Случайная мама
Шрифт:
– Ты никак подумываешь в седле на шпагате сидеть? Так меня после балета этим вряд ли уже удивишь. А Ярость оглядываться не будет.
Я медленно выдыхаю.
– Потом разденешься, – говорит Яров. – Доверься. Все будет в порядке, и мы ненадолго.
Успокоившись, киваю. Отступаю, чтобы освободить дорогу этим двоим. А потом, уже когда мы выходим на улицу, наверное, от притока кислорода до меня вдруг доходит.
– Матвей Сергеевич, я говорила о том, чтобы переодеться, а не раздеться!
– Знаю. Но недаром это однокоренные слова. В некоторых обстоятельствах между ними разницы нет.
– Почему это?
– Итог все равно одинаковый.
А, ну вообще, да, когда переодеваешься, ведь все равно первым делом снимаешь одежду. Все логично и просто, это я тут себе накрутила. Как будто он только и думает, как бы увидеть меня обнаженной!
Очутившись на улице, конь принимается радостно ржать и нетерпеливо бить копытом. Посматривает на своего хозяина – мол, ну что, еще долго будем стоять? Нетерпеливый, пылкий.
Матвей Сергеевич ласково поглаживает его по шее, усмиряя. А потом как гаркнет:
– Илья! Ты там что, возле Ликера прилег?!
Конюх тут же выскакивает в охапку с седлом. Матвей Сергеевич бросает в его сторону взгляд.
– Видимо, не только прилег, а до сих пор не проснулся, если предлагаешь мне в это усаживать леди!
Конюх извиняется и исчезает. Я поправляю сережки и приосаниваюсь. Через пару минут появляется другое седло. К моему удивлению, Матвей Сергеевич все делает сам.
– Может, ему нужно помочь? – спрашиваю я у запыхавшегося конюха, когда тот отходит в сторонку, ко мне.
– Я в смертники не записывался, – хмыкает тот.
– А от кого вы ощущаете такую угрозу? – любопытствую я. – От коня или всадника?
Я смотрю на Матвея Сергеевича и Ярость: они отлично справляются сами. Оба спокойны, выглядят адекватно.
– Им обоим под копыто лучше не попадать, – оценивающе взглянув на меня, делится конюх. – Не зря у коня кличка Ярофф.
– Ярость же!
– Так думает только Матвей Сергеевич.
Я начинаю смеяться. Негромко, чтобы не выдать маленькую тайну, которой со мной поделились. А что, имя очень даже подходит.
– Ира, – обернувшись, окликает меня Матвей Сергеевич.
И все. Уже не до смеха. Мне не до смеха. Конь ржет. А я нет. Смотрю ему на спину, пытаюсь прикинуть расстояние от земли до седла… И отправляюсь на деловые переговоры.
– Слушайте, – говорю я, подойдя к Матвею Сергеевичу, – а Ликер надолго прилег или его как-то можно взбодрить? Я чувствую, между нами установилась некая связь, не хотелось бы ее прерывать… И потом, это как-то неправильно: сначала на одном покаталась, теперь на другом…
– Ничего, – подбадривает меня Матвей Сергеевич, – он тебе эту измену простит.
– Я все-таки сомневаюсь…
Мой долгий-долгий убедительный монолог обрывается с моим испуганным выдохом, когда руки Матвея Сергеевича ложатся на мою талию.
– На случай, если вы планируете подбросить меня на лошадь, предупреждаю, – говорю я, обхватив его ладони своими, – бабушка считает, что я набрала парочку килограммов.
– Чую след от богатой женской библиотеки, – снисходительно взглянув на меня, усмехается Яров. – Он сел на лошадь, склонился, рывком закинул ее в седло впереди себя, и они унеслись вдаль, несмотря на то, что он наверняка вывернул себе все суставы… Автор, как и ты, из лошадей максимум видел Ликера.
– Есть еще вариант, когда она едет у него на коленях и он с силой прижимает ее к себе.
– Тут скорее очень стеснительный автор, который до этого писал только детские книжки. Потому что при этом раскладе маневра не остается, сидеть практически не на чем, и у мужчины значительно пострадает другая часть тела. Нет, милая, у нас такой чуши не будет. Я рассчитываю, что и руки, и эта часть тела мне еще пригодятся.
Надо признать, что его метод имеет свои результаты. Мне удается расслабиться и отбросить свой страх. Со второй попытки (ну и с помощью Матвея Сергеевича) я даже размещаюсь в седле!
– Вот так, – говорит он откуда-то снизу и, придерживая меня, располагает правильно мои ноги. – Шпагата не будет. И я очень постараюсь, чтобы мы обошлись без прыжков вниз. Нам ведь это не нужно?
Я киваю. Держусь изо всех сил и киваю. Только изумленно моргаю, когда он молниеносно запрыгивает на коня и оказывается у меня за спиной.
– Вам там удобно? – спрашиваю, взглянув на него.
– Тронут твоим беспокойством, но я же говорил: и руки, и эта часть тела мне еще пригодятся, поэтому я их буду беречь, – усмехается он.
Я отворачиваюсь. Вот еще! Мне-то какое дело, что он там сбережет или нет?
– Не переживай. – Его ладонь, оберегая, ложится на мою талию. – Мне гораздо удобней, чем Ярости.
К чести скакуна, если он и недоволен тем, что всадник значительно прибавил в весе, вида не показывает. Размеренным шагом, под управлением хозяина, начинает двигаться вдаль. Мне кажется, что у нашей прогулки нет цели, до тех пор, пока не удается рассмотреть на горизонте какое-то строение. Наверняка тот домик, в котором я уже раз бывала.
Еду, стараюсь не смотреть вниз и не думать, что подо мной животное, у которого своя голова и свой норов. И костерю про себя авторов любовных романов. В самом деле, пусть бы сначала сами попробовали…
Они скакали до самого вечера, пока не село солнце за горизонтом… А потом он взял ее за руку и они пошли по зеленому лугу, смеясь и улыбаясь друг другу…
Что?! Или они сели на лошадь за десять минут до заката, или это была не улыбка, а мученическая гримаса.
– Как тебе? – словно догадавшись, о чем я думаю, спрашивает Матвей Сергеевич.