мышлении в эпоху» предшествовавшую возникновению опытного знания.

Очевидно, что картина мироздания, воплощенная в об­разе «цепи бытия», поразительно статична, изображенный в ней порядок извечен и конечен. Наконец, поскольку из этой картины устранены факторы, несущие в себе угрозу

расшатать исконный порядок, то иерархия — единствен­ная возможность упорядочить в «единое целое» безгранич­но разнообразную и необъятную в своем разнообразии действительность. Если богатство форм сущего олицетво­ряло в глазах приверженцев «цепи бытия» «щедрость» творца, то иерархическое соподчинение этих форм вопло­щало его «неисповедимую мудрость». Идеологическая же функция концепции лежит на поверхности: отношения господства и подчинения выступают в ней как соподчи­нение, отношения зависимости — как взаимозависимость и взаимоподдержка. Растения питаются элементами не­живой природы, животные питаются растениями, чело­век — теми и другими. Что касается общества, то и там все происходит к «общей и взаимной выгоде».

Шекспир почти буквально воспроизвел обрисованную картину мироздания. Она отразила господствующий сте­реотип современного ему сознания, и не только в Англии.

Сопоставим отрывок из ученого сочинения современ­ника Шекспира — Жана Бодена (сознание элитарное), фрагмент из тюдоровского сборника «увещаний», предна­значавшихся для прихожан любой деревенской церкви (сознание массовое), и знаменитую речь Улисса из тра­гедии Шекспира «Троил и Крессида».

В трактате «О государстве» Боден писал: «Если мы обратимся к особенностям природы… земных творений… то обнаружим постоянную, гармоническую связь, которая соединяет антиподы нерасторжимыми узами… Так, мы видим, что земля и камни соединены глиной и известью… Камни и растения также соединены различного рода кораллами, являющимися как бы каменными растениями, поскольку они живут и способны расти. Между растения­ми и живыми существами находятся зоофиты (или животные-растения), наделенные ощущениями и движения­ми, но питающиеся корнями. Между животными на суше и теми, что живут в воде, находятся земноводные… Между рыбами и птицами находятся летающие рыбы. Между человеком и животными находятся обезьяны (если только мы не согласимся с Платоном, поместившим на это место женщину). Между животными и ангелами бог поместил человека, частично смертного и частично бес­смертного, связующего этот материальный (низший) мир с миром небесным (божественным)» 12.

Нетрудно убедиться, что в этой концепции доминиру­ют три основные идеи: идея полноты мироздания, олице­творение щедрости «творца», идея качественной иерар­хичности сущего, градуированности мира (олицетворение идеи целостности и взаимозависимости частей творения), наконец, идея непрерывности (олицетворение постепенности переходов от низшего к высшему). Каждая следую­щая ступень имеет нечто, объединяющее ее с предшест­вующей, и одновременно атрибут, разъединяющий их и потому связывающий со следующей. Человеку в этой иерархии отведено особое место: он — связующее звено между антиподами — чисто материальными и чисто ду­ховными сферами мироздания. Он — конечная цель тво­рения— все это как две капли воды похоже на то, что мы читали у Дж. Фортескью (XV в.) и Дж. Мильтона (XVII в.).

Наконец, в «увещаниях», предназначенных для просто­народья, все эти принципы слились в идею целесообраз­ности и совершенства мироздания. Мы читаем: «Всемо­гущий бог создал и упорядочил все вещи на небесах, в воде и на суше в наиболее совершенном и превосход­ном порядке. В небесах он учредил различные степени архангелов и ангелов… Воды удерживаются и пролива­ются дождем в надлежащее время. Солнце, Луна, звезды, радуга, гром, молния, облака, птицы в воздухе сохраняют предписанный им порядок. Земля, деревья, злаки и травы и все виды животных сохраняют также свой порядок, времена года — зима, лето, месяцы, ночь и день сме­няются также в надлежащем порядке» 13.

Наконец, обратимся к Шекспиру.

На небесах планеты и Земля

Законы подчиненья соблюдают,

Имеют центр, и ранг, и старшинство,

Обычай и порядок постоянный.

И потому торжественное Солнце

На небесах сияет, как на троне,

И буйный бег планет разумным оком

Умеет направлять, как повелитель,

Распределяя мудро и бесстрастно

Добро и зло. Ведь если вдруг планеты

Задумают вращаться самовольно,

Какой возникнет в небесах раздор!