Сильнее страха
Шрифт:
Тоно, усмехаясь, повернулся к ней лицом, и посмотрел в упор пытливо и презрительно. Разумеется, он заранее приготовился услышать ложь…
Но Рене не решалась ответить. Солгать?… Не поверит. Сейчас он и правде-то не поверит. Он смотрит так, как если бы она была самым лживым и подлым человеком на свете. Придется сказать… часть правды. Это, конечно, не просто — рассказать ему все, что было можно рассказать, не вызывая лишних вопросов.
— Когда я работала на Базе… Во время моего большого второго рейса… Мы испытывали приборы и новою модель корабля, готовили отчеты…Наш корабль получил сигнал и сел на одну из окраинных планет. Как мы думали, нецивилизованную… но это было не так… Там весь мой экипаж погиб. Наш корабль приземлился быстрее, они
— Где это случилось?
— Не помню… И не хочу вспоминать!
Рене испугалась, она не ожидала, что он спросит об этом, хоть вопрос был логичен…Но после того, как она говорила об этом с Дрего… А ведь… он не спросил!..
— И что с тобой стало?
— Что?
— Я спросил, что стало с тобой после того, как экипаж погиб?
Во рту у Рене пересохло от мысли — этого Арс тоже не спросил! Не успел?.. Неужели в сравнении с собственными проблемами это для него, генерала безопасности ПВ, не так уж и важно? Или… он знает! Он все-таки читал ее отчет!?.. Видимо, именно на это он и намекал ей все время… Но почему сейчас, а не тогда он предложил ей свою помощь?..
— Ну?
— Я попала в плен.
— В плен? К местным планетникам?
— Не совсем… они… Это небольшая цивилизация… их предки основались на планете всего несколько веков назад.
В отчете она написала ясно, они владеют опасными технологиями… Неужели, он не поверил? Или, он… знает про Эгорегоз не из ее отчета?!.. Неужели Дрего сам уничтожил ее отчет, потому что ему приказали… и он боялся?.. только кого? Эгорегоз или Совет Базы?..
— И сколько времени ты находилась в плену?
— Почти два года.
Нет, нет, не может быть, чтобы он знал… был замешан!.. Генерал-командор, второй министр безопасности Познанной Вселенной!.. Тогда у нее совсем нет надежды! И не только у нее.
— Ты была у них в рабстве?
— Да… Нет. Не совсем.
— Не понимаю! Как это «не совсем»?… Черт побери, хватит тянуть резину, скажи мне все, наконец! Рене!
Встревоженная его нетерпеливым возгласом, Рене, наконец, взглянула на него. Тоно теперь сидел, повернувшись к ней. На лице его, кроме нетерпения, как ни странно, отражалось участие. Судя по точным движениям и четкой речи, он был вполне трезв.
— Я была… объектом исследований в лаборатории. И не только я… Они исследовали всех, кого захватили живыми.
— Кто они?
— Не знаю. Нелюди.
Тоно помолчал, потом спросил тихо:
— Как это, исследовали?
Рене поежилась. Больше всего ей хотелось сейчас убежать. Как найти слова… как сказать, объяснить такое!.. Но рано или поздно он спросит снова. Лучше уж сейчас.
— По-разному, в зависимости от программы исследования…
— Они… мучили вас?
Рене снова поежилась. Сказать «да» было так трудно, точно признаться в плохом поступке. Странно, но она сейчас испытывала чувство вины, точно она являлась сообщницей тех чудовищ. Ну уж нет!..
Эта мысль помогла ей побороть себя, преодолеть стену молчания, за которой она жила, и слова, и что еще хуже, мысли вырвались на свободу.
— Они ставили на нас опыты. И, в основном, без использования обезболивающих средств… Одни из них относились к пленникам как… к лабораторным объектам, с чьими чувствами не имеет смысла считаться, многие наверное вообще не верили в то, что они испытывают что-то. Другим для исследований или для собственного удовольствия было важно доставить боль… Вообщем, они изучали чувства, эмоции, возникающие при разных видах и степенях болевого порока. А некоторые просто наслаждались страхом… постоянным страхом. Там, в лаборатории… не было ничего человеческого… Только боль. И страх пред болью. И снова боль. Каждый день… и почти каждую ночь!
