Сон в красном тереме. Том 1
Шрифт:
Принимая чашку с чаем, Бао-юй улыбнулся и сказал, обращаясь к Фын Цзы-ину:
– Во время нашей прошлой встречи вы упомянули о том, что вам «несчастье помогло». Я все время с нетерпением ждал встречи с вами, чтобы узнать подробности, и явился по первому вашему приглашению.
– Уж слишком вы наивны, – засмеялся Фын Цзы-ин, – ведь это был только предлог, чтобы затащить вас к себе! Мне просто хотелось пригласить вас на рюмку вина, но я боялся, что вы откажетесь, и придумал эту уловку. Неужели вы приняли мои слова за чистую монету?
Все разразились хохотом. Затем было подано вино, и гости заняли места за столом. Сначала вино подавали слуги, но потом Фын Цзы-ин развеселился и приказал Юнь-эр поднести гостям по три кубка. От
– Если ты споешь новую песню, я готов ради тебя выпить целый кувшин вина! Согласна?
Юнь-эр ничего не оставалось, как взять в руки лютню, и она запела:
Люблю я двух юношей милых, Обоих оставить не в силах. Как только подумаю я об одном, на память приходит другой, И как они оба стройны и изящны собой, Поведать в словах не могу я. Вчерашнею ночью под чайною розой пришла я на тайную встречу ночную. Я там наслаждалась с одним, Мы пойманы были другим. Он нас захватил, мы собрались втроем, меня допросили, — Ни слова в ответ сказать не сумела я им.Она засмеялась и, обратившись к Сюэ Паню, проговорила:
– Ну что ж, теперь пей целый кувшин!
– За такую песню не стоит пить и полкувшина! – возразил Сюэ Пань. – Спой что-нибудь получше!
– Послушайте! – вмешался Бао-юй, вставая с места. – Так мы сразу опьянеем. Это неинтересно! Давайте я выпью большую чашку вина и отдам застольный приказ. Кто его не выполнит, будет пить подряд десять чашек да еще наливать вино для остальных.
– Верно, верно! – закричали Фын Цзы-ин и Цзян Юй-хань.
Бао-юй поднял чашку, осушил ее единым духом и сказал:
– Называю четыре слова: скорбь, грусть, счастье, отрада. Нужно сочинить на эти слова стихи и дать им объяснение, но только применительно к женщинам! Кто сочинит стихи, пьет кубок вина, исполняет новую песню, опять пьет, а затем на любую вещь, какую можно увидеть в этой комнате, цитирует написанные о ней древние стихи либо приводит цитату из «Четверокнижия» или «Пятикнижия», после чего опять выпивает.
Не дожидаясь, пока Бао-юй окончит, Сюэ Пань вскочил и запротестовал:
– Меня не считайте, в такую игру я играть не буду. Это он придумал специально, чтобы надо мной посмеяться!
Тогда поднялась Юнь-эр. Усаживая Сюэ Паня на место, она с улыбкой сказала:
– Чего ты боишься? Разве это помешает тебе пить вино, которое ты и так каждый день пьешь?! Неужели ты уступаешь мне в способностях? Ведь я тоже буду читать стихи. Если ты скажешь верно – хорошо, неверно – выпьешь несколько штрафных кубков. От них не умрешь! Или, может быть, ты не желаешь подчиниться застольному приказу и предпочитаешь выпить сразу десять чашек и наливать вино нам?
– Прекрасно! – Все захлопали в ладоши.
Сюэ Пань был вынужден сесть.
Когда все умолкли, Бао-юй стал читать стихи:
Женщине горе, Если одна в своей спальне она будет в весеннюю пору. Женщине мука, Если, супруга послав за чинами, долго живет с ним в разлуке. Женщине мило, Если прелестное личико утром зеркало ей отразило. Женщина рада, Если она на качелях летит в тонком весеннем наряде.– Изумительно! – тотчас раздались возгласы.
Только один Сюэ Пань покачал головой и произнес:
– Плохо. За такие стихи полагается штраф!
– Почему? – удивились все.
– Я ничего не понял из того, что он говорил, – ответил Сюэ Пань, – разве за это не штрафуют?
– Лучше думай о том, что будешь говорить сам, – ущипнув его, потихоньку шепнула Юнь-эр. – Если не сумеешь ничего сказать, мы тебя действительно оштрафуем!
Вслед за тем она взяла в руки лютню, и под ее аккомпанемент Бао-юй запел:
Кровавые слезы разлуки текут – не иссякнут, как красный горох упадая; Цветы и весенние ивы не все распустились, но башню резную скрывают. Никак не уснуть, если капли дождя за окном в ночной тишине застучали; Никак не забыть ни старой печали, ни новой печали. Нельзя проглотить из-за спазмы, сжимающей горло, ни риса, ни капли вина. И в зеркале в виде цветка водяного каштана моя худоба лишь видна. Сведенные брови морщин не разгладят своих, Никак не приходит рассвет у часов водяных. Увы! Как синие-синие горы, закрывшие дали, моя необъятна печаль; Она бесконечна, как эти лазурные воды, все время бегущие вдаль.Едва умолк голос Бао-юя, как все сразу закричали, выражая свое восхищение, и только один Сюэ Пань ворчал:
– Плохо, нет никакого ритма!
Бао-юй, не обращая на него ни малейшего внимания, взял со стола грушу, вновь осушил чашку и произнес:
Дождь ударяет по груши цветам возле закрытых дверей.Таким образом, он выполнил весь застольный приказ. За ним последовала очередь Фын Цзы-ина, и тот произнес:
Женщине мило, Если она в свои первые роды двух сыновей подарила. Женщина рада, Если, подкравшись, в саду меж цветов ловко поймает цикаду. Женщине горе, Если супруга ее одолели жизни грозящие хвори. Женщине мука, Если ее туалет прерывает буря то воем, то стуком.Затем Фын Цзы-ин поднял кубок вина и запел:
Ты очень собой хороша, Ты чувствами одарена, Ты ловко всегда извернуться сумеешь, бесовкою ты рождена; Ты если бы душу имела, богине была бы равна. Тому, что тебе говорю я, Ты верить никак не желаешь. Попробуй тайком обо мне расспросить, о чувствах моих разузнать. Тогда ты поймешь, как люблю я тебя, страдаю – а ты не страдаешь!