Неожиданно, видимо, от воспоминаний, или оттого, что она впервые говорила об этом, у Рене началась паника. Дыхание остановилось, словно она оказалась под водой, без воздуха, и она вскочила, желая найти спасительный угол подальше от него и его вопросов. Но Тоно тоже вскочил с ней одновременно, и обхватил ее плечи, не давая убежать.
— Пусти!.. пусти меня!
— Все, все… Тише… Рене, Рене, успокойся! Ты же здесь, со мной, в безопасности… Не надо, не вырывайся!..Тише! Тише. Не бойся, никто больше не причинит тебе боли, никто! Я не позволю!
Тоно и сам немало испугался. Господи, и он тоже мучил ее, продолжал мучить, когда она и так столько вынесла в плену!.. Вот откуда этот ад в глазах и безумный страх, когда он касался ее!.. Он обнял ее, беспомощно бившуюся в его руках, прижал к груди и просто ждал, когда пройдет паника. Рене, осознав, что он не даст ей сбежать и забиться в угол, все же сделала над собой усилие. Она опасалась, что сейчас ее тело продемонстрирует ему наглядно результат пребывания в плену, по коже волной пойдут пятна… Боже, только не это! Рене, подавляя панику начала, дышать, сосредоточившись на расслаблении мышц. Сначала каждый вдох давался с огромным трудом, но потом спазм прошел. Тогда пришли слезы. Она не плакала с тех пор, как написала отчет, и поняла, что, никто ей не поможет… Но теперь мысли были другими, и слезы тоже, они не жгли глаза, не надрывали душу… они пролились опустошающим ливнем, принеся некоторое облегчение. Потом стало тихо. И вдруг, так странно!.. Она услышала, как ритмично бьется его сердце. Сильно, но не быстро… надежно. Приступ паники прошел. Ей вдруг стало хорошо, вот так довериться кому-то, признать свою беспомощность и услышать эти близкие и далекие звуки… она не помнила, когда раньше слышала пульсацию сердечной мышцы, но звуки были знакомыми, и звучали хорошо… ровно… точно зла вокруг и не было вовсе. Точно кто-то очень большой взял ее под свою защиту, очень сильный.
Она слушала его сердце, а Тоно, чья душевная буря была ничуть не слабее, с трудом успокаивал свои собственные мысли и чувства.
Хуже всего было то, что он не имел подобного опыта… Черт, он знал стольких женщин, но что в этом было проку, если эта так от них всех отличалась!.. И все же, она… она просто испуганная женщина, почти ребенок, который нуждается в помощи! Она же все еще боится, боится боли, и тех нелюдей… Еще бы, пережить такое!.. Не всякий мужчина вынес бы это. Кроме жалости, Тоно почувствовал еще уважение к ее стойкости — столько времени жить со страхом прошлого, и все же жить!.. И кроме восхищения и острой жалости к ней, он чувствовал еще что-то, названия которому не смог подобрать сразу. Это немного беспокоило его. Он словно что-то терял… Тоно понял, что неожиданно открыл дверь в своей душе до сих пор надежно закрытую и спрятанную. Да что говорить, он и не подозревал, что она там есть, поэтому так неосторожно и открыл… И лавина чувств хлынувших оттуда совершенно погребла его под собой. Он уже начал понимать, что не сможет все вернуть назад, и ему еще предстоит научиться жить с этими переживаниями… А вслед за этими мыслями к Тоно пришло опасение, что все это, его чувства, жертвы — ни к чему, и совершенно неуместны и напрасны!.. И он выставляет себя глупцом, испытывая жалость к такой женщине — она обманула его уже не один раз, и еще обманет, если понадобиться… И тут же он почувствовал стыд за свой страх. Он верил, в этот раз она не лгала!.. Такое не солжешь. А тогда, раньше, лгала, потому что иначе не могла, она боялась!.. Она и теперь еще дрожит на его груди…
Он ощущал тепло от ее головы, тела, прижавшегося к нему трогательно и беззащитно, слышал ее плач, по-детски горький и такой близкий… Да, теперь он знал ее тайну, и все стало на свои места. Она оказалась обычной слабой женщиной, нуждающейся в защите и помощи! Господи, а он-то думал черте-что, и так поступал с ней!.. Но теперь все будет по-другому, все будет хорошо, все будет ладно. Он сможет защитить ее. Это точно.
— Тише, тише… Не плачь. Я помогу тебе.
Она молчала, изредка глубоко вздыхая, и Тоно вдруг подумал о том, что она, может быть, плачет по погибшим товарищам